ЗАМЕНЯЕМЫЙ ФАКТОР
— А если так? — Андрес застучал по клавишам, отдавая приказ прибору.
— Не думаю, — покачал головой Ноанн и нажал несколько кнопок, после чего напарники уставились на экран.
На экране была видна комната, в которой помещались операционный стол, громоздкий металлический агрегат, раскинувший над столом гибкие "руки", водопроводный кран с раковиной и емкость для мусора. На столе лежал человек со вскрытой грудной клеткой. Этим человеком был я.
— Ты уверен, что мы поступаем правильно? — спросил Андрес. — Может, еще не поздно вернуть все, как было?
— Уже поздно, — отрезал Ноанн и постучал по другому экрану, где ломанными линиями змеились непонятные непосвященному графики. — Мы должны довести работу до конца, иначе получим чудовище. Либо труп.
Андрес вздохнул и снова набрал на клавиатуре какой-то приказ. "Руки" ожили, заплясали над моим телом, быстро проникая внутрь, что-то меняя — неуловимо, но безвозвратно. Какая-то странная горечь охватила меня. Как больно! Они там что, совсем сбрендили? Я метнулся в пультовую, где находились экраны, клавиатуры и двое ученых, и понял, что ничего не могу им сделать. Они меня даже не увидят. Н-да, есть существенные минусы во внетелесном существовании. Я вернулся к своему телу, завис над ним, вгляделся в пляску металлических "рук", пытаясь понять, что же они делают. Ничего не понял. Я ведь не ученый. Я писатель. Или?..

— Вот и все, — Андрес тяжело оперся о стол руками. — Давай, что ли, будить его, Ноанн?
— Да, пора уже, — покивал его напарник и ткнул пальцем в большую синюю кнопку. Дверь, отделяющая операционную от пультовой, с шипением отъехала в сторону.
Я пришел в себя и некоторое время лежал, пытаясь осмыслить изменения. Ничего пока не было понятно. Полностью разобраться мне не дали. Дверь открылась, и в операционную вошли Андрес и Ноанн.
— Все, Гер, — Андрес щелкнул чем-то на ребре стола, и зажимы, удерживающие мои руки и ноги, раскрылись. — Как шов, не болит? — Я потрогал грудь и отрицательно покачал головой. — Тогда вставай. Вот, мы тебе одежду принесли.
Я сел, и на столешницу рядом со мной шлепнулся пакет с такой же формой синего цвета, как и на ученых, только без опознавательных знаков.
— Чего сидишь-то? — проговорил Ноанн. — Не бойся, шов не разойдется. Вставай, одевайся.
— Я не боюсь, — вздохнул я. — Я пытаюсь понять, что вы со мной сделали.
— Потом займешься самокопанием! — панибратски хлопнул меня по плечу Андрес. — Оденься хоть.
Спорить с ними не хотелось. Я встал и не торопясь оделся. Что-то было неправильно, сильно неправильно, но я не мог понять, что именно.
— Что вы со мной сделали? — не выдержав, напрямую спросил я, когда мы шли куда-то по коридору.
— Сейчас расскажем, — пообещал Ноанн. — Не гони лошадей.
Вскоре мы пришли в помещение, которое правильнее всего было бы назвать столовой. Ноанн и Андрес усадили меня за стол, а сами пошли за едой. Вскоре Андрес вернулся и поставил передо мной тяжело груженный всякой снедью поднос.
— Пока все это не съешь, ничего не расскажем, — тоном лечащего врача сказал Ноанн, подошедший вслед за напарником. Он принес еду для себя и Андреса.
Я вздохнул и отхлебнул чая из кружки.
— Может не будем томить человека ожиданием? — предложил Андрес через некоторое время. — Расскажем прямо сейчас…
— Во время еды не стоит… — начал было Ноанн, но я перебил его:
— Человека? Но я же… — я запнулся, едва не выронив кружку.
— Да-да, — покивал Ноанн. — Ты теперь человек, как и все здесь присутствующие. — Он обвел рукой обеденный зал. — Собственно, это мы с тобой и сделали.
— Нет… Не может быть! — Не желая верить, я вслушивался и вслушивался в себя. Да. Хвостов и собачьих ушей не было. Бледно-золотистой шерсти — и подавно. И крыльев… Не было. На их месте торчали два коротких и тонких отростка, похожих на антенный радиоуправления.
— Может, может, — усмехнулся Андрес. — Правда, здорово?
— Здорово? Здорово?!
— Гер, спокойно, — произнес Ноанн. — Не этого ли ты хотел, когда заключал с нами договор? И ешь, ради Бога, не заставляй кормить себя насильно!
Я нехотя взялся за вилку. Не этого ли я хотел… С чего я вообще решился на эту безумную операцию? Зачем поучаствовал в проекте "Чужие души"? Теперь я хуже, чем мертв… я калека.
Память просыпалась медленно. Собственно, и не память даже — обрывки мыслей, образов, ощущений…

Осознание себя не человеком. Страх. Ветер. Понимание. Восторг. "У меня есть крылья!"
Поделился с родителями. Чужой страх. "Так не бывает!" "Никого это не интересует, родился человеком — соизволь им быть!"
Маска. Долгие годы маскировки под человека. Творчество. "Крылья, крылья! Сплошные крылья, сколько можно об этом писать?" — "Но я не могу иначе!" — "Все могут, а ты — нет?"
Носить маску больно. Это против природы. Как же надоело прятаться! А что, если маска станет лицом? Зачем мне здесь крылья? Все равно не могу летать.
Решено…

Вот, значит, как я оказался среди подопытных добровольцев. Первозданный Свет, что же я наделал?!
— Как?.. — я поднял глаза на Андреса и Ноанна. — Как вы это сделали? Крылья…
— Их больше нет, — подтвердил Андрес.
Вилка выпала из моих ослабевших пальцев. Я тихо завыл, обхватив голову руками и мерно раскачиваясь. Естественно, что я не заметил, как Ноанн, без лишних эмоций, достал из кармана шприц и вскрыл упаковку. Не заметил и осуждающего взгляда Андреса. Только почувствовал резкую боль в плече, и сознание поплыло в темноту…
Пришел в себя я в одиночной больничной палате, эдаком боксе с кроватью, сан-узлом, каким-то хитрым прибором и стеклянной стеной, открывающей вид на соседнюю комнату, похожую на давешнюю пультовую. Сквозь стекло мне был виден прикорнувший в кресле Андрес. Я встал с кровати и, подойдя, постучал по стеклу. Ученый встрепенулся, встал из кресла, улыбнулся, достал откуда-то микрофон.
— Очнулся? — раздался его голос в палате. — Превосходно! Как ты себя чувствуешь?
— Паршиво, — признался я. — Операция необратима?
— Да, — виновато покивал Андрес. — Что с тобой случилось вчера за обедом?
— Ничего, — глухо отозвался я. — Просто я понял, что добровольно искалечил себя.
— Искалечил? — Казалось, Андрес не понимал меня.
— Я думал, мне будет легче, если маска станет лицом. Увы, я ошибся. Страшно ошибся. Лучше бы я сразу покончил с собой…
— Гер, ты чего?.. — мой собеседник невольно подался назад.
— Андрес, где я нахожусь? — спросил я.
— В подвальных помещениях института. Что ты задумал?
— Ничего, — отстраненно произнес я. — Андрес, оставь меня в одиночестве, пожалуйста. Мне надо помедитировать.
— Хорошо, — не стал спорить тот. — Только не забывай, что за тобой все равно следят.
Я не ответил, отвернувшись от стеклянной стены. Через несколько секунд послышался звук опускаемой занавески. Я вернулся на кровать, лег, расслабился. Еще раз вслушался в себя. Должен быть способ вернуть мою суть на место! Иначе я либо сойду с ума, либо умру. То, что со мной сделали… это ведь как пришить маску к лицу. Настоящее лицо ведь не исчезает в этом случае. А значит, маску все же можно отодрать, пусть через боль и страх. Я глубже и глубже погружался в себя. Уверен, что смог бы сжиться с пришитой маской, позволив ей окончательно прирасти и заменить лицо. Такое ведь тоже возможно. Не этого ли я хотел? Но почему же тогда мне так не хочется этого сейчас? Вот эти два отростка — все, что осталось от некогда роскошных и сильных бледно-золотистых крыльев. Вот если бы не было и их, был бы повод для паники. Я чувствовал, что нахожусь не более чем в шаге от правильного решения. Еще немного глубже… Крылья! Я оказался прав. Крылья были отделены от меня, но никуда не исчезли. Значит, их можно прирастить обратно. Вот если бы я не принялся за дело сейчас… да, через пару дней и эта возможность исчезла бы. Я потянулся к крыльям, но тут меня грубо прервали.
Кто-то немилосердно тряс меня за плечи. Открыв глаза, я увидел, что это Андрес. Чуть поодаль от него стоял Ноанн. Вид его был мрачен, руки скрещены на груди.
— Очнулся? — хмуро проговорил он. — Не пытайся бежать в смерть, Гер. Будет только хуже. Мы можем сделать так, чтобы ты не смог уйти даже в поверхностную медитацию, чтобы даже задуматься ни о чем надолго не мог. Понимаешь? — Ноанн подошел ближе.
— Я и не пытался, — отозвался я, глядя в его холодные глаза. — Андрес, отпусти меня. — Тот разжал руки, и я сел, оказавшись с Ноанном лицом к лицу. — Я пытался исправить свою ошибку и вернуть себе свою суть.
— Твоя суть изменена, мечтатель, — отрезал Ноанн. — Обратное измерение невозможно. Ты теперь человек, Гер. Смирись.
— Через пару дней действительно станет невозможно что-либо исправить. А сейчас… Ноанн, Андрес, я ведь ничего у вас не прошу. Ничего! Только несколько часов покоя… Клянусь, что не умру.
— Ты уже чуть не умер. Ты бы самостоятельно не вышел из этого транса не вышел. Смирись, Гер.
— Вы не изменяете суть по-настоящему, — сказал я. — Вы просто пришиваете маски к лицам. А такую маску можно снять, хоть это и больно.
— Андрес, коли ему препарат, — устало вздохнул Ноанн. — Он уже просто бредит.
— Нет… — прошептал я. — Ноанн, не надо. Ты не понимаешь!
— Смирись, Гер, — повторил он. — Я уверен, ты скоро привыкнешь. Не этого ли ты хотел?
— Не этого… — эхом откликнулся я, откидываясь на подушку и наблюдая, как Андрес набирает в шприц какую-то прозрачную жидкость. На сопротивление не осталось сил. — В последний раз прошу, дайте мне всего несколько часов!
— Может, пойдем у него на поводу? — осторожно предложил Андрес.
— Я не хочу отвечать за его смерть, — бросил Ноанн. Андрес вздохнул и, перетянув мне руку жгутом, ввел мне в вену содержимое шприца. Я едва не задохнулся. С шумом втянув воздух, я ошалело уставился на ученых.
— Если я от чего-то и умру, то от подобных препаратов, — наконец выдавил я.
— Вздор, — отмахнулся Ноанн. — Все, идем, Андрес.
Андрес осуждающе покачал головой, но ничего не сказал и пошел за Ноанном. Уже у самой двери он оглянулся на меня и вздохнул. Потом он вышел, и дверь закрылась. Пиликнул электронный замок, и я остался один.
Уйти в медитацию я действительно не смог. Блокатор работал, и все мои усилия натыкались словно бы на каменную стену. Через несколько минут я выбился из сил и забылся тревожным сном.
Когда я проснулся, в комнате царил полумрак: большие лампы под потолком были выключены, горел только маленький ночник на прикроватном столике. Рядом с ночником обнаружился поднос с едой, чему я даже обрадовался. Есть и пить хотелось ужасно. Быстро умяв все, что было на подносе, не обращая особенно внимания на вкус, я снова вслушался в себя. Я надеялся, что действие блокатора кончилось, но надежда не оправдалась. Каменная стена была на месте. Но ведь не может быть, чтобы не было выхода! Я ударился о стену всей своей силой воли. Еще и еще раз. Бездумно и безнадежно, как рыба об лед. Я бился и бился, пока стена, наконец, не поддалась. Я вздохнул с облегчением и скользнул по проторенной дорожке к крыльям. Через несколько секунд я коснулся их. Крылья ожили, откликаясь. Мгновение — и они приросли на место. Я было обрадовался, но, вслушавшись, понял, что радоваться рано. Меня самого покрывала словно алмазная корка — она не давала ничего толком ощущать.
Та самая защита от чудес, что у большинства людей отрастает сама по себе.
Все оказалось гораздо сложнее пришитой маски.
Я застонал…

— Смотри-ка, Андрес, — проговорил Ноанн, — а он упрямый. Надо же, пробился сквозь блокатор. Молодец.
— Ноанн, зачем ты… мы… все это делаем? — Андрес недоуменно развел руками.
— Пусть ценит свои крылья, — холодно отозвался тот. — Не будем ему мешать, это, по-видимому, бесполезно.
— Ты тоже не-человек, — внезапно догадался Андрес.
— Да, — Ноанн повернулся к нему и посмотрел в глаза. Андрес отшатнулся. Глаза Ноанна были полностью желтыми с узким вертикальным зрачком. Андресу даже на миг показалось, что перед ним волк, черный, поджарый, хищный. — Более того, я антипод Гера.

…Отчаяние медленно сменялось яростью. Ну уж нет, я не сдамся! Ярость придала сил. Могучий крылатый пес с лохматой шерстью бледно-золотистого цвета встрепенулся и одним немыслимым усилием вырвался из навязанного извне облика, сметя все блоки и маски. Я стал самим собой. Собой настолько, насколько это вообще возможно! Ярость смешалась с восторгом, где-то рядом вспыхнул Первозданный Свет. Силы было столько, что я заорал что-то победное и бросился вверх, пробив на раз и потолок, и несколько сот метров земли над ним. Вырвавшись на поверхность, я ощутил ветер и, смеясь, поприветствовал его, как старого друга. Наконец-то!
Откуда-то я знал, что это Ноанн, холодный и расчетливый Ноанн, безумно рад этой моей победе, что он сейчас стоит у окна и удовлетворенно скалится, глядя мне вслед. И не было для меня в этот момент ничего правильнее этой радости.
29.10.2012 — 12.11.2012


и еще одна история:

***
— Ты знаешь, я когда-то был живым, — сказал Каменный Дракон.
— Правда? — я скептически приподняла бровь. — А сейчас, получается, ты не живой?
— Не язви, — поморщился он. — Я с тобой собираюсь поделиться самым сокровенным, а ты…
— Ну прости, прости, — я погладила его по лапе. — Так что ты хотел рассказать?
— Когда-то я был живым… — повторил Каменный Дракон и поднял морду к звездному небу. — Когда-то я мог летать… я был лучшим летуном своего народа, представляешь?
— Представляю, — кивнула я и тоже подняла морду к небу.
— Эх, да что ты можешь представлять… — тяжело вздохнул мой собеседник. — Бескрылая…
Я тоже вздохнула и привалилась спиной к его плечу. Звезды над нами были огромные, яркие, мерцающие. Казалось, они играют какую-то световую симфонию, зовут куда-то, просят, умоляют поддаться зову, улететь подальше от скучной, слишком надежной земли…
— Увы, — сказала я. — Моему народу крылья не даны. Но знал бы ты, как я хочу летать…
— Догадываюсь, — сказал Каменный Дракон. — Но сейчас и я все равно что бескрылый.
— Почему? — я покосилась на огромные серые крылья, складками скрывающие его спину.
— Да потому что я каменный, Лиерра! — воскликнул он. — Наличие крыльев еще не означает, что ты можешь летать! Нужно еще что-то… боюсь вам, кошкам, все равно не понять.
— А ты попробуй объяснить, — попросила я, заглядывая в янтарные глаза Каменного Дракона. — Вдруг я пойму…
— Я попробую, — снова вздохнул Каменный Дракон и замолчал, глядя в небо.
— Ну?.. — спросила я через некоторое время.
— Подожди, — сказал он, продолжая смотреть.
И что он там углядел? Я тоже посмотрела вверх, пытаясь понять. Звездная феерия затягивала, уводила, не отпускала… Я фыркнула, отводя взгляд. Мы молчали еще некоторое время.
— Как получилось, что ты стал каменным? — наконец не выдержала я. — И что это вообще значит — каменный?
— Вот, смотри. — Каменный Дракон протянул мне лапу. Я недоуменно коснулась жестких чешуйчатых пальцев и подняла на него вопросительный взгляд. — Ты смотри, смотри, — оскалился в грустной улыбке он.
И я продолжила смотреть. Через минуту мне показалось, что драконья кожа стала прозрачной и внутри ладони моего собеседника мерцает слабая искра.
— Что это? — спросила я.
— Камень, — вздохнул он. — Жидкий камень вместо огня и ветра. Когда-то, когда я был живым, я совершил глупость, последствие которой ты видишь сейчас.
— И из-за этого ты утратил способность летать? — Я все еще не понимала.
— Да, — кивнул Каменный Дракон. — Я предал свой народ. Предал стихию своего народа. Предал все, чем жили драконы! — Он со всей силы ударил кулаком в землю. Я отступила на несколько шагов — в земле образовалась приличных размеров яма.
— Жили? — осторожно спросила я. — Разве твоего народа больше нет?
— Ты видимо совсем ничего не знаешь… — горько сказал Каменный Дракон. — Мой народ ушел. Где-то там, среди звезд, далеко-далеко отсюда драконы обрели новый дом. Они вынуждены были уйти. А я… потерял способность летать.
— Что же это была за ошибка… — пробормотала я.
Каменный Дракон приблизил ко мне свою серую морду, заглянул в глаза, спросил:
— Ты действительно хочешь это узнать?
Я кивнула и погладила его по носу. Он сощурился, словно кот, и снова поднял голову к небу.
— Ладно, — донеслось до меня. — Я тебе расскажу. Я был живым, молодым и глупым. Сейчас и вспоминать не хочется, каким я глупым был. Больше всего на свете я любил жизнь. Больше всего на свете я боялся смерти. И вот, куда завел меня однажды мой страх…

…Рена-Тен, молодой двадцатилетний дракон светло-сиреневой масти, лучший летун всех Девяти Ареалов, уцепился лапами за очередной выступ скалы и огляделся. "Ого! — подумал он. — Так высоко я еще не забирался!" Он любил лазать по скалам, поднимаясь на огромную высоту без помощи крыльев, и прыгать оттуда, на некоторое время уходя в свободное падение. Вот и сейчас Рена-Тен, добравшись до более-менее широкой площадки, сел на хвост и восхищенно покрутил головой. Перед ним простирался великолепный вид на Ргахот, столицу Восьмого Ареала. Башенки, соединенные воздушными мостами, и широкие посадочные карнизы создавали сложный, но гармоничный ансамбль, однако оценить эту красоту можно было лишь с очень большой высоты. Мелькающие над городом разноцветные крылатые тени только усиливали эффект. Молодой дракон был заворожен открывшейся ему картиной, поэтому не услышал, а точнее не обратил внимание на звук отодвигаемого камня и стук когтей.
— Рена-Тен, — окликнул его приятный, но совершенно незнакомый голос. Рена-Тен оглянулся. Прямо за его спиной стояла изумительной красоты драконочка. С минуту он разглядывал ее. Тонкие лапы, подтянутый животик, точеная мордочка, острые рожки, изящная шея, полурасправленные крылья, длинный и тонкий, плетевидный хвост, отсутствие надхребетного гребня… Однако молодого дракона смутил цвет ее чешуи — серый, словно выцветший, безжизненный. За спиной драконочки виднелся черный провал в скале — вход в пещеру.
— Откуда ты взялась? — наконец проговорил Рена-Тен. — И откуда знаешь мое имя?
— Я много чего знаю, — обнажила клыки в улыбке драконочка. — Кстати, меня зовут Каа-Ри.
— Очень приятно познакомиться, — встал молодой дракон. Что ни говори, а Каа-Ри была более чем красива.
— Идем со мной, — позвала она. Рена-Тен даже не успел ничего подумать, лапы сами собой понесли его вслед за драконочкой в темную дыру пещеры.
— Куда мы идем? — запоздало поинтересовался он. Голос гулко отразился от каменных стен. Каа-Ри только рассмеялась в ответ.
Вскоре впереди показался свет. Бледно-синий, как от декоративных газовых ламп. Через несколько минут они вошли в просторную пещеру с куполообразным потолком. На стенах и потолке пещеры росли даже на вид острые кристаллы. Они и наполняли бледно-синим светом все помещение. Пол был покрыт каким-то странным красноватым мхом, мягким и упругим на ощупь. По нему было очень приятно ступать, и Рена-Тен улыбнулся своим ощущениям. Каа-Ри заметила его улыбку.
— Тебе нравится здесь? — поинтересовалась она.
— Да, — признался молодой дракон. — Что это за место?
— Святилище одного очень древнего божества… — задумчиво сказала Каа-Ри. — Садись, Рена-Тен, поговорим.
— Зачем ты привела меня сюда? — Рена-Тен сел, продолжая разглядывать пещеру.
— Чтобы открыть тебе одну тайну. — Драконочка обошла вокруг Рена-Тена, шепнув ему на ухо: — И исполнить самую сокровенную твою мечту…
— Что ты можешь знать о моей мечте? — молодой дракон почувствовал раздражение.
— Спокойно, Рена-Тен, спокойно… — мурлыкнула Каа-Ри. — Я долго приглядывалась к тебе, пока ты лазал по моим горам. Я смотрела твою душу и знаю твои мечты и мысли. Я знаю, что твоя самая сокровенная мечта — это мечта о бессмертии, как бы банально это не звучало. Вслушайся в себя, и ты поймешь, что я не ошибаюсь.
Рена-Тен вслушался. Драконочка была права, полностью права. Он слишком любил жизнь и слишком боялся ее потерять. Он был готов на все ради бессмертия.
— Кто ты? — тихо спросил молодой дракон.
Каа-Ри встала перед ним на задние лапы и распахнула крылья, оказавшиеся узкими и длинными, словно крылья чайки. Рена-Тен запрокинул голову, глядя в запылавшие мертвенно-желтым светом глаза драконочки.
— Я живое воплощение великого Каранориса, бога подземного царства! — раскатился ее голос по пещере. — Я его глаза и уши на земле!
Молодой дракон вжался в покрывающий пол мох, такой силой повеяло от Каа-Ри. А драконочка тем временем продолжала:
— Мой господин давно искал подобного тебе, Рена-Тен. Сильного молодого дракона, который не побоится пожертвовать многим, если не всем, ради бессмертия. Ведь именно бессмертием Каранорис, Каменный Бог, платит тем, кто помогает ему в деле его. Скажи теперь, Рена-Тен, готов ли ты помочь моему господину?
— Что надо делать?! — крикнул молодой дракон. Ему заложило уши, он не слышал собственного голоса, кровь стучала в висках. Его лихорадило от дикого накала эмоций.
— Встань и подойди ко мне, — приказала Каа-Ри. Рена-Тен встал и сделал несколько шагов к все еще стоящей на задних лапах драконочке. — Я, преданная слуга великого Каменного Бога, не могу быть его аватарой, в силу того, что я женщина. Я обещала моему господину найти ему подходящее вместилище для пребывания в подлунном мире. И нашла. Тебя, Рена-Тен. Итак… готов ли ты впустить в свое тело Каранориса, Каменного Бога?
— Эммм… я хотел бы спросить! — дрожащим голосом произнес молодой дракон. — Что нужно Каменному Богу в подлунном мире?
— Это не нашего ума дело, — ответила Каа-Ри. — Каранорис слишком велик, чтобы мы могли понять его замыслы. Так что, ты готов, Рена-Тен?
— Да! — выпалил Рена-Тен, завороженный ее взглядом. Драконочка положила передние лапы ему на плечи и, приподняв голову молодого дракона свободным пальцем крыла, поцеловала его в губы. О, что это был за поцелуй!.. Мир Рена-Тена взорвался сотнями цветных искр, которые постепенно серели и гасли. Он не видел ничего, кроме этих искр и горящих мертвенно-желтым огнем глаз Каа-Ри. Молодой дракон чувствовал, как что-то вползает в него через губы драконочки. Что-то холодное, чуждое. Он хотел вырваться, закричать, броситься прочь, но с ужасом осознал, что тело больше не повинуется ему. А через несколько минут погасло и сознание, усыпленное Каменным Богом.
Существо, от которого отступила, облизываясь и почтительно склонив голову, Каа-Ри, уже не было Рена-Теном. Светло-сиреневая чешуя стала каменно-серой. Из глаз исчез блеск, они стали равномерно, матово-черными. Существо оглядело себя, и в глазах заплясало яростное веселье. Оно вскинулось на задние лапы, раскинуло крылья и захохотало. Драконочка вжалась в мох точно так же, как Рена-Тен несколько минут назад.
— Приказывайте, повелитель… — пролепетала она, глядя на существо снизу вверх. Существо брезгливо оглядело Каа-Ри и снова расхохоталось.
— Я знаю, чего ты хочешь и на что надеешься! — прогремел его голос под сводами пещеры. — И сейчас ты получишь все, чего так долго жаждала!
Одним слитным движением Каменный Бог в драконьем теле бросился на нее, грубо заваливая на спину, ломая и рвя крылья. Каа-Ри закричала от боли, но в ее глазах горела фанатичная, безумная радость. Они слились в безумном танце плоти. Теперь драконочка кричала почти не переставая, крики восторга сменялись криками ужаса. Наконец Каранорис взмахнул лапой, и голова Каа-Ри отлетела к дальней стене пещеры. Каменный Бог отошел от еще дергающегося тела и, удовлетворенно посмеиваясь, направился к выходу. Выйдя на свет, он сел, точно так же, как сидел всего несколько часов назад Рена-Тен, и принялся слизывать с себя кровь, то и дело поглядывая на город внизу. Там были драконы. Много драконов и драконочек, не подозревающих, что им уготовано судьбой. А сколько еще драконьих городов на этой планете! Каранорис сощурил глаза в предвкушении. Все его естество требовало крови. Драконьей крови и предсмертного пламени. Он расправил и сложил крылья. Он знал, что не сможет лететь, да и неведома была жажда полета богу подземного царства. Каменный Бог приказал земле нести себя, и она повиновалась. Через несколько минут он был уже у окраинных строений Ргахота. Возле него тут же приземлились два дракона-таможенника — синий и желтый.
— Кто ты и зачем идешь в город? — спросил синий.
— Кстати, почему ты именно идешь, а не летишь? — поинтересовался желтый.
— Я вам сейчас покажу… — оскалился Каранорис. От его голоса таможенников мороз пробрал до самых костей. Но они не успели ничего предпринять. Каменный Бог взмахнул лапой, и та чуть ли не по локоть ушла в грудь синего дракона. Желтый попытался взлететь, но Каранорис бросился на него, прижал к земле и принялся душить. Несчастный дракон царапал когтями серые пальцы, но убийца только скалил клыки в улыбке. Было видно, что он испытывает удовольствие, убивая, наблюдая панику в глазах жертвы. Наконец желтый дракон изогнулся, и из его глотки вместе с предсмертным хрипом вырвался лепесток огня. Бог подземного царства вдохнул его и отошел от мертвого тела. В городе его ждали тысячи жизней, и он жаждал их взять.
Несколько драконов, летавших над Ргахотом, видели жестокую расправу Каранориса над таможенниками и поспешили предупредить главу города. Однако тот не поверил очевидцам. Нелетающий дракон, убивающий других драконов? Святой Создатель, ну и чушь! Но вскоре глава столицы Восьмого Ареала на личном опыте убедился, что это далеко не чушь. Повинуясь приказу Каменного Бога, земля вздыбилась, руша дома и мосты. Сотни драконов в панике бросались в небо, многие уносили в лапах и на спинах самых маленьких драконят и не способных уже летать стариков. Но много было и тех, кто был покалечен рушащимися зданиями или попросту забыт. Каранорис чувствовал жизнь, как акула чувствует кровь, и нашел каждого. Никто из оставшихся в разрушенном городе не остался в живых, и никто не был предан легкой смерти.
— Они все будут моими… — произнес Каменный Бог, глядя туда, куда улетели беженцы. — Все до единого! — И он в который уже раз за этот день рассмеялся, запрокинув голову.
Раскинув энергетические щупы, Каранорис ощутил ближайший город. Беженцы еще не добрались до него, город еще ни о чем не подозревал и был спокоен. Бог подземного мира удовлетворенно рыкнул и приказал земле нести себя туда.
Страшная новость почти мгновенно облетела планету. Драконы паниковали. Кто-то улетал из городов в леса и горы, надеясь, что там их не найдут. Но для Каменного Бога поиск таких беглецов был всего лишь дополнительным развлечением. Паника нарастала с каждым днем. В дикой спешке заканчивалось строительство космических кораблей дальнего следования. Они должны были сойти с верфей не раньше чем через полгода, но в свете кровавых событий работы были завершены в считанные недели. Драконы загоняли себя до смерти на верфях, не давая себе времени ни на еду, ни на сон. Никому не хотелось стать жертвой Каменного Бога. Страшный нелетающий дракон уничтожил уже больше половины населения планеты, и его силы росли с каждой забранной жизнью. И он бесился, чувствуя, как обрываются ниточки жизни то одного, то другого дракона. Ведь это не он обрывал их, а значит, ресурс расходовался зря.
— На что они надеются? — негодовал Каранорис. — Глупцы! В космос собрались! Ничего, я достану их и в космосе!
Он упивался своей силой, бурлящей энергией чужих жизней, чужого пламени. Упивался своим растущим с каждым днем могуществом. И это подвело его. Каменный Бог переоценил свои силы. Жалкие остатки крылатого народа, не больше сотни тысяч душ, успели покинуть планету. Однако именно этой сотни тысяч и не хватило для того, чтобы Каранорис смог дотянуться до других обитаемых миров. Когда Каменный Бог понял свой промах, он чуть не разрушил планету от ярости. Он бесился, кроша в песок горы и топя материки. В конце концов, заемная сила кончилась, и Каранорис был вынужден покинуть тело Рена-Тена.
Молодой дракон очнулся посреди пустыни, почти засыпанный песком. Во рту было сухо и стоял неприятный привкус застарелой крови. Рена-Тен застонал и попытался встать. Получилось с трудом. Он сделал шаг и упал — лапы подкосились.
— Где я?.. — прошептал молодой дракон непослушными губами. Шелест песка был ему ответом. Рена-Тен собрал силу воли в кулак и пополз вперед. Несколько раз он терял сознание, но приходил в себя и снова полз. Он не знал, куда он ползет, но надеялся, что там, впереди, есть вода. Каждый раз, проваливаясь в небытие, молодой дракон надеялся, что уже не очнется. Но его надежды раз за разом обманывались. Пребывание в его теле бога, пусть и такого, как Каранорис, сделало Рена-Тена бессмертным.
Наконец он добрался до маленького мутного озерца. Захлебываясь и фыркая, молодой дракон напился. Вода была теплой и гадкой, но это не имело никакого значения. Она придала сил Рена-Тену. Молодой дракон поднялся на лапы и сделал несколько шагов, все еще пошатываясь. Расправил и сложил крылья. Стиснул зубы и побежал по песку, стараясь взлететь. Но ветер не желал принимать его крылья. Казалось, ветер старается прижать молодого дракона к земле, казалось, он кричит: "Тебе не место в небе!"
Рена-Тен вернулся к озерцу и вгляделся в свое отражение. Не веря своим глазам, он коснулся собственной щеки и отдернул лапу. Чешуя была мертвенно-серой. "Как у Каа-Ри," — подумал он. И тут волна воспоминаний накрыла молодого дракона. Он вспомнил и осознал все, что творил Каранорис с его народом. Отчаяние и боль захлестнули сознание. Рена-Тен в судорогах забился на песке. Его крик был слышен, наверное, за многие сотни километров, но некому было этот крик слышать. Ярость Каменного Бога почти уничтожила жизнь на планете. Молодой дракон был единственным разумным существом здесь. И только где-то очень далеко остались, выжили не смотря ни на что, какие-то звери и растения. Но Рена-Тен не знал об этом. Боль заполнила все его существо, и это состояние продолжалось долго, очень долго…
А потом в жилах Рена-Тена застыл камень, и боль исчезла. Точнее, исчезла сама возможность чувствовать боль. Сначала дракон, которого уже нельзя было назвать молодым, вздохнул с облегчением. И только потом он осознал, что камень в жилах поставил точку в его жизни. Той самой, настоящей жизни, которую он так боялся потерять.
Рена-Тен умер. Каменный Дракон родился. Он шел вперед, не жалея лап. Шел, не обходя гор, пересекая моря по дну. Шел, пока не добрался до одного из немногих островков жизни и остался там. Он наблюдал, как жизнь поднимает голову, оправляется после кровавой пляски Каменного Бога. На его глазах родился и окреп новый народ, предками которого стали большие полосатые кошки. Каменный Дракон поклялся себе, что не допустит еще одного выхода в мир бога подземного царства. По крайней мере на этой планете. Он был уверен, что почувствует, стоит только ростку ужасной религии Каранориса пробиться среди нового народа.

— Вот так все и было, — вздохнул мой серый собеседник, снова поднимая морду к небу. — Много тысяч лет прошло со времени этих событий, но память моя свежа, хоть я и не могу больше испытывать чувства. Ну, почти не могу. Когда я смотрю на звезды, меня касается тень тоски…
Я ничего не сказала. Встала, прошла между передних лап лежащего дракона и прижалась к его груди, пытаясь обхватить руками шею. В глазах стояли слезы.
— Ты чего, Лиерра? — изумился он.
— Ты оживешь, Рена-Тен, — прошептала я. — Обязательно оживешь, я верю!
— Хорошая моя… — Каменный Дракон поднял лапу и осторожно прижал меня к себе. — Как будет хорошо, если ты окажешься права. Время покажет…
Я подняла голову и увидела, что мой собеседник едва заметно улыбается, а в глазах его отражаются звезды. Свет далеких солнц будто впитывался в глаза Каменного Дракона, и когда он посмотрел на меня, мне показалось, что звезды все еще отражаются в них.
20.12.2011-8.01.2012

 

По моему, хорошо получилось. Оба рассказа довольно глубоки, с моралью, с идеей.
Это, конечно, моё субъективное мнение, но мне кажеццо, что если бы в первом рассказе более подробно раскрыть вопрос "Почему главгерой захотел не отличаццо от людей настолько сильно, что даже пошел на рискованную операцию?", конфликт рассказа был бы преццтавлен более ярко.
 

спасибо, Чинк.
ответ на вопрос... я думаю, об этом задумывались если не все, то многие из не-людей и просто иных, поэтому оно довольно очевидно...
 

Глубокие и довольно печальные истории.
 

ух... ну все, понесло меня. вот вам начатки, как минимум, повести. очень важно мнение.

ПЕРО. (название рабочее)
— Лохматый! Лохматый, погодь!
Я нехотя оглянулся на голос и поморщился. За мной семенил Пасюк, известный на весь город пьяница. Видеть его мне совершенно не хотелось, разговаривать — тем более. Ни сейчас, ни когда бы то ни было вообще. Однако ж я остановился и подождал его.
— Чего тебе? — спросил я, когда Пасюк поравнялся со мной. — Денег не дам.
— Да я не за этим! — махнул лапой он, едва не оцарапав мне предплечье. — Дело есть, Лохматый.
Некоторое время я рассматривал его со смесью брезгливости и жалости. Длинный, голый, неимоверно грязный крысиный хвост волочился за ним. Темные блестящие глазки все время бегали, ни на чем не останавливаясь дольше, чем на несколько секунд. Усы постоянно подрагивали. Округлые уши были настороженно подняты в мою сторону. Шерсть на морде и лапах была так же неимоверно грязна, как и хвост, и ее цвет не поддавался определению. А одет пьяница был в какие-то рваные тряпки, найденные, похоже, на помойке.
— Дело? — я скептически приподнял бровь.
— Да-да! — Лапы Пасюка забегали по лохмотьям. Наконец он вытащил откуда-то из их складок продолговатый сверток в полторы ладони длиной и протянул мне. Я принял сверток и, не скрывая отвращения, развернул засаленную тряпицу. Ого! Уж такого я точно не ожидал. В моих лапах лежал короткий кинжал с простой деревянной рукоятью и в черных кожаных ножнах. Отбросив тряпицу, я осторожно вытащил клинок из ножен. Лезвие сверкнуло серебром в свете фонаря, под которым мы стояли. Тут у меня почти против воли вырвался тихий вздох восхищения. Клинок был выкован в форме пера. Соответствующий чеканный рисунок только довершал сходство.
— Откуда это у тебя? — быстро спросил я.
— Нашел! — Глазки Пасюка забегали еще быстрее, усы, напротив, замерли, уши опустились.
— Где? — я вложил кинжал в ножны.
— Там же, где и все нахожу, — на помойке. — Пьяница явно досадовал, что я не смог догадаться.
— И что ты хочешь от меня?
— Я знаю, ты его купишь! И заплатишь неплохую цену, — глаза Пасюка алчно блеснули.
— А вдруг он краденый? — прищурился я, хотя и знал, что Пасюк сказал правду. Однако просто так подобные вещи на помойку не попадают…
— Нет, что ты, что ты! — замахал он на меня лапами, снова едва не оцарапав.
— Хорошо, — сдался я и отцепил от пояса кошель. Отсчитав пять монет серебром, я протянул их Пасюку: — Вот.
Пьяница проворно схватил деньги и, даже не пересчитав, вприпрыжку бросился прочь, вскоре исчезнув в полумраке. Я остался один на один с Пером, как я окрестил про себя кинжал. Немного повертев его в лапах, примерившись к рукояти, и, повесив оружие на пояс рядом с кошелем, отправился домой.
Дома зажег свечу и сел за стол, положив свое приобретение перед собой. Было в кинжале что-то странное. Казалось, серебряные всполохи время от времени пробегают по нему независимо от источника света. Я провел над клинком ладонью, сосредоточившись на сканировании. Тот откликнулся теплой волной. Ну надо же! Живой. Обычно, такими делают мечи или боевые топоры, но о живых кинжалах я никогда даже не слышал. Незаметно для себя, я залюбовался клинком. Настоящее произведение искусства! Работа великого мастера, без сомнения. Таких мастеров было довольно мало, я знал многих из них если не лично, то понаслышке. Внимательно обследовав кинжал, я нашел то, что искал: клеймо. Как и положено, у основания клинка, были выгравированы два распахнутых крыла, заключенные в круг. Однако этот знак не был мне знаком. Проведя еще некоторое время в тщетных попытках догадаться о личности мастера, я вложил Перо в ножны, задул свечу и уснул, едва забравшись под одеяло.
Наутро, только открыв глаза, я было закрыл их, предвкушая долгое и приятное пробуждение по случаю выходного дня, как вспомнил о кинжале, и меня словно подбросило на кровати. Я вскочил, бросил взгляд на стол — Перо был на месте. Слава Создателю! Не приснилось, не придумалось, — случилось. Мне захотелось тут же взять кинжал в лапы, но я заставил себя пойти в ванную. Там я умылся и, опершись на раковину лапами, вгляделся в свое отражение в зеркале. Не удивительно, что меня прозвали Лохматым! Я даже усмехнулся. Мои черные, не в тон шерсти, волосы торчали в разные стороны, и с этим ничего было нельзя поделать.
Думаю, настало время сказать несколько слов о себе. На самом деле меня зовут Ферк. Я — плод торопливой любви женщины кошачьей расы и мужчины-лиса. К счастью, я больше похож на отца. У меня вполне лисья внешность, включая пушистый хвост. Только уши больше, чем у обычных лисиц и цвет шерсти не рыже-коричневый, а светло-серый с прочернью. Желтые глаза с вертикальным зрачком. Втяжные когти. Движения — скорее кошачьи. Люблю лазать по крышам и деревьям. Мать отказалась от меня через несколько часов после рождения. Как выяснилось потом, она надеялась, что я буду похож на нее. А отец, напротив, обрадовался и взял надо мной опеку. Однако я не оправдал и его ожиданий. Я не смог стать настоящим лисом. В конце концов отец начал пить (собутыльником ему служил, как можно догадаться, все тот же Пасюк) и вскоре погиб на трассе под колесами случайного грузовика. За каким чертом его понесло на трассу, в последствии не смог объяснить ни Пасюк, ни судмедэкспертиза. Вот, пожалуй, и все.
На случай, если эти записи попадут к читателю, не знакомому с народом, к которому я принадлежу, поясню кое-что. Хоть генотип у всех эфриди един, внешний облик их разнообразен до крайности. Выделяют несколько рас в рамках одного вида: кошки, лисы, волки, летучие мыши, собаки, грызуны, куньи, медведи и дельфины. Нередки и полукровки вроде меня. Полукровкам во все времена жилось сложнее, чем распоследней крысе. Надо сказать, мне в этом смысле повезло. То, что я полукровка, бросается в глаза не сразу. Шерсть — не в счет, окрас в пределах расы может варьировать в довольно широком диапазоне. Мне всегда удавалось найти работу, получить некоторую сумму и уволиться прежде, чем там понимали, кто я на самом деле. На жизнь вполне хватало. Совсем недавно я даже стал откладывать часть денег — не на черный день, а на непредвиденный случай вроде неожиданного путешествия. Вот часть из них и пригодилась вчера — купить кинжал.
Вспомнив о кинжале, я вернулся в комнату и наконец-то взял Перо в лапы. Казалось, клинок обрадовался моим прикосновениям, как зверь радуется ласке хозяина. Я удивленно вскинул брови. Вынул кинжал из ножен, улыбнулся в ответ на серебристый блик, пробежавший по лезвию, и снова вгляделся в клеймо. Нет, все равно не знакомо…
Я положил клинок на стол, достал бумагу и карандаш, быстро зарисовал клеймо, сложил лист, засунул его в нагрудный карман рубашки. Я знал, к кому можно обратиться за помощью: рядом со мной жил старый коллекционер и большой знаток холодного оружия, седой медведь Барлак. Оставлять Перо дома не хотелось. Поэтому, одевшись, я накинул плащ и спрятал его в одном из потайных карманов. Наконец я покинул свою скромную квартирку и отправился в соседний подъезд, к Барлаку.
Мир, в котором я жил, был парадоксален, но по-своему гармоничен. Дома — многоэтажные, основное население живет в городах, давно изобретены и огнестрельное оружие, и разнообразные машины, но большинство передвигается на лошадях и предпочитает хороший меч револьверу. И сейчас, в век развития технологий и науки, можно было легко нарваться на дуэль или встретить на дороге странствующего менестреля. Это не было странностью, это было нормой. Как, впрочем, и доходящая порой до фанатизма любовь некоторых эфриди к машинам.
Седой медведь очень удивился моему визиту, но в квартиру пустил и предложил расположиться в гостиной, а сам утопал на кухню, готовить чай с медом. Я устроился в кресле, достал из кармана рисунок и принялся оглядывать комнату. Да, не в пример богаче, чем моя… Ну да заинтересовала меня не роскошь. Вдоль стен стояли застекленные витрины, в которых лежали метательные и охотничьи ножи, кинжалы, боевые когти. На стенах висели мечи, топоры куньей работы, сабли, шпаги и другие клинки, названий которых я не знал.
Вскоре вернулся Барлак, поставил поднос с двумя чашками и тарелкой печенья на журнальный столик, устроился на диване рядом с креслом, где сидел я.
— Итак, — начал он, — что ты хотел у меня спросить, сынок?
Я протянул ему листок:
— Скажите, Барлак, вам знакомо это клеймо?
Он осторожно взял бумагу в лапы и вгляделся в рисунок. На морде медведя проступило выражение глубочайшего удивления пополам с неверием. Я весь напрягся и подался вперед. Прошло несколько длинных минут. Наконец Барлак сказал, обращаясь как бы к самому себе:
— Но это же невозможно… Я считал, все работы мастера Тарга из племени росомах давным-давно утеряны, забыты, уничтожены… Ферк, где ты видел этот рисунок?
Я замялся. Открывать тайну Пера не хотелось. Но в глазах серого медведя была такая надежда — даже не на чудо! — на невозможное, что я, наконец, сдался. Откинув полу плаща, я достал кинжал и протянул его Барлаку. Тот принял его у меня осторожно, чуть ли не с благоговением, вынул клинок из ножен, внимательно оглядел. И тут его морда словно бы осветилась изнутри.
— Да, да, — забормотал седой медведь, — да, это он… кинжал работы Тарга, утерянный около тысячи лет назад. Где ты взял его, сынок?
— Купил у Пасюка, — вздохнул я, решив говорить правду. — Он сказал, что нашел кинжал на помойке.
— На помойке?.. — глаза Барлака негодующе распахнулись. — Но как…
— Загадка, — кивнул я.
— Такое ощущение, что он целенаправленно шел к тебе, — задумчиво произнес медведь, возвращая мне Перо. — Живой кинжал… да, он выбрал тебя. Ты ведь назвал его пером, верно? — Я кивнул, пораженный тем, что он об этом знает, и убрал кинжал обратно в карман. — Его настоящее имя — Альезо. Что и значит "перо" на древнем языке.
— Но… как вы узнали? — вырвалось у меня.
Барлак улыбнулся:
— Он мне сказал. Вскоре ты тоже научишься с ним общаться, вот увидишь. Думаю, он тебе сам объяснит, зачем искал тебя.
Я неуверенно улыбнулся в ответ и взял с журнального столика чашку, отхлебнул напиток. Прикрыл глаза от удовольствия — чай с медом был вкусным. Некоторое время мы просто сидели и молча пили чай. Потом я спросил:
— А кому принадлежал Альезо до того, как был утерян?
Барлак ответил не сразу. Он задумчиво пожевал губами, вспоминая, потом проговорил:
— Бывший хозяин этого кинжала был личностью… эпической. Чуть ли не сказочной. Он был последним из расы драконов. Непревзойденный воин, благороднейший рыцарь, крылатый… Альезо несет в себе частицу его души. Он был выкован мастером Таргом специально для последнего дракона, он был предназначен ему. Поэтому никому и не казалось удивительным, что кинжал пропал после смерти своего хозяина. А теперь хозяин Альезо — ты, и я не понимаю, почему.
Я почувствовал, как деревянная рукоять слегка ткнула меня в ребра. Мне показалось, что я знаю ответ, однако осознавать его сейчас не хотелось, и я поставил пустую чашку обратно на журнальный столик. Затем встал и поклонился седому медведю.
— Спасибо, Барлак. Спасибо вам за все.
— Не за что, сынок, — вздохнул тот. — Чувствую, спокойная жизнь для тебя закончена. Только не опускай лапы и никогда не расставайся с Альезо. Он сможет защитить тебя даже будучи в ножнах.
Я еще раз поклонился и покинул квартиру Барлака. Альезо грел бок сквозь рубашку.
— Что же теперь будет… — пробормотал я, отпирая дверь и входя в собственное жилище. — Ну да ладно, подождем. Время есть.
Остаток дня прошел спокойно. Я пытался войти с кинжалом в контакт, но дальше теплой доброжелательной волны дело не шло. А ближе к ночи меня осенило. Я взял Альезо и провел серебристым лезвием по собственному запястью. Выступила кровь. Клинок мгновенно впитал ее, по нему прошла серебристая волна, на мгновение ослепившая меня. От неожиданности я выронил кинжал, но тут же подобрал и внимательно осмотрел. Вроде бы ничего не изменилось. Только клеймо мастера Тарга налилось серебристым сиянием.
— Меня зовут Ферк, — осторожно произнес я.
"Здравствуй, — раздалось у меня в голове, — я давно искал тебя."
От неожиданности я едва не выронил Альезо снова, но быстро взял себя в лапы.
— Зачем?
"Не все так сразу, — мягко рассмеялся голос в моей голове. — Наберись терпения. Твой путь только начался."
Я раздосадовано вздохнул.
"Завтра будет лучше, " — произнес Альезо. Как я понял, это именно его голос звучал в моей голове. Приятный, надо сказать, голос, похожий на звон серебряного колокольчика.
— Завтра, так завтра, — зевнул я, убирая клинок в ножны. Потом разделся, забрался под одеяло и уснул.
Проснулся с первыми лучами солнца и не сразу понял, почему. Меня разбудил Альезо, бесцеремонно вторгнувшись в мое сознание и буквально выкинув меня из сна.
— За что?.. — простонал я, потягиваясь и бросая взгляд на стол.
"Не расслабляйся, — тут же последовал ответ. — Чем быстрее мы покинем это место, тем лучше."
— Но почему?
Альезо не ответил, и я закрыл глаза, закинув лапы за голову. Под опущенными веками расцвели образы недавнего сна. Я был… не я. У меня был сильный длинный хвост, чешуйчатые лапы с острыми, но короткими, когтями, пара крыльев за спиной. Я улетал от кого-то. Вот только от кого? Не помню. Полет… Как здорово было бы ощутить его в реальности! Увы, я не летучая мышь и даже не полукровка с примесью крови этой расы.
"Хватит разлеживаться, поднимайся."
— Не встану, пока ты не объяснишь, почему мы должны уходить, — зевнул я.
"Тебе не место здесь, — с ноткой удивления отозвался Альезо. — Неужели ты сам не видишь? Что тебя здесь держит? Ни постоянной работы, ни друзей, ни родственников. Здесь ты не раскроешь себя."
— Это так обязательно?
"Для тебя — да. Ну вставай, вставай наконец!"
Я нехотя разлепил веки и поплелся в ванную. Кинжал был прав. Здесь, в этом городе, в этом доме, меня не держало ничего. Ничего кроме, привычки. Покидать насиженное место не хотелось. Очень не хотелось! Но в то же время я ощущал, пока слабо, на самой грани восприятия, что всю жизнь буду жалеть, если упущу этот шанс, если не променяю привычное на неизвестность. И сон этот еще… На пути, на который меня прямо таки толкает Альезо, у меня рано или поздно будут крылья. Осознав это, я улыбнулся своему отражению и вернулся в комнату. Подошел к столу, взял в руки клинок, вынул из ножен. Альезо, как всегда, обрадовался моим прикосновениям. Однако ничто не могло сбить его с курса.
"Так мы идем или нет?"
— Сначала ты мне объясни, в чем тут выгода конкретно тебе, — потребовал я. — В конце концов, это ты меня искал, а не я тебя. Это ты срываешь меня с насиженного места, где все уже устоялось и наладилось…
"А разве ты не мечтал уехать? Ты сам? Ведь признайся себе, тебе осточертел этот налаженный быт. Но ты привык — действительно привык, и скорее небо на землю упадет, чем ты пойдешь против своих привычек. Я просто подталкиваю тебя к тому, чего ты сам хочешь, Лохматый."
Я удивился, что Альезо назвал меня не по имени, а прозвищем, но ничего не сказал. Да, он был во всем прав. Но срываться вот так сразу, ничего не обдумав и не спланировав… Я же не бродячий менестрель, я вообще не бродяга по натуре!
"Все еще сомневаешься?" — Голос клинка был вкрадчивым.
— Черт возьми! — оскалился я. — Ты поставь себя на мое место. Может, тысячу улет назад и было принято бросать в одночасье дом и все нажитое и пускаться в путешествие с размытой целью, но сейчас все не так!
"Я вижу, — буркнул Альезо. — Ты прав, тысячу лет назад эфриди были гораздо более легки на подъем. Ладно, решай. Спешить нам все-таки некуда."
Я вздохнул и положил клинок поверх ножен на стол. Сел на кровать, обхватил голову лапами, прижал уши. Бросить все… немыслимо. Отказаться от шанса на приключения — тоже, как ни крути.
— Ты в самом деле не можешь сейчас объяснить, зачем нам отправляться в путешествие? — наконец разорвал я повисшую было тишину.
"Я уже сказал. Чтобы раскрыть тебя. Чтобы ты нашел свою суть. Кто ты, Ферк? Ты можешь ответить мне на этот вопрос?"
— Я Ферк, сын кошки Луизы и лиса Ивка, — я пожал плечами. — Хозяин этой квартирки. Определенного рода занятий не имею.
"Это не ответ."
— А что это? — фыркнул я.
"Малая часть ответа."
— Мне хватает.
"Уверен?"
— Миллионы эфриди живут, не ища ответов на подобные вопросы. Почему же меня они должны волновать?
"Миллионы эфриди не стали бы покупать у пьяницы неизвестно где найденный кинжал. Миллионы эфриди не стали бы жить, полагаясь на чувства и ощущения в большей мере, чем на логику. Миллионы эфриди так и не становятся счастливыми только потому, что боятся менять привычное на неизвестность. Ты не такой."
— Ладно, — сдался я, — ты прав. Как ни крути, прав. Но мне нужно время…
"Чтобы привыкнуть к мысли, что придется все бросить? Перестань. Чем дольше ты откладываешь решение, тем тяжелее будет его принять."
Я только вздохнул:
— Хорошо, ты меня убедил. Сегодня — закругляем незавершенные дела, завтра выдвигаемся на поиски приключений.
"Тысячу лет назад умели уходить… — в голосе Альезо мне почудился вздох. — Умели рвать связывающие с привычным ниточки и оставлять их болтаться на ветру."
— Я так не умею, — отрезал я. — Идем завтра, если вообще идем. По-моему это достойный компромисс.
"Хорошо, хорошо. Пойдем друг другу на уступки."
Я оделся, повесил кинжал на пояс и задумался. Что у меня осталось из незаконченных дел? С последней работы я вроде уволился еще два дня назад. Деньги пока есть. Осталось только попрощаться…
"Я бы не советовал тебе сейчас идти по знакомым."
— Почему же? — Впрочем, я уже и так чувствовал, что Альезо прав. Он понял это и отвечать не стал. Повисла пауза. В конце концов я поднялся с кровати, на которой сидел до этого, и направился во двор. По знакомым я идти даже не собирался. А вот город, где прошло мое детство, где я стал тем, кем стал, был мне дорог. Я шел по знакомым улицам, иногда заходил во дворы и сидел там на лавочках. Была осень. Деревья шумели желтой и оранжевой листвой, небо было удивительно голубым и прозрачным для осени. Я улыбался. Мне было хорошо — по-настоящему хорошо сейчас, не смотря на четкое ощущение, что в Ор-Табис я больше не вернусь никогда. Оно вызывало лишь легкую грусть и почему-то желание двигаться — буквально лететь — вперед. Альезо молчал, и я был благодарен ему за это. Я прощался со своим домом и был полностью погружен в себя — его голос в моей голове только помешал бы.
Вывело меня из этого состояния полутранса бурчание в собственном животе. Я пропустил обед, сейчас же близилось время ужина. Оглядевшись, я понял, что нахожусь на противоположном конце города от своей квартиры и решил, что проще будет поискать кафе где-нибудь поблизости, перекусить, и продолжить прогулку, чем сломя голову мчаться домой. Взгляд как раз упал на приметную (ярко-зеленые буквы на черном фоне) вывеску: "Широкое крыло". Очень интересно. Я толкнул стеклянную дверь и вошел. Звякнул колокольчик под потолком. Я окинул помещение взглядом. Довольно мрачный интерьер, все выдержано в серых и черных тонах с добавлением почему-то ярко-зеленого. Впрочем, чего еще ждать от летучих мышей? Что владеют кафешкой летучие мыши, я понял еще по названию. Факт подтверждался так же тем, что за стойкой, прямо напротив двери, стояла мышь. Молоденькая, светлой масти, с длинными, опять же светлыми, волосами. Сложенные крылья были почти незаметны, кожаными складками спадая вдоль тела. Из одежды на ней была только длинная и свободная золотистая туника и пронзительно-желтый цветок в волосах.
— Выбиваетесь из общей цветовой гаммы, — с улыбкой сказал я, подходя к стойке.
— Разве это плохо? — Мышка улыбнулась в ответ.
— Конечно же, нет! — поспешил убедить ее я. — Как раз наоборот.
— Вы будете что-нибудь заказывать или просто поговорить пришли? — Видимо, она не была настроена на светскую беседу с незнакомцами.
— Я голоден, как зверь, — признался я. — Честно говоря, я впервые в вашем заведении, а изучать меню нет ни времени, ни желания. Может быть, вы посоветуете мне что-нибудь вкусное, но не слишком дорогое?
— Может быть, и посоветую. — Улыбка снова осветила мордочку мышки. Она достала откуда-то из-под стойки довольно толстый талмуд, пролистала его и сунула мне под нос, ткнув в одну из картинок.
— "Дикие ребрышки", — несколько растерянно прочел я. — Состав… свиные ребрышки жареные, специи, соус… — Я поднял глаза на мышку и снова улыбнулся. — Спасибо за совет, пожалуй, я ему последую.
— Хорошо, выбирайте столик, садитесь. Ваш заказ скоро будет готов. Что будете пить?
— На ваше усмотрение, — великодушно решил я. Мышка удалилась куда-то, предположительно, на кухню, а я занял столик у окна и принялся разглядывать зал более внимательно. Зеленые лампы под потолком заливали помещение мертвенным светом, делая немногих посетителей похожими на выходцев с того света. Белым, точнее, зеленовато-белым, пятном выделялась чья-то светлая шерсть. Приглядевшись, я понял, что это кот. Рядом с ним расположилась романтично настроенная парочка — совсем молодые хорек и волчица. Чуть поодаль, в темном углу, шевелился кто-то бурый, почти черный.
Отвлекся я только услышав цоканье коготков по плитам пола. Все та же светленькая мышка поставила передо мной тарелку с аппетитно пахнущим мясом и бокал красного вина.
— Спасибо, — от души поблагодарил я.
— Счет сразу принести? — равнодушно поинтересовалась она.
— Да, пожалуйста, — кивнул я и принялся за еду.
Ребрышки мне понравились. Кисло-сладкий соус с ноткой кофейной горечи придавал мясу очень необычный вкус. Сухое вино тоже было неплохим. Поэтому я счел, что две серебряные монеты, которые пришлось отдать за этот ужин, заплачены не зря.
Когда я вышел из "Широкого крыла", солнце уже коснулось горизонта, окрасив небо в по-осеннему оранжевые и красные тона.
"Завтра будет ветер, — прозвучал в моей голове голос Альезо, — хорошо."
— Почему? — я невольно вздрогнул от неожиданности.
"Ветер — хороший помощник в пути. С ним ты никогда не почувствуешь себя одиноким."
— Я и так не чувствую себя одиноким. Ведь со мной ты.
"Это другое."
Я только плечами пожал. Надо было возвращаться домой. Собрать дорожную сумку и выспаться. Я шел под зажигающимися фонарями, заглядывал в сумрачные дворы, мельком наблюдал кусочки чужих жизней в освещенных квадратах окон. Симпатичная рыжая лисичка ставит на подоконник какое-то цветущее растение. Бормочет что-то телевизор, и кто-то невидимый мне переключает каналы. Маленькая девочка-кошечка прильнула к стеклу и внимательно разглядывает улицу. Две неясные тени за плотными занавесками. Я улыбнулся. Хорошо. Все-таки хорошо. Не смотря ни на что.
Возле подъезда сидел Пасюк. Я хотел было пройти мимо, но крыс окликнул меня:
— Эй, Лохматый! Лохматый… это…
— Что? — нетерпеливо повернулся к нему я, уже взявшись за ручку двери.
— Плати, это… за ножик! Продешевил я… сильно…
— Ничего подобного, — быстро сказал я, намереваясь скользнуть в подъезд, но грязная когтистая лапа ухватила меня за полу плаща.
— Тогда ножик возвращай, это…
Я похолодел от такой перспективы.
— Пасюк, отстань. Я ж тебе нос сломаю, с меня станется.
— Не-а!.. — Пасюк отпустил мой плащ и назидательно поднял указательный палец. Из тени вышли две странные фигуры и встали по обеим сторонам от пьяницы. Жилистый пес и грузный медведь. Бежать было поздно. Я потянулся к кинжалу на поясе.
— Ну, Пасюк… не ожидал от тебя… — Необходимо было сказать хоть что-то, выиграть хоть несколько секунд. Фигуры уже подались ко мне, протянули лапы. Я выхватил Альезо из ножен и… мне даже не пришлось проливать кровь. Белая вспышка ударила по глазам моих противников, они отпрянули с тонким визгом и осели на асфальт, а я скрылся в подъезде и в несколько прыжков добрался до своей квартиры. Только заперев дверь на все имеющиеся замки, я смог отдышаться. Кинжал выпал из ослабевшей лапы и с каким-то укоризненным стуком упал на пол.
"Надо было идти сегодня." — не замедлила последовать столь же укоризненная реплика.
— Понял уже… — буркнул я. — Ладно, буду собираться, потом — спать. Под утро разбудишь меня, думаю, правильнее всего будет уйти незадолго до рассвета.
"Хорошо."
Подобрав Альезо, я прошел в комнату, извлек из-под кровати старый, отцовский еще, походный рюкзак и водрузил его на стол. Огляделся в поисках того, что стоило бы взять с собой. Первым делом в рюкзак отправилась сменная одежда, затем в отдельный кармашек легли стопка бумаги и карандаши. Находит на меня иногда что-то — вдохновение, что ли — и тогда мне прямо таки необходимо рисовать. Что еще? Спички, с полдесятка коробков, перочинный нож… Кинжал кинжалом, но не будешь же им точить карандаши, к примеру. Кусок мыла, зубная щетка, полотенце, платки. Все? Вроде бы. Ах, да, точно, еда! Порывшись в кладовке на кухне, я положил в пакет булку хлеба и кусок просоленного чуть ли не до состояния дубленой кожи мяса, явно припасенного черт-те когда на черный день. Что ж, черный день настал. Если можно, конечно, назвать черным день начала новой жизни. Положив в тот же пакет несколько яблок и большой желтоватый огурец, я вернулся в комнату и упаковал провизию в рюкзак поверх вещей. Вот теперь точно все. Можно ложиться спать. Что я и сделал, небрежно побросав снятые вещи на стул у кровати.
Спал я беспокойно. Снилось что-то сумбурное. Снова про небо и ветер, несущий желтые листья. Альезо, как и обещал, разбудил меня до рассвета. Я со стоном продрал глаза, сел на кровати, откинув одеяло, посмотрел в окно. За окном серело. Звезды уже начали гаснуть, но солнце выпустило за горизонт всего несколько самых нетерпеливых лучей. Это еще не рассвет… это только его преддверие. Как обычно, я прошел в ванную, умылся, улыбнулся отражению в зеркале и принялся одеваться. Одевшись — как обычно, штаны, рубашка, плащ — повесил на пояс непривычно тяжелый кошелек и кинжал, взвалил рюкзак на спину, остановился на пороге квартиры, в последний раз оглядывая ее. Вот и все. Один шаг — и жизнь расколется на "до" и "после". На "было" и "есть". Я ощутил сладкий холодок в груди и сделал этот шаг. Дверь за моей спиной захлопнулась будто сама собой. Замок щелкнул. Я подбросил ключи на ладони. Выбросить? Оставить на память? Оставлю, пожалуй. Сунув их в карман, я выбежал из подъезда и серой тенью понесся в сером предрассветном сумраке. Было легко. Неимоверно легко! И даже рюкзак не слишком мешал. Миновав окраинные многоэтажки, я повернулся и, сделав несколько шагов спиной вперед, прокричал во весь голос:
— Прощай, Ор-Табис! Я никогда не забуду тебя!
Будто в ответ налетел порыв ветра, дружески взъерошив мне и без того непослушные волосы. Я поймал пролетающий мимо желтый лист и воткнул себе за ухо. Рассмеялся. Осень, ветер, свобода — все это пьянило меня не хуже игристого вина! Куда только делось болезненное утреннее настроение? Я был счастлив. И свободен. По-настоящему. Я был нацелен вперед, в будущее, навстречу чему-то неведомому, но обязательно волшебному. Дорога стелилась под лапы, звала и манила. И я поддался ее зову, потому что ничего не хотелось мне в этот момент сильнее. Я бежал, нет, летел, навстречу собственной судьбе.

 

Моё мнение: вполне неплохо.) Особенно понравилсо эпизод в "Широком крыле". Хоть он и невелик, хорошо получилось передать атмосферу уюта, которая мне очень по душе.+Удовлетворилось моё любопыццтво относительно летучих мышей, — из всех перечисленных рас эфриди показавшейсо мне самой любопытной.
Из минусов (на моё субъективное мнение) слишком быстрое развитие событий. Практически полное отсуццтвие интриги. Тут тебе герой получил артефакт, и, на следующий же день, получил почти исчерпывающую информацию о нём.

Цитата:

Бывший хозяин этого кинжала был ... последним из рода драконов. А теперь хозяин Альезо — ты, и я не понимаю, почему.

Видиццо попытка создать интригу, но, моментально приходит в голову мысль, что Лохматый окажеццо реинкарнацией этого дракона.
Правда, описанное обццтоятельццтво, что артефакт с интеллектом и сам нашел главгероя, изображает получение им артефакта вполне логичным. А вот фраза...

Цитата:

рядом со мной жил старый коллекционер и большой знаток холодного оружия, седой медведь Барлак.

...звучит ну прям как фраза из старой совеццкой передачи, из которой пошло выражение "рояль в кустах". У, якобы случайно встреченного, передовика произвоццтва ведущий спрашивает: "Вы играете на каких-нибудь инструментах?" тот отвечает: "Да, играю. Здесь, в кустах, случайно, стоит рояль. Я вам сейчас сыграю".
Если бы герой, скажем, побродил по антикварным магазинам, провёл какой-то поиск специалиста, это выглядело бы логичнее.
Но самые большие проблемы с логикой вызывает вот эта фраза:

Цитата:

давно изобретены и огнестрельное оружие, и разнообразные машины, но большинство передвигается на лошадях и предпочитает хороший меч револьверу.

Понятно, что читателю преццтаёт смешанный, магическо-тохнологический мир с элементами средневековья. Где электричество, водопровод, многоэтажки, грузовики и судмедэкспертиза сосеццтвуют с волшебным холодным оружием. Но это смешение нельзя проводить как попало. Если, например, того же менестреля можно, без труда, преццтавить себе хоть поющим в космопорту, как некую культурную особенность. С процитированной фразой это уже не выйдет. Ну лошади ещё ладно, можно сделать скидку на вездеходность, бесплатное "топливо", и те же культурные особенности. А вот предпочтение холодного оружия огнестрельному выглядит совсем нелогичным. Такую особенность надо объяснить. Ведь выбор оружия, — вопрос жизни и смерти! Тут любая традиция уступит место голому практицизму. С дуэлью понятно, а вот что будет делать "предпочитатель хорошего меча", если повстречает грабителя, вооруженного револьвером? Это в XVI веке, когда огнестрельное орудие значительно уступало луку и стрелам в скорострельности и точности, хорошего лучника могли предпочесть мушкетёру. Но, как только оно усовершенццтвовалось, моментально вытеснило устаревшие виды вооружения.
Чем объяснить такую особенность изображаемого мира. Может имеюццо в виду мечи с суперспособностями? Но оружие главгероя преподносицо как артефакт, а значит смнительно, что что-то похожее есть у каждого. Может дело в физиологии? Может эфриди трудноуязвимы для огнестрельного оружия и, чтобы нанести им вред, эффективней отрубить им конечность, а то и голову как Дункану Маклауду? Тогда об этом надо сообщить в повествовании.

Ну и по мелочам.

Цитата:

топоры куньей работы

Мя, конечно, не сильно разбираюсь в холодном оружии, но, по моему восприятию, топоры как-то больше ассоциируюццо с медведями. А вёртким-ловким куньим больше подошли бы сабли, или кинжалы.

Цитата:

Рядом с ним расположилась романтично настроенная парочка — совсем молодые хорек и волчица.

Из того факта что...

Цитата:

Полукровкам во все времена жилось сложнее, чем распоследней крысе.

... вытекает, что межрасовая любовь, в этом мире неодобряеццо. В виду чего, выглядит сомнительным, что разнорасовая парочка встречаеццо в людном месте.

Ну, у меня, как бы, всё.)
 

Чинк, спасибо за комментарий,учту, поправлю.
на счет топоров куньей работы — да, надо уточнить, наверное,что имеются ввиду росомахи... не такие уж они верткие и ловкие.
на счет парочки — знаешь, в нашем мире тоже не приветствуется, например, однополая любовь. и среди таких влюбленных полно тех, кто чихать хотел на неодобрение со стороны общества и людные места
 

Ясненько. Значит росомахи... да это уточнение стоит сделать, они, и правда соотвеццтвуют.

И ещё одно, так сказать, читательццкое пожелание. У тебя, судя по описанию летучих мышей, а так же амбиций родитетлей главгероя, каждая раса имеет свои особенности, свою культуру. Было бы очень здорово раскрыть поподробней каждую из них! Приключения, — это тоже интересно. Но таких, чисто приключенческих, произведений довольно много. А вот описание чем, скажем, у тебя грызуны отличаюццо от куньих, их обычаи, менталитет, место занимаемое в социальной структуре такого многорасового общества, это придало бы твоему произвдению весьма вкусную изюминку.