Наверное, первый и единственный фурревый стих, что пока есть. Пытался написать песенку. Так на черновом варианте и застопорилось. Конечно, можно и паузы дольше делать и соло немножко, в общем, от темы ушел. Пока недоработанная песенка, когда-нибудь до нее лапы дойдут.

Сидим и воем на луну
—
Ночь взорвалась тишиной,
Ночь о чём-то, о своем
Рассказала нам с тобой.
Мы сидим сейчас вдвоем.

Сидим и воем на луну,
Она как солнце светит,
И манит нас сквозь всю тайгу,
Как будто на вопросы все ответит.

Всю нашу грусть она себе возьмет,
И гулко вой разносится горами,
Так словно нам она в ответ поет,
И успокаивает звонкими ручьями.

Клыки оскалив, улыбнемся ей в ответ,
И отзовется нам немножко теплым светом,
И шлейфы пролетающих комет
Ночь озарят, примчавшись к нам с приветом.

Сидим и воем на луну,
Она как солнце светит,
И манит нас сквозь всю тайгу,
Как будто на вопросы все ответит.

Деревья нам макушками кивнут,
Холодный ветер осторожно нас погладит,
И все печали вмиг уйдут,
Да, на сегодня горевать, пожалуй, хватит.

Но вот луна уже тихонько с трона сходит,
И мы с тобой вдогонку ей споем,
Пускай обратно к нам приходит,
Мы тоже завтра снова к ней придем.

Сидим и воем на луну,
Она как солнце светит,
И манит нас сквозь всю тайгу,
Так, словно на вопросы все ответит.
 

Единственное сплетение слов, что считаю с точки зрения теории наиболее близким к стихотворению. Остальные либо черновые, либо недоработанные до идеала.

Название должное, так и не придумал, можно сказать, всем моралистам посвящается:

—

Сигаркой, рассекая мглу
Брел силуэт покрытый тьмой.
Отдернув чувства, как фату,
Кидаясь взглядом, как стрелой.

Потерян был его обет,
В пучине летописей канул.
Сокрытый сединою лет,
Потемки разума оставил.

Влача из ноши, только крест,
Не видя пред собою грани.
Раз обернулся, чтоб окрест,
Развеять прах своей морали.

Срезая гордость на началах,
Поведал людям добродетель.
Нашедший истину в анналах,
Печальной старости свидетель.

Стеной безумие мешало,
Бросая вызов сквозь песок.
Мерило правды составляло,
Оставив алчности порок.

Судьба под ношей веру гнула,
Пыталась волю загубить.
На саму сущность посягнула,
Диктуя времени, как жить.

Покинув грешников оплот,
Сорваться им, позволил с края.
Сквозь бездну ненависти плот,
Отчалил, с дьяволом играя.
 

Небольшой кусочек долгостроя, под названием «Пируэт». Все еще черновой вариант. Почти 10 лет пишется и все не допишется. Сколько времени пытался воплотить замысел, даже говорить не буду. Был почти готовый вариант, но по воле обстоятельств был предан «огню». В последнее время решил восстановить, дооформить, написать, как и было задумано. Первый вариант очень сильно расходился с задумкой и был написан плохим языком, потому не жалею о его уничтожении. Будет время, свяжу подобные кусочки и создам под него отдельную тему. Пока же, ради интереса выкладываю самый популярный отрывок, чтобы было. ^^,



Ни на чью помощь рассчитывать уже не приходилось, Авкт робко шел по темному коридору, постоянно ощущая чье-то присутствие. По краям коридора чередой вилась цепочка дверей, казалось, что это самый длинный коридор на всем флагмане, и бесконечна вереница кают, технических помещений и прочих мест постоянного пребывания экипажа, не принадлежавшего к командному составу. Он метался, как ошарашенный от одной стены, к другой, и от каждого, даже малейшего шороха сердце выскакивало из груди, все тело трясло от напряжения. Самопроизвольно лапы сильнее сжимали штурмовую винтовку, и капли пота градом выступали на лбу, казалось, что к концу пути есть немалая вероятность захлебнуться от него. Закрытые затворы, забаррикадированные двери, не вызывали такого страха, как открытые проходы или выбитые, раскуроченные перегородки. Иногда, чьи то тени мелькали в просветах баррикад и завалов, воображение дорисовывало звуки и силуэты. Гепард прижал уши к голове, осторожно, сгорбившись, двигался вдоль стен, противоположных, возможным опасным участкам. Шаги невольно замедлялись. Он старался не двигать хвостом, чтобы не создавать лишних звуков. Пытался реже и тише дышать, хоть это и не получалось. Лишь еще сильнее сбивалось дыхание. Стены, испещренные дырами и вмятинами от разнокалиберного оружия и всего, что попадалось под руку, давили на него.

Вот очередная дверь с зияющей в ней полуметровой дырой и голубоватой окантовкой, тихонько посвистывала и остывала, придавая остаткам плазмы слегка серебристый отблеск, — Красиво, — подумал гепард, но тут же навострил уши, понимая, что плазма еще свежая. С опаской заглянув внутрь, он убедился, что внутри никого нет, показалось, что из темноты торчала чья-то лапа, с пальцев громко ухнула на пол капля. Опустив взгляд ниже, Авкт увидел большую лужу крови, резко, всхлипнув, отвел взгляд. Его передернуло от увиденного, и слегка ускорив шаг, он постарался уйти подальше от этого места, пытаясь не поддаваться панике. Стараясь не думать ни о чем. Приблизился очередной поворот тоннеля. Гепард четырежды, а может и больше, обдумал, стоит ли туда соваться. И не найдя идеального варианта, то есть конечно был один, спрятаться темном углу одной из этих бесконечных кают, и затаиться, пока все само собой не уляжется. Решился идти наперекор, давно подводящим его чувствам внутренней тревоги и интуиции. У него было поручение, достаточно весомое, чтобы отказаться от данного решения всех проблем. Поэтому собравшись морально и физически, он продолжил движение в заданном направлении. Сверившись с тускло мерцающим планом эвакуации, догорающим свои последние минуты, у информационной стойки, вспомнил, что на предстоящем повороте слева выход к ангарам, где возможно остались выжившие, справа тянулся дальше опостылевший коридор, по которому и следовало продолжать свой путь. Опять желание послать все и повернуть налево стало пересиливать.

Сержант замер на мгновение у поворота, сосчитал до пяти, резко вынырнул, сделав кувырок, и спрятавшись за трап, ведущий на четырнадцатую палубу. И почему ему достался счастливый поход по тринадцатой? В процессе проведения данных действий, ему почудилось движение метрах в десяти впереди. Времени на раздумья было мало. Укрывшись за балкой лестничной металлоконструкции, Авкт робко окинул взором предстоящий путь. Что-то блеснуло и издало металлический лязг, пройдясь искрами по стене. Не прошло и мгновения, как неописуемое черт знает что, со злобной физиономией накинулось на него, грозно размахивая чем-то острым. Гепард был готов сойти с ума, и проснуться в психиатрической лечебнице, лишь бы не участвовать в дальнейшем действе. Не целясь, держа на изготовке винтовку, он стал палить по красноглазому демону. Пять выстрелов ушли в молоко, соперник, ловко извернувшись, продолжал поступательное движение вперед, пять шлепков поочередно отчитались о не попадании в цель мертвыми ударами по белой противолежащей стене, и остались там диагональной линией на веки вечные. Вот уже в метре блеснуло лезвие, он вспомнил, как говорили, что такими легко отрубают конечности. И за эти последние секунды его осенило, что обещал в прошлом месяце отпроситься, и заехать к матери на пару дней. Ох! Какие у нее вкусные пироги! Перед ним напрягся воздух. Лишь в последнюю секунду он машинально присел, и почувствовал, как над ним пролетела смерть. Этот момент длился вечность, казалось, что можно поднять голову и наблюдать, как старуха глумится, пролетая над макушкой, лепеча – Потерпи милок. Ты у меня еще успеешь помучаться. Проклянешь тот день, когда появился, чтобы поспорить со мной. На роду вам всем написано одно. Кому-то раньше, кому-то позже. Ну а тебе сегодня. Погоди немножко, сейчас я над тобой поизмываюсь напоследок.

Он сжался в клубок, и молил о скорейшем решении своей участи, только бы быстрее, и безболезненнее, пусть сразу в голову. Зря не подумал! Не поехал домой! Отпускал же маршал. Ведь столько всего нужно было высказать. А сколько еще не высказано. За шесть лет службы, он многое переосмыслил, сделал расстановку ценностей. Был готов к новому витку в жизни. Уже смотрел на мир по-другому. Кончилось ребячество, началась взрослая жизнь. А тут, на тебе, распишись. К чему тогда, прошлое, если ничего уже не побеспокоит его? Зачем судьбе так измываться? Ведь не время ему! Рано еще! Так много нужно успеть сделать! А он один. Одинешенек у матери. И её содержит, на свое скромное жалованье. Неужто, напрасно прожита жизнь? Что теперь скажут родственники? – Сбежал! Бросил местечко ему уготованное! Договорились, сиди филистером, и в ус не дуй. А н-нет поддался на лозунги патриотические! Иди, говорят, борись за Родину! А про, умирай, ничего не говорили. И как красиво все преподали, что всей гурьбой с друзьями пошли. А теперь нет у него друзей. Никого нет. Мать одна осталась. Как она теперь? — Слезы стали проступать на его глазах. – Дурак молодой! И смерть тебе дурацкая! Как назидание за все ошибки юности. Уготована учесть! И кроме, как смириться, выбора нет. А что ей скажешь? С косой этой. Ей на твои мирские чхать, и мольбу твою не поймет. Куда там ей? Она план выполняет. Все у нее на бумажке написано, не отвертишься.

— Ну, что ты будешь делать, — Раздалось где-то рядом. Сержант, приподняв голову, увидел, мелькнувший приклад, и как солдатский ботинок целует морду «гоблину». А затем выстрел в упор, казалось, мозги заполонили весь коридор, и конца да края нет им. Гепард почувствовал, как что-то мокрое каплями оросило его. Лицо и лапы покрылись, чем-то красным. Авкт не сразу понял, что кровь не его. В шоке от всего произошедшего он обхватил колени, и, дрожа, вцепился в них, выпустив винтовку из лап. Слезы полились градом, слегка постанывая, не понимая, стоит ли радоваться, или бежать пока можно он уставился в одну точку и пытался собраться с мыслями.

— Ты как, салага? Еще боеспособная единица? – Триарий, заметил про себя гепард, пристально рассматривая тигрицу, а говорили, что их всех перебили уже — Ты меня слышишь? Агрегат свой чего кинул? А ну хватай! Хвост в лапы и за мной! Пользоваться то орудием возмездия своим умеешь? — продолжала та, презрительно глядя на диагональную линию, впечатанную в стену.
Отходя от судорожного панического состояния, Авкт успел подумать, что глядя смерти в глаза, единственным пришедшим в голову были пироги. И чего он так раскис? Как будто на матери весь мир сходится! Успеет еще к ней заехать. Году, наверное, в следующем. Дел у него еще много. Нет времени на нее. И успокоил себя тем, что когда все кончится, пошлет ей письмо. На прямой диалог сил не хватит, потом как-нибудь объяснится.

Медлительность гепарда явно ей не нравилась – Эй, выкидыш оборонки! Чего сидишь? Будто без тебя обойдется! Мы сейчас с тобой всю железяку на уши поставим! «Гоблина» увидел и опешил! Словно вчера на передовую попал! Ты случаем не от Датча? Давай счастье в зубы, песню в глотку и за мною по пятам! Не отставая! Нам в машинном еще повеселиться предстоит! — Взор сержанта упал на раскромсанную голову врага, еще пару минут просмотра этого зрелища, и вчерашний ужин добавится к месиву, растекшемуся по полу, подумал он. Тигрица помогла подняться гепарду, и всучила «агрегат», который оказался, чуть ли не в метре от него.

— Эдак тебя разнесло! — удивилась она – Ничего! И не из таких солдат делали! – Проговорила, не скрывая презрения, слегка оскалившись.

Гепард хотел было заикнуться о поручении. Но, то ли постеснялся, то ли ускользнула эта мысль из его головы. Он неуклюже поднялся, не без помощи спасительницы, и робко посмотрел ей в глаза. Ужаснувшись, перевел взгляд в сторону, опустил голову, прижал уши и невнятно, дрожащим голосом, промямлил, — Спасибо.
 

Неплохо! К "Сидим и воем на луну" мелодию как-нибудь потом придумаешь. Интуиция подскажет. Рассказ тоже хорош по-своему. Немного подкорректировать его местами стоит только.
 

С мелодией еще долго ждать, нужно теорию учить и много практики. Примерная задумка уже есть, но пока невозможно исполнение.

"Немного подкорректировать его местами стоит только."
Заметил, некоторые слова часто повторяются. Нужно к художественной литературе и словарям обращаться. ^^
Если есть замечания, то пиши, всегда рад критике. У меня таких кусочков много, но манера у них разная. Интересно, как лучше будет выглядеть? Описание подробнее? Диалоги? Этот отрывок уже сравнивали по написанию, с докторской диссертацией. ^^ Нужно больше игры слов, оборотов? Больше действия, мыслей персонажей? Сессия закончится, соберусь с мыслями, соберу отзывы и буду скидывать с начала.
 

Цитата:

Интересно, как будет лучше выглядеть?

В моём изложении это выглядело бы вот так:

Цитата:

Ни на чью помощь рассчитывать уже не приходилось. Авкт робко шёл по тёмному коридору, постоянно ощущая чьё-то присутствие. По краям коридора чередой вилась цепочка дверей. Казалось, что это - самый длинный коридор на всём флагмане, и бесконечна вереница кают, технических помещений и прочих мест постоянного пребывания экипажа, не принадлежавшего к командному составу. Он метался, как ошарашенный от одной стены к другой; и от каждого, даже малейшего шороха сердце выскакивало из груди, всё тело трясло от напряжения. Самопроизвольно лапы всё сильнее сжимали штурмовую винтовку, и капли пота градом выступали на лбу: казалось, что к концу пути есть немалая вероятность захлебнуться от него. Закрытые затворы, забаррикадированные двери не вызывали такого страха, как открытые проходы или выбитые, раскуроченные перегородки. Иногда, чьи-то тени мелькали в просветах баррикад и завалов, воображение дорисовывало звуки и силуэты. Гепард прижал уши к голове, осторожно, сгорбившись, двигался вдоль стен, противоположных возможным опасным участкам. Шаги невольно замедлялись. Он старался не двигать хвостом, чтобы не создавать лишних звуков. Пытался реже и тише дышать, хоть это и не получалось. Лишь ещё сильнее сбивалось дыхание. Стены, испещрённые дырами и вмятинами от разнокалиберного оружия и всего, что попадалось под руку, давили на него. Вот очередная дверь с зияющей в ней полуметровой дырой и голубоватой окантовкой, которая тихонько посвистывала и остывала, придавая остаткам плазмы слегка серебристый отблеск. — Красиво, — подумал гепард, но тут же навострил уши, понимая, что плазма ещё свежая. С опаской заглянув внутрь, он убедился, что там никого нет. Показалось, что из темноты торчала чья-то лапа, а с её пальцев громко ухнула на пол капля. Опустив взгляд ниже, Авкт увидел большую лужу крови, резко, всхлипнув, отвёл взгляд. Его передернуло от увиденного, и, слегка ускорив шаг, он постарался уйти подальше от этого места, пытаясь не поддаваться панике. Стараясь не думать ни о чём. Приблизился очередной поворот тоннеля. Гепард четырежды, а может и больше, обдумал: а стоит-ли туда соваться? И, не найдя идеального варианта, (то есть, конечно, был один - спрятаться в тёмном углу одной из этих бесконечных кают, и затаиться, пока всё само собой не уляжется). Авкт решился идти наперекор давно подводящим его чувствам внутренней тревоги и интуиции. У него было поручение, достаточно весомое, чтобы отказаться от данного решения всех проблем. Поэтому, собравшись морально и физически, гепард продолжил движение в заданном направлении. Сверившись с тускло мерцающим планом эвакуации, догорающим свои последние минуты, у информационной стойки, вспомнил, что на предстоящем повороте слева - выход к ангарам, где, возможно, остались выжившие, справа - тянулся дальше опостылевший коридор, по которому и следовало продолжать свой путь. Опять желание послать всё и повернуть налево стало пересиливать. Сержант замер на мгновение у поворота, сосчитал до пяти, резко вынырнул, сделав кувырок и спрятавшись за трап, ведущий на четырнадцатую палубу. И почему ему достался счастливый поход по тринадцатой? В процессе проведения данных действий, ему почудилось движение метрах в десяти впереди. Времени на раздумья было мало. Укрывшись за балкой лестничной металлоконструкции, Авкт робко окинул взором предстоящий путь. Что-то блеснуло и издало металлический лязг, пройдясь искрами по стене. Не прошло и мгновение, как неописуемое чёрт знает что, со злобной физиономией накинулось на него, грозно размахивая чем-то острым. Гепард был готов сойти с ума и проснуться в психиатрической лечебнице, лишь бы не участвовать в дальнейшем действе. Не целясь, держа на изготовке винтовку, он стал палить по красноглазому демону. Пять выстрелов ушли в молоко, соперник, ловко извернувшись, продолжал поступательное движение вперёд, пять шлепков поочерёдно отчитались о непопадании в цель мёртвыми ударами по белой, противоположной стене, и остались там диагональной линией на веки вечные. Вот уже в метре блеснуло лезвие... Он вспомнил, как говорили, что такими легко отрубают конечности. И за эти последние секунды Авкта вдруг осенило, что онобещал в прошлом месяце отпроситься и заехать к матери на пару дней. Ох! Какие у неё вкусные пироги! Перед ним напрягся воздух. Лишь в последнюю секунду он машинально присел, и почувствовал, как над ним пролетела смерть. Этот момент длился вечность, казалось, что можно поднять голову и наблюдать, как старуха глумится, пролетая над макушкой, лепеча: – Потерпи милок. Ты у меня ещё успеешь помучаться. Проклянёшь тот день, когда появился, чтобы поспорить со мной. На роду вам всем написано одно. Кому-то раньше, кому-то позже. Ну а тебе - сегодня. Погоди немножко, сейчас я над тобой поизмываюсь напоследок. Он сжался в клубок, и молил о скорейшем решении своей участи, только бы быстрее, и безболезненнее, пусть сразу в голову. Зря не подумал! Не поехал домой! Отпускал же маршал. Ведь столько всего нужно было высказать. А сколько ещё не высказано. За шесть лет службы, он многое переосмыслил, сделал расстановку ценностей. Был готов к новому витку в жизни. Уже смотрел на мир по-другому. Кончилось ребячество, началась взрослая жизнь. А тут, на тебе, распишись. К чему тогда, прошлое, если ничего уже не побеспокоит его? Зачем судьбе так измываться? Ведь не время ему! Рано ещё! Так много нужно успеть сделать! А он один. Одинёшенек у матери. И её содержит, на своё скромное жалованье. Неужто, напрасно прожита жизнь? Что теперь скажут родственники? "– Сбежал! Бросил местечко ему уготованное! Договорились, сиди филистером, и в ус не дуй. Ан нет поддался на лозунги патриотические! Иди, говорят, борись за Родину! А про "умирай" ничего не говорили. И как красиво всё преподали, что всей гурьбой с друзьями пошли. А теперь нет у него друзей. Никого нет. Мать одна осталась. Как она теперь?" — Слезы стали проступать на его глазах. "– Дурак молодой! И смерть тебе дурацкая! Как назидание за все ошибки юности. Уготована участь! И кроме, как смириться, выбора нет. А что ей скажешь? С косой этой. Ей на твои мирские чхать, и мольбу твою не поймёт. Куда там ей? Она план выполняет. Всё у неё на бумажке написано, не отвертишься." — Ну, что ты будешь делать, — Раздалось где-то рядом. Сержант, приподняв голову, увидел мелькнувший приклад, и как солдатский ботинок целует морду «гоблину». А затем - выстрел в упор. Казалось, мозги заполонили весь коридор, и конца да края нет им. Гепард почувствовал, как что-то мокрое каплями оросило его. Лицо и лапы покрылись чем-то красным. Авкт не сразу понял, что кровь не его. В шоке от всего произошедшего он обхватил колени, и, дрожа, вцепился в них, выпустив винтовку из лап. Слёзы полились градом. Слегка постанывая и не понимая, стоит ли радоваться или бежать, пока можно, гепард уставился в одну точку и пытался собраться с мыслями. — Ты как, салага? Ещё боеспособная единица? "– Триарий", заметил про себя гепард, пристально рассматривая тигрицу, "а говорили, что их всех перебили уже..." — Ты меня слышишь? Агрегат свой чего кинул? А ну хватай! Хвост в лапы и за мной! Пользоваться-то орудием возмездия своим умеешь? — продолжала та, презрительно глядя на диагональную линию, впечатанную в стену. Отходя от судорожного панического состояния, Авкт успел подумать, что глядя смерти в глаза, единственным пришедшим в голову были пироги. И чего он так раскис? Как будто на матери весь мир сходится! Успеет ещё к ней заехать. Году, наверное, в следующем. Дел у него ещё много. Нет времени на неё. И успокоил себя тем, что когда всё кончится, пошлёт ей письмо. На прямой диалог сил не хватит, потом как-нибудь объяснится. Медлительность гепарда тигрицеявно не нравилась. – Эй, выкидыш оборонки! Чего сидишь? Будто без тебя обойдётся! Мы сейчас с тобой всю железяку на уши поставим! «Гоблина» увидел и опешил! Словно вчера на передовую попал! Ты случаем не от Датча? Давай счастье в зубы, песню в глотку и за мною по пятам! Не отставая! Нам в машинном ещё повеселиться предстоит! — Взор сержанта упал на раскромсанную голову врага. "Ещё пару минут просмотра этого зрелища, и вчерашний ужин добавится к месиву, растекшемуся по полу", подумал он. Тигрица помогла подняться гепарду, и всучила «агрегат», который оказался, чуть-ли не в метре от него. — Эдак тебя разнесло! — удивилась она – Ничего! И не из таких солдат делали! – Проговорила, не скрывая презрения, слегка оскалившись. Гепард хотел было заикнуться о поручении. Но, то ли постеснялся, то ли ускользнула эта мысль из его головы. Он неуклюже поднялся, не без помощи спасительницы, и робко посмотрел ей в глаза. Ужаснувшись, перевёл взгляд в сторону, опустил голову, прижал уши и невнятно, дрожащим голосом, промямлил: — Спасибо.

 

RexX, Большое спасибо. Очень приятно и очень неудобно, жалко твоё потраченное время на мои каракули. С прямой речью интересно, думал все проще. И скобки теперь буду знать, когда ставить. Только больше так делать не надо, лучше пиши, что грамматика и пунктуация хромают. А в целом, к языку претензий нет? Просто мне под словом корректировать, показалось, что сухо местами, простыня, в этом плане. Или не хватает действия, описания. При чтении слух не режет? ^^,
 

Да не жалей! Как один миг пролетело то время, "потраченное на каракули". По языку (в большей части) претензий нет.
 

RexX, благодарю, но пунктуация теперь стоит в списке первоочередных задач в свободное время. К началу вернулся и переделал этот кусок в более простой форме. Если позволит стрелка, бегущая по циферблату, то начну в нужной последовательности писать и выкладывать.
 

Старые потуги написать, что-то небольшое и похожее на прозу:

Холод.

— Как холодно! — Читает, — Моя родная. Ты никогда нас не любил отец! Как выспренне! Конверт. Печать свою поставил, ты не был никогда интеллигент! И здесь, в покойном месте столь, заставил меня, его читать. Не мог на старости мне завещать иного. Ну, пусть, прочту, коль успокоит последний некрасивый жест твою чрезмерную гордыню. Так надо мною измываться мог лишь ты. Ведь зная, сколько стоит каждый час, потраченный впустую, ты все же унижаешь меня впредь. Глумишься властным взором с того света, глядя, как дочь уничижает скорбь. Иль мало почестей с меня? И так наплакалась уже вовек, во время проводов. А как же тут не изливаться, когда знакомые собрались все, а я твоя семья. И то, напыщенным пустышкам мало, смотрели, словно я тут враг. В лицо я им плевать, готова, за тот позор. За каждую слезинку проклинаю виновника неловкости своей. Уставился с улыбкой на портрете! Не шел костюм к лицу! Столь мерзкую картину я не повесила бы даже здесь. Фотограф видно усмотрел сквозь объектив, твою гнусавую личину!

Скользя по буквам, прыгая чрез строчку, искала бегло завещанья сок. — Не верю, быть того не может, хоть что-то должен был нажить. Твой исполнитель, собутыльник, точно чую, как пес забился в тень под ивой. Не будь его, я осквернила бы твое прибежище, так быстро, что кривой смотритель, не сразу бы подумал на меня. Как щурится, проклятый мизантроп. Ах, если б не то тело, что нежится в тени, следя за исполненьем жалкой воли, того, кто не был никогда мужчиной в моих глазах. Я этого картавого погнала бы вдоль злачного пустого места, до тех скрипучих кладбища ворот. Чтоб плюхнулся ты в яму раньше срока, раз видишь удовольствие в беде! Меня здесь не должно быть! Мне надо быть давно уже в семье.

— А знаешь, у меня родился сын, его назвали мы Володей, как предлагала женщина, которая с тобой жила. Два годика на днях исполнилось ему. За завещание спасибо, но квартиру, зачем ты завещал мне. Эта ноша тяжела. Там жить нельзя. Я не смогу в аренду даже сдать. Ну, извини, прощай, а мне пора. Мы завтра уезжаем с захолустья. Вернусь, не знаю ли когда. Ты не волнуйся, мы соседку бабу Зину просили заходить хоть иногда, хоть изредка полоть твою низину. Нет, не подумай, что тебя простила. Все так же, совесть грязная твоя.