Нуу, единственное, что хоть в какой то мере чему-то такому соотвецтвует, — это скорость превращения, растянутая на месяцы. Так как для быстрого превращения у огранизма просто не хватило бы ресурсов.
А всё остальное, — стандартный вымысел. У Дарка Виндова причина трансформаций, — побочное действие антиспидовой вакцины. У кого-то это могло бы быть испытание коллайдера. У мненя — неизвестное земной науке излучение. Есть же, например в астрономии "Тёмная материя", и "тёмная энергия", и учёные не знают что это такое. Нуу, как бы, мало ли что могут в будущем открыть, и какие у всего этого будут свойства. Вот и придумалось про измерение, где открыли дешевый источник энергии, у которого столь благоприятное побочное действие.)

Всё же главное в моём произведении не "как", а "к каким послеццтвиям это бы привело?"
 

Понятно. Вообщем когда поразгрузишся как-нибудь и продолжишь свое произведение... Буду ждать в твоем произведении дальнейшей встречи зеленошерстного белка Чинка с пушистым лисом Рыжиком. Это будет интересно. Только вот я дам те по почте краткую характеристику о себе, чтобы все по характеру моей фурсоны у тя сошлось. Смотри там в почте по майлу послание.

Да и еще : На следующем нашем заседании Литературного кружка я представлю это твое произведение там и зачитаю, хотя бы первую часть. А потом может и для обсуждения его подам Хотя бы частично. Хотя зачитывать буду не раз иногда время от времени. Оно того более чем заслуживает.
 

Хорошо.) Проинформируешь какие там отзывы будут! Ладно? Бо мне весьма любопытно.)
Насчёт характеристики прочитал. Переслал на мэйл тебе свои соображения.
 

Там у меня у самого кое-что зреет — "Заборошенный" будет называться. Тоже в мейле те послал, план пока.
 

Побеседовали тут с Зебром — разгорелись жуткие дебаты на тему того, как можно ликвидировать последствия в виде примитивизации нервной системы, что инстинкты опять начинают брать верх. Пока остановились на том, что сам процесс создания нового "Я" начат неверно и за основу берется очеловеченный зверек, а не наоборот. Пока мысль в том, что надо было филигранно работать над телом человека изначально, без такого сильного изменения на самом старте и минимизироват ьвнесенные в строение головного могза изменениы и четко проконтролировать их все. Интересует — есть ли в этом резон?
Кстати раззадорил меня твой рассказ на то, чтобы позже самому начать писать, но пока что я и так занят — пишу бэк авторской Вселенной потихонечу, глава за главой и пока не хочу разрываться, а то будет не очень хорошее переплетение, боюсь. Шанс невелик, но люблю перестаховаться.
P.S. Простите за приступ тщеславия, но можно будет в будущем и себя отраженного в фурсоне хоть глазочком увидеть? ^^
 

Таак, занчит попорядку. Насчёт инстинктов. В моём произведении никакой смеси генов человека с генами животного не происходит. Всё зависит от фантазии трансформирующегося. Инстинкт же служит такой цели: трансформирующиесо хотят не только внешне походить на свой любимый вид, но и характером отражать его. Для этого служит некое подобие инстинкта. Если у животных — это записанная программа поведения, то у антропоморфов изображаемого мной мира, это как бы советчик, помогающий и характером и повадками соотвеццтвовать. И если внешность, устройство органов они задают усилием разума, то этот "советчик" задаёццо на уровне подсознания. Это зависит от того кокой видит свою фурсону трансформирующийсо. И иногда этот "советчик" начинает "надиктовывать советы" слишком громко. Но, тем не мение это вполне можно контролировать. В случае с Чинком, то ему очень хотелось вызывать симпатию не только внешностью, но и поведением — это глубинная его мечта была, то, чего он хотел от фурсоны. Это и определило столь высокий уровень атавизмов. В продолжении мя уже запланировал подробное раскрытие этого вопроса. (это всего лишь моё виденье трансформации)
Насчёт же появления твоей фурсоны. Тя не первый, но мя тебя с удовльствием включу. В личке обсудим.)
 

Спасибо за ответ на вопрос, а то мы тут уже спорили на эту тему был момент. ^^

Описание вышлю, придумаю, как подредактировать.
 

Чинк! В мейле у себя там прочитай кое-что еще от меня, касаемое твоего "Подопечного". Здесь не буду писать что там, читай там сам, надолго хватит! А здесь негоже знать кому попало. Это наш общий секрет, который знаем только мы двое.
 

Ну вот! Наконец-то мя дописал пятую часть. Поглядев сколько у меня страниц на это ушло, понял почему так долго. Эта часть, больше, чем всё вместе взятое, написанное ранее.
Стихи, которые будут в произведении не мои. Один авторства Рыжика, другой другого фуррика, пожелавшего остаццо инкогнихто!))

Подопечный (часть 5)
Наутро Чинк проснулся отдохнувшим. Спалось хорошо, спальник оказался на удивление уютным. Но, как только вспомнились события вчерашнего дня, настроение резко испортилось. На шкафу лежала недочитанная книга, но желание читать отбило напрочь. Не хотелось и устраивать разминку на балках, хотя в институте он неоднократно мечтал о возможности делать это, в любое время, а не только когда его поведут в зал с перекладинами.
Чинк попробовал обдумать происшедшее, но, как не обдумывай, а факт остаётся фактом, — вчера он здорово перепортил хорошее впечатление о себе. Подтвердил то, что говорят люди об антропоморфах. И исправлять это положение придётся очень и очень долго.
— Значит так. Надо взять себе за правило на прогулке не расслабляться, аж пока не дойду до парка, или оттуда домой. Иначе дела не будет, — принял он решение.
Осознание, что он сделал выводы из своей оплошности, немного успокоило его, однако полный мир в душе достигнут не был. Чинк уставился в одну точку на фотообоях, и тягостные мысли, одна за другой, посещали его голову. Опекуны, конечно, хорошо к нему относились, особенно Лара. Чинку было как бальзам на рану её искреннее сочувствие. Но, даже она, не понимала его. А Чинку так хотелось излить свои переживания кому-нибудь из своих, — Шэну, Ранэку, или ещё кому-то из убежища. Они бы его поняли, и смогли бы сказать что-нибудь в утешение. Он очень хотел обсудить с ними происшедшее с ним в институте, особенно тест на атавизмы, и, сопутствовавшую им, потерю контроля. Его волновало предположение, что причина потери контроля в том, что при трансформации произошел какой-то дефект, и он, и вправду, представляет собой что-то вроде душевнобольного, за которым нужен глаз да глаз. В тот раз, когда ему охранник в институте показал результаты теста, Чинк, в конце концов, сумел отбросить эту мысль. Но, после вчерашнего срыва, это предположение снова лишило его покоя, увеличивая и без того немалую печаль, и сильно ударяя по чувству собственного достоинства.
Он ещё глубже бы погрузился в пучину депрессии, если б не раздался лёгкий стук в дверь. Это вывело Чинка из раздумий. Он спохватился и сказал:
— Войтите!
Это была Лара. Войдя, она заговорила к подопечному:
— Доброе утро Чинк. Как ты тут?
В ответ тот лишь вздохнул с печальным выражением на мордахе.
— Бедненький, как же всё-таки ты тяжело это воспринимаешь! Но ничего, мы кое-что придумали. Это точно поднимет тебе настроение.
Чинк решил, что его решили сегодня повести ещё куда-то. От перспективы снова выйти на улицу он был совсем не в восторге.
— Спасипо, конечно, но пошалуйсто, тавайте севотня опойтёмся пес прокулки! Очень прошу! У меня севотня совсем не то настроение. Ну, очень не хочеццо! – пролопотал он, добавив к печальному выражению просяще-умоляющее.
— Нет-нет, пушистенький, я совсем не об этом. Мы просто подумали… ты, наверно, в институте соскучился по компании себе подобных. Так вот, у четы Адаркиных сын тоже пушистик, и у него собираются другие пушистики нашего города. Они там общаются, играют, в общем, хорошо проводят время. Мы вчера вечером им позвонили и спросили, можно ли тебе к ним присоединится, они ответили согласием. Кстати, их сын Арай просил передать тебе привет, и сказал, что будет очень рад, если ты к ним приедешь.
От такой внезапной радости Чинк чуть не вывалился из спальника. Это было как раз то, в чём он сейчас наиболее нуждался! Выпрыгнув из гамака, он поспешил выразить своё согласие:
— А вот это вот хочу! Спасипо вам окромное! – сказал он, и ухватив её ладонь обеими лапами, продолжил, — Это как рас то, что мне сильно-сильно хотелось! Я прям не снаю как вас са это плакоторить! Спасипо! Спасипо!
Лара была обрадована и растрогана такой реакцией.
— Я знала, что тебе это понравится, хороший мой! – она свободной рукой погладила подопечного по голове, и, немного наклонившись, поцеловала в лоб, — а теперь иди мой лапки, и спускайся завтракать. Как покушаем, Спэм, отвезёт тебя к ним, а, после работы заберёт домой.
Чинк кивнул, и помчался в ванную…
Через три минуты он уже спускался в столовую. Семья сидела за столом. Спэм и Кира пожелали ему доброго утра, и Чинк уселся на своё место рядом с Кирой.
— Лара сказала, что тебе понравилась наша идея помочь тебе с друзьями, такими как ты. – довольным тоном сказал Спэм.
— Та, очень-очень понравилась! Польшое спасипо! – сияя от радости, ответил Чинк.
— Я рад, что ты ценишь наши усилия создать тебе приемлемые условия. Мы тут с Ларой вчера посоветовались, и пришли к выводу, что я переборщил сразу, не дав тебе привыкнуть, взвалив на тебя такую эмоциональную нагрузку, как прогулка среди людей. Теперь я, какое-то время, буду возить тебя в парк на машине, а, когда ты немного привыкнешь к людям и к своему положению, тогда уже возобновим прогулки по городу.
— Ой, спасипочки вам окромное! – положив обе лапы на сердце, и с большим облегчением в голосе, ответил подопечный, — Это очень хорошая итея, мне путет так намноко лехче!
На его слова Сарисы отреагировали, с улыбкой, переглянувшись. Остаток завтрака прошел в молчании и хорошей, приятной атмосфере. Аппетит у Чинка был преотличный, тем более, что он вчера не ужинал. Он быстро опустошил свою тарелку, наложил туда большую гору заботливо приготовленного Ларой салата, съел её, и, опять наложив и съев, то, что осталось в салатнице, наконец, насытился. Проголодавшись, он ел совсем не так чтобы с толком, с расстановкой, как было принято в этой семье, но никто из Сарисов даже не подумал сделать ему замечание. Они были рады, что их подопечный снова в хорошем настроении, и решили оставить внушение ему столового этикета на потом. Лишь Кира тихонько хихикала, наблюдая, как Чинк накинулся на еду.
Когда Чинк уже насытился, Спэм сообщил ему ещё одну новость:
— Тут к тебе есть ещё одно дело. Сегодня утром мне позвонили из «Общества защиты животных». Они узнали, что ты уже отдан под опеку, и сказали, что сегодня у них состоится званый вечер, и они тебя приглашают.
— Но я ше не шивотное! – высказался на этот счёт подопечный.
— Никто и не утверждает обратное! Просто члены этого общества хорошо относятся к пушистикам. И им очень хочется услышать про то, как ты спас Киру, – стала убеждать его Лара.
— Арай и Рыжик, — пушистики из той компании, к которой мы сейчас поедем, тоже там будут. Они уже давно присутствуют на каждом собрании этого общества. Общаются с людьми, выступают перед ними, — увидев, как Чинк скривился при слове «выступают», Спэм поспешил уточнить, — нет-нет, это не то, что ты подумал, не как в цирке выступают. Они оба пишут стихи, и зачитывают плоды своего творчества перед публикой. Зрителям очень нравится.
— Но я не умею писать стихи!
— Это совсем не обязательно! Как уже сказала Лара, от тебя требуется всего лишь рассказать о своём героическом поступке на пожаре. А потом, если тебе понравится, будешь просто так там присутствовать. Людям будет достаточно, если ты просто немного с ними пообщаешься. Кстати, там для пушистиков особые условия предусмотрены. Хотя это общественное мероприятие, «Общество» официально оформило в институте разрешение для антропоморфов, находится там без стандартных мер предосторожности. То есть поводков там не будет! Кроме того, там будет бесплатное угощение. Наешься там до отвала, вместе с друзьями, всяких вкусностей! Соглашайся! Впрочем, можешь сейчас не отвечать. Подумай, посоветуйся с друзьями. И, когда я за тобой заеду, скажешь куда поедем, — домой, или на этот вечер.
Сказав это, Спэм встал из-за стола, и направился к выходу, бросив Ларе на ходу:
— Я подгоню машину к подъезду, и зайду за Чинком.
Как только за ним захлопнулась дверь, Лара сказала Чинку:
— Пойдём, я тебя подготовлю!
И, взяв подопечного за лапу, повела в прихожую. Там она сняла с вешалки щётку и стала вычёсывать ею шерсть Чинка.
— Это надо, чтобы ты выглядел аккуратненьким, и чтобы шерстка твоя нигде не сыпалась, – объяснила она свои действия.
— Я это сам моку стелать! – стал, было, возражать подопечный.
— Ну, конечно можешь! Но так будет надёжнее. К тому же ты спинку так хорошо, как я, не достанешь, — отмела опекунша его возражение, и продолжила, — Закрой глазки, чтобы туда ничего, ненароком, не попало. Умничка.
Лара прошлась щёткой по голове.
— Всё, можешь открывать. Теперь шейку подставляй. Молодец. Хорошо, теперь лапку давай сюда…
Так Лара обработала его до пояса.
— Исвините, но тавайте я тальше уше сам!
— Хорошо, но, смотри, тщательно чтоб.
Чинк старательно стал вычёсывать шерсть вокруг талии и ног. При этом ему дважды пришлось сжимать поплотней створки, скрывавшие его интимные места, чтобы, чего доброго, не стало заметно, куда у него всё втягивалось.
Когда Чинк закончил со второй ногой, Лара снова взяла у него щётку со словами:
— А хвост давай уже я! Надо немножко быстрее.
Не успела она закончить, как пришел Спэм.
— Он готов?
— Нет, дорогой, ещё немножко. Вот, теперь порядочек, – сказала она, собирая со щётки, внушительных размеров, ком зелёной шерсти, — а то всё это насыпалось бы в гостях на ковёр. Какая красивая и необычная! Пожалуй, не буду её выбрасывать. Я что-нибудь из неё сделаю.
— Правильно мыслишь дорогая! – прокомментировал Спэм, — А потом это что-нибудь можно будет выгодно продать. Изделие из шерсти антропоморфа, да, к тому же, такого экзотического цвета, высоко ценится. Я обязательно поинтересуюсь в «Обществе защиты животных». Сувенир из шерсти гвоздя программы с руками оторвут! Постарайся управиться к вечеру, я заеду, заберу.
Лара не ожидала такого. Она собиралась что-то возразить, но Спэм уже потащил подопечного за дверь.
Было утро, в подъезде никого не было, так что спустились они без приключений. К немалому облегчению Чинка, во дворе тоже никого не было. Только когда они подошли к машине, из-за угла появилась пожилая женщина с сумкой. Но она не успела даже разглядеть что к чему, как Спэм усадил подопечного на переднее сиденье, рядом с водителем, и пристегнул его ремнём безопасности со словами:
— Думаю, здесь тебе будет интересней.
На что Чинк ответил кивком и улыбкой
Машина тронулась, и, выехав на улицу, стала набирать скорость. Ехали они по маршруту вчерашней прогулки. Смотреть из окна авто было совсем не то, что идти, мучаясь, по улице. Чинк с наслаждением любовался городом. Он отметил для себя, что весьма слабо запомнил, как выглядела улица, по которой он вчера шел, все воспоминания были как в тумане из-за того, что ему было не до осмотра окрестностей.
Через несколько минут они достигли парка, и Чинк во второй раз удивился какой он большой. Стана леса за ажурным заборчиком тянулась вдоль улицы, сколько можно было увидеть. Чинку, в воображении, дорога представлялась эдакой границей, с одной стороны которой возвышались дома, а с другой стоял густой лес.
— Эх, и почему нельзя, чтобы и вправду так было?! Чтобы люди и антропоморфы жили рядом, мирно ходили друг к другу в гости. И никто никого не притеснял.
Из этих размышлений его вывел голос Спэма:
— Значит, заеду я за тобой аж вечером. Обедом тебя там покормят. Думаю, о поведении в гостях тебе напоминать не надо. Слушайся что тебе скажут хозяева Акрэл, или Рита.
— А вот мне интересно, та, что правила соопщала, скасала, что опеку перетавать нелься, — решил поинтересоваться Чинк у своего опекуна-адвоката.
— Ты смотри! Запомнил-таки! Значит, не все шарики ещё укатились! – прокомментировал его вопрос опекун.
— Оу, вы ещё очень утивитесь, сколько их у меня осталось! – отпарировал подопечный таким же тоном, каким только что говорил Спэм.
— Даже шутить пытаемся? Ну, тогда и вправду ещё не всё потеряно! – ответил на это с улыбкой Спэм, и, потрепав Чинка по голове, и продолжил, — Передачей считалось бы, если б я тебя у них на недельку-другую оставил. А так, если пригласят, можно будет у них даже с ночёвкой оставаться.
Наконец, парк закончился. За ним тянулся квартал частных домов. Спэм свернул туда. Проехав небольшое расстояние, по одной из улочек, он остановился возле дома со светло-зелёным забором, и посигналил. На гудок вышел человек лет сорокапяти, и подошел к машине. Спэм вышел, они о чём-то переговорили, затем опекун открыл двери, и вывел Чинка.
— Вот, так сказать, передаю на хранение. Пусть ваши пушистики его там не обижают! – сказал шутя Спэм.
— Об этом не извольте беспокоиться. Они у нас смирные, – ответил ему тот человек, и продолжил, обращаясь к Чинку, — Доброе утро! Меня зовут Акрэл, а тебя, если меня память не подводит, — Чинк?
Чинк кивнул.
— Значит, будем знакомы! – сказал Акрэл, протянув руку для пожатия. Чинк не ожидал такого. Немного замешкавшись, он пожал протянутую руку. Но больше, чем протянутая рука, Чинка поразил настрой, с которым Акрэл к нему обратился.
Практически все люди, которых знал Чинк, хоть испытывали к нему разные чувства, от лютой ненависти и страха, до жалости и симпатии, обращались к нему с чувством превосходства. Даже маленькая Кира, у которой, сначала, этого не наблюдалось, вероятно, копируя родителей, стала ощущать это по отношению к нему. Акрэл был первым человеком, который, обращаясь к Чинку, чувствовал себя просто, будто обращался к другому человеку. Он явно испытывал к нему симпатию, кроме того, смотрел оценивающе, стремясь определить, что Чинк представляет из себя как личность, но эмоциональный подтекст «высший обращается к низшему» практически отсутствовал. Полного равенства он с Чинком не ощущал, но это было другое. Он был старше, кроме того, был хозяином дома. Приблизительно так ощущал себя Ранэк, по отношению к молодым антропоморфам в убежище. Вот такой вот букет эмоций заметил Чинк с его стороны по отношению к себе.
— Проходи во двор, и подожди меня там. Нам с твоим опекуном надо кое-что обсудить.
Чинк прошел за ворота. Вопреки ожиданиям, никто из пушистых его не встречал. Во дворе никого не было. Чинк воспользовался этой возможностью, чтобы оглядеться вокруг. Он находился в огражденном дворе двухэтажного домика. На первом этаже была видна кухня, через другое окно проглядывал книжный шкаф. Остальные окна в доме были плотно занавешены, так что разглядеть, что находилось за ними, не представлялось возможным. Задний двор, сколько было видно, был заполнен конструкциями, напоминавшими тренировочную армейскую полосу препятствий. Только ни один человеческий солдат не смог бы, наверное, её преодолеть.
— Ух, ты! Какая тут шикарная площадка для разминки! Да, тут и, помимо общения есть чем заняться. Здесь точно будет не скучно! – подумал Чинк в предвкушении.
Тем временем, Акрэл распрощался со Спэмом, и зашел во двор, закрывши за собой калитку. Он подошел к Чинку, и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Тебя ждут, но они подождут ещё немного, а у меня для тебя есть кое-что. Пройдём со мной!
Чинк, следуя приглашению, направился в дом. Сразу за дверью была небольшая прихожая, где Акрэл снял обувь. Поскольку Чинк обуви не носил, он лишь старательно вытер ноги о половичок, лежавший перед входом, предварительно втянув когти. В прихожей находилась лестница, ведущая на второй этаж, а так же две двери. Акрэл указал на одну из них. Судя по наполнявшим его эмоциям, он предвкушал сделать Чинку что-то приятное. Чинк решил, что его собираются угостить. Они прошли в комнату, где стоял шкаф с книгами, несколько кресел, и большой письменный стол. Акрэл открыл один из выдвижных ящиков стола, но достал оттуда не лакомство, как ожидал Чинк, а небольшой конверт, который протянул ему со словами:
— Это от твоих друзей.
Ничего не понимая, Чинк когтем аккуратно вскрыл конверт. Там лежало письмо. Акрэл сел в одно из кресел, и сказал:
— Прочитай его здесь. После этого, его надо будет уничтожить.
По-прежнему, не понимая, что происходит, Чинк тоже уселся в кресло, и начал читать. Там было написано:
Чинк, если ты это читаешь, то ты успешно прошел тестирование в «Институте изменённых организмов», был признан безопасным, и передан под опеку. Менее благополучный исход я не хочу даже предполагать. К тому же, учитывая твой характер, а так же обстоятельства, при которых ты попал в институт, лучший из вариантов наиболее вероятен.
Случившееся с тобой, всполошило убежище. Когда ты не вернулся с прогулки, я послал многих на твои поиски…
ЭТО БЫЛО ПИСЬМО ОТ РАНЭКА!
— Но как? – спросил пораженный Чинк у Акрэла.
— После того, как Арай изменился, я стал искать контакта с вашими. В конце концов, моё упорство было вознаграждено. Ранэк согласился переговорить со мной. Учитывая ваши способности, ему не составило труда определить мою искренность. После того, как было определено, что это не уловка людей, я стал поддерживать с вами связь, помогая с медикаментами, а так же самыми необходимыми припасами. К сожалению, связь эта не регулярная. Нужно проявлять осторожность, так как это моё занятие является противозаконным. За пять лет я смог сделать всего одиннадцать ходок в лес.
В последний раз я направился туда специально, чтобы рассказать о тебе. Твоя поимка, а также то, как ты спас Киру, моментально стало достоянием новостей. Хотя репортёров поблизости не оказалось, тебя заснял каждый, у кого был мобильник с функцией видеозаписи. Так что твои приключения, в разных ракурсах, на какое-то время стали главной темой выпусков новостей. Этот случай разобрали буквально по косточкам, естественно, стало известным, что Сарисы собираются взять тебя под опеку, как и то, что твоё успешное прохождение теста на агрессивность, более чем вероятно.
Вот, с такими новостями, я и отправился к вам в убежище. Тогда Ранэк и написал это письмо. У нас, с того времени, как разрешили некоторых из вас брать под опеку, стали собираться почти все подопечные города. Так что ты рано или поздно оказался бы у нас. Всё это время письмо ожидало твоего прочтения, спрятанное в надёжном месте. Мы, само собой, держим в тайне наше сотрудничество с убежищем. Именно поэтому, после прочтения, его надо будет сжечь. В общем, не буду больше отвлекать тебя разговорами. Уверен, слова Ранэка будут для тебя убедительней моих.
Сказать, что Чинку было интересно, значило ничего не сказать. У него аж хвост стал дрожать от нетерпения. Так что заставлять просить себя дважды он не стал, и продолжил чтение.
Я послал многих на твои поиски. Они оказались безрезультатными, и мы поняли, что ты попал к людям, так как несчастный случай, в результате которого ты бы исчез крайне маловероятен, например, ближайшее болото находится в дне пути, и хищников, способных справится со взрослым антропоморфом, в наших лесах не водится. Так что это был наиболее вероятный вывод из твоего исчезновения.
Все были очень огорчены этим происшествием, особенно Шэн. Он подбивал всех идти штурмовать институт, а, когда ему объяснили, что силы неравные, то обиделся на всех, и задумал идти спасать тебя в одиночку. Такая преданность, конечно, трогает, но такая глупость просто возмущает. Тогда я говорить об этом не стал, — бесполезное занятие! Но ночью устроил наблюдение за их с Лирой землянкой. И, как и следовало ожидать, появляется среди ночи наш «герой-освободитель», и уверенно шествует в лес, хотя дежурств у него в эту ночь никаких не было. Я сопроводил его метров триста, чтобы никаких отговорок вроде «пописать/подышать вышел» не было (ты ж его знаешь, даже когда у него на лбу написано что к чему, он упорно продолжает гнуть свою линию), и остановил его.
Мда, скажу тебе, станешь выяснять, чем он думал, — поверишь, невольно, в теорию об умственной неполноценности антропоморфов! Хоть бы накидочку какую нацепил, чтоб не так видно было! Так нет, это наше чудо ушастое отправилось в город, так сказать, во всей своей красе. На вопрос: «А как же ты в таком виде по городу идти думаешь?» он, значит, отвечает, что, мол, перебежками, от кустика к кустику. Тот факт, что кустики, или, хотя бы, деревья, растут далеко не по всему периметру города, ему даже в голову не пришел. Не говоря уже про то, что прячась за деревом, или углом здания от одного человека, он остаётся прекрасно виден другому, и, что любой вышедший среди ночи на балкон покурить человек, заметив его хвостатый силуэт, сразу же позвонит куда следует.
Ну, ладно, пропустим путь туда. Я спросил его, что он будет делать, если, каким-то невероятным чудом, доберётся туда? И что ж ты думаешь? Он, оказывается, собирался незаметно пробраться в напичканный видеокамерами институт, найти тебя, и, опять-таки, незаметно выйти вместе с тобой. И всего делов! А в невероятном случае, если его обнаружат, он всерьёз рассчитывал победить всю охрану института, причём, никого, при этом, не убив, и даже не поранив. Вот такой вот «Непобедимый мистер Тень» отправился тебе на выручку! И мне пришлось битый час, на пальцах, ему объяснять, что это только в его любимых приключенческих романах герой способен победить целую толпу приспешников суперзлодея, одной рукой неся бесчувственную красавицу, а другой, разя врагов. Что в реальной жизни всё несколько иначе. И особенно, что способность видеть в темноте, быстро бегать, и сила, большая, чем у человека, не делают его непобедимым.
Так же я напомнил ему, что он не один, что у него, как-никак семья есть, задав вопрос: «Ты подумал, как Лира будет сына твоего растить, пока ты из себя домашнюю зверушку у какого-нибудь богатея изображать будешь, а то и вовсе погибнешь?». И только эти слова, наконец, охладили его пыл.
Чинк, прочитав это, аж вздохнул с облегчением. Если бы из-за него ещё и друг пострадал, он бы не смог с этим жить.
Для чего я тебе всё это сообщаю? Во-первых, потому, что не хочется всё-таки, чтобы его стремление тебе помочь пропало, совсем уж, зря. Пусть тебе хоть приятно будет, что друг тебя так выручать рвался. Во-вторых, я очень боюсь, что ты сделаешь подобную глупость, как Шэн, с которым вы, – два сапога на одну ногу! И надеюсь, что его пример, хоть чему-то тебя научит.
Теперь подробней об этом. Пожалуйста, отнесись к этому предупреждению со всей серьёзностью! Ты сейчас оказался вне стен института, вдалеке от вооруженных охранников. Вся твоя охрана, — это двое безоружных людей, от которых, кажется, сбежать – пара пустяков. Я понимаю, что то, как они относятся к тебе (я прекрасно знаю, что обыватели думают про нас), вызывает у тебя обиду, и желание, как можно скорее, расстаться с ними, и вновь очутиться среди нас. Но не поддавайся этому желанию! Всё не так просто, как кажется. Люди хорошо продумали, как предотвратить побег. То, что они говорили тебе про ошейник совершенно серьёзно! Его разработали ещё при мне, с целью лучше контролировать антропоморфов. Планировался радиус действия в пределах института, но расширить его можно до самых окраин города, что и было сделано, когда разрешили брать некоторых под опеку. Ошейник этот посылает непрерывный сигнал в центр слежения в институте. Этот сигнал обладает огромной проникающей силой, и его очень трудно заглушить. По этому сигналу там видно, где ты находишься. Кроме того, в него встроен приёмник, способный принимать сигнал, который включает электрошоковое устройство, достаточно мощное, чтобы парализовать тебя, и заставить потерять сознание. Например, если ты, среди ночи, выпрыгнешь в окно, и побежишь по направлению к лесу, то на пульте слежения это покажется подозрительным (согласись, весьма маловероятно, что опекун вывел тебя среди ночи погулять). И всё же, на его мобильный будет послан запрос. Если мобильный не будет отвечать, позвонят на стационарный. И твой побег будет раскрыт, а ты парализован и пойман. Даже, если ты, каким-то чудом, выведешь со строя все телефоны в доме, для перестраховки тебя всё равно парализуют…
Ещё что усиливает моё беспокойство на этот счёт, так это то, что в твоём мире, судя по твоим рассказам, технологический уровень отстаёт от нашего. Тебе може показаться, что такое, относительно маленькое устройство, не способно осуществить всё это. Уж поверь мне, — наша техника до этого доросла.
Без помощи тебе не удастся освободиться. Но, если ты читаешь это письмо, то ты уже среди друзей. Они смогут тебе помочь. Акрэлу можешь доверять так же как мне. Он помогает нам, и он не один. Нам вызвалась помочь группа сочувствующих. С их помощью осуществить побег будет уже реальней.
Как же я надеюсь, что это письмо попадёт к тебе в лапы, пока ты не натворил глупостей! Но если я узнаю, что, после того как ты прочёл письмо, ты всё равно попытался самостоятельно сбежать, и опять попал в институт. Я лично приду к тебе, как этот самый «мистер Тень», и оттаскаю за уши как нашкодившего бельчонка!
Чинк с улыбкой представил себе выражение морды и интонацию Рэнака, как если бы он был тут, и читал Чинку нотацию. Это была определённо его манера говорить! Чинк прервал на минутку чтение, чтобы переварить, прочитанное.
— Ну, здесь всезнающий Ранэк явно перемудрил! Не собирался я побег делать. Да, эта мысль успела посетить мою голову, но никак не серьёзно. Ведь, как дважды два, понятно, что это нереально. Ошейник такой крепкий, что я, скорей пальцы себе оторву, чем смогу его сломать. Замотать его чем-то? Де чем же его замотаешь, если сигнал даже сквозь стены проходит? Да и, к тому же не такой я решительный, чтобы на побег отважиться. Это Шэн у нас на такой подвиг способен, вот он да, не раз бы, наверное, попытался. Но я не Шэн, я скорее раскисну от трудностей, чем исполнюсь решимости что-то делать. Так что зря, зря Ранэк насчёт этого беспокоился. Хотя приятно, всё же знать, что он обо мне волнуется. А вот то, что есть надежда на освобождение, — это просто супер! Если мне помогут, то я, пожалуй, смогу. Интересно, что же там дальше?
Закончив размышлять, Чинк снова погрузился в чтение.
Теперь я хочу осветить ещё один важный вопрос, который наверняка будет тебя волновать. Извини, что не обсудил с тобой этого раньше. В убежище, среди друзей этот вопрос был неактуален, а на то, что ты попадёшь к людям, я ну никак не рассчитывал. Кстати, должен тебе сказать, что никак от тебя такого не ожидал, что ты, такой послушный и исполнительный, так грубо нарушишь столь элементарное правило, как «держаться в стороне от людей»!
— Прости Ранэк! Я поступил тогда очень глупо, – с искренним раскаяньем, мысленно ответил ему Чинк.
Я недооценил силу твоего любопытства. Не смог изучить твои наклонности за всё время, проведенное с тобой. Недаром вы с Шэном так сдружились. Здесь дело не только в том было, что он тебя первым здесь встретил, у вас характеры были схожими, и наклонности. А я упустил это! Прости меня! Я должен был насторожится, ещё тогда, когда вы оба, одновременно, впали в гиперувлечённость.
Хотя, что это я говорю к тебе научными терминами, да ещё и такими, что в твоём мире не встречаются? Помнишь случай, когда вы с Шэном так заигрались, что не заметили, как настала ночь, и пришли в себя, только, когда вас нашла Зея? Так вот, это состояние и называется гриперувлечённостью, — если бы Зея не вывела вас из него, вы бы играли с листьями до полного изнеможения. Она рассказала, что вы были смущены этим, и твёрдо настроены это контролировать. Поэтому я не стал вести с вами разъяснительную беседу, тем более что, с тех пор, вы, вполне успешно, держали эту склонность под контролем. Я не хотел волновать вас, и вот, теперь, ты в руках у людей из-за того, что я не предупредил тебя, что надо быть настороже. И, когда ты наблюдал за пожаром, любопытство взяло верх над тобой.
— Нет Ранэк, ты не виноват, не в этом дело! – снова мысленно ответил ему Чинк, — Не было тогда никакой гиперувлечённости! Я чётко себя помню, когда приближался к горящему дому. Я просто подумал: «Осторожненько подойду, — меня никто и не заметит!». Не гиперувлечённость то была, а глупость моя, и самонадеянность.
Что ж, того, что случилось, уже не изменишь! И мне, не предупредившему тебя о возможной опасности, и тебе, нарушившему правило «не приближаться к людям» (которое, кстати, означает не просто «не подходить к ним вплотную», а «держаться от них как можно дальше»), утешением может послужить то, что, в конце концов, это привело к спасению жизни. К тому же, то, что с тобой произошло, пошло на пользу антропоморфам, и дало тебе возможность ещё послужить на общее наше благо. Но об этом после, а сейчас я продолжу тебе объяснение.
Эта склонность, в той или иной степени, свойственна каждому антропоморфу. Итак, что же она собой представляет? Это некое подобие инстинкта, только у животных это, как бы, управляющая программа, а у нас, просто советчик, дающий советы, и мы сами решаем, слушать его, или нет. По большому счёту, он, — штука полезная, например, он даёт общую инструкцию, как пользоваться нашими телами, и нам остаётся только отточить наши умения, а не, скажем, с нуля учится, как ходить на пальцеходящих лапах. Теперь о том, откуда он берётся. Здесь дело не в смешивании генов человека, с генами животного, как думают некоторые. Ведь, в момент старта, рядом с тобой не было белки, а ведь, для смешивания генов, тебе надо было хотя бы прикоснуться к её шерсти, чтобы можно было говорить о каком-то обмене ДНК. Это было первое заблуждение в отношении антропоморфов, которое я научно опроверг.
Трансформация целиком и полностью зависит от твоей фантазии. Уверен, ты прекрасно помнишь, как задавал параметры своему будущему организму, как что-то убирал, что-то добавлял, пока не остался полностью доволен результатом. Вся загвоздка в том, что то, как будут выглядеть и функционировать твои органы, ты задаёшь усилием разума, а вот, этого самого «советчика», или, как его ещё называют в институте и в среде фурри, «атавизм», тебе конструирует подсознание. Самая полезная его часть, — инструкция по пользованию организмом задаётся автоматически, но очень часто подсознание добавляет сверху какие-то поведенческие стереотипы, свойственные (по мнению транформирующегося) его любимому виду животных. Вот от этого и зависит, будет ли этот советчик тихо нашептывать свои советы, навязывать их, или же вообще, время от времени, брать управление в свои лапы.
Для пояснения приведу конкретные примеры. Вот возьмём меня. Меня в антропоморфах привлек не внешний вид, не забавные выкрутасы на манер зверей, а только функциональность такого организма. Мой идеальный антропоморф максимально функционален, и в общении ведёт себя практически как человек, без каких-либо звериных поведенческих примочек. В результате, — имею от моих инстинктов только советы, как пользоваться моим телом. И должен, образно говоря, навострить уши, чтобы «услышать» как мои инстинкты советуют мне заурчать от удовольствия, или повилять хвостом в знак приветствия (видать, где-то в подсознании у меня, всё же, были запрятаны пара-тройка поведенических стереотипов, а может, я неосознанно перенял это общаясь с другими). То есть проблем с контролем никаких, даже наоборот, приходится прилагать усилия, чтобы вести себя не как человек. Такое положение вещей, мне и моим коллегам из института, обеспечил научный подход к трансформации.
Иное дело, — трансформировавшиеся из сообщества фурри. Ваши, так называемые «фурсоны», порой, просто напичканы поведенческими стереотипами, ну прямо инстинкт на инстинкте! Тут тебе и тявканье, и мурлыканье, и рычание или шипение в момент испуга. И телодвижения всякие замысловатые. Чего только не понапихано в ваш образ идеального антропоморфа! Вот и задаёт ваше подсознание в проект, при старте, всю эту чепуху в виде целого ряда инстинктов. И, чем больше ваше убеждение, что «так должен себя вести настоящий фуррь!», тем громче, после трансформации, этот атавизм будет диктовать вам свою волю.
И хорошо ещё, если это безобидное мявканье-тявканье. А вот, например, самый распространённый поведенческий стереотип, — некоторые из кошачьих, например, считали до трансформации, что «настоящий фуррь должен быть неравнодушен к катящемуся клубочку, или мячику». И вот, как результат, пройдя трансформацию, теперь в большей, или меньшей степени, когда эти предметы попадают в их поле зрения, испытывают желание поиграть с ними. К счастью, большинство так считало всё же в шутку, так что теперь это у них проявляется как забавное побуждение, которое относительно легко контролировать. А вот тем, кто всерьёз прописал своей фурсоне такое поведение, приходится прилагать уже больше усилий, плюс есть больший риск, что в определённых обстоятельствах, они могут потерять над собой контроль.
Теперь подробнее об этих обстоятельствах. Для того, чтобы это произошло, нужна сумма трёх факторов: 1) Склонность, то есть относительно большой уровень атавизма; 2) Настроение, — это или такое состояние, когда просто помираешь со скуки, или возбуждённо-приподнятое игривое настроение; и, наконец , 3) Катализатор, — это может быть тот же мячик, какой-нибудь блестящий предмет, крик животного, запах, и тому подобное.
Без одного из этих трёх факторов риск потерять контроль над собой равен нулю. Теперь проанализируем в свете этих данных конкретный случай, — вашу с Шэном потерю контроля. 1) У вас обоих уровень атавизмов очень высокий. 2) У вас обоих создалось определённое настроение, — либо вам было очень скучно выполнять ваше поручение, либо вы очень уж шибко обрадовались, что так рано освободились, либо и то, и другое сразу. И, наконец, 3) Шелест листьев послужил катализатором.
Листья и раньше шелестели под вашими лапами, у вас и раньше был такой высокий уровень атавизмов, но не было нужного настроения. Ходя по шуршащим листьям, вы раньше не скучали, или не было у вас такого игривого настроения. И вот, когда все эти три фактора сошлись вместе, произошла реакция, — вы впали в гиперувлечённое состояние.
Хочу обратить твоё внимание на важный факт, несмотря на то, что у вас с Шэном, в дальнейшем, не раз совпадали все эти три фактора, вы успешно держали себя в лапах, несмотря на высокий уровень атавизмов. Помимо того, что хочу похвалить вас за это, заметь, что, хотя у вам с Шэном едва ли не наибольший уровень атавизмов во всём Центральном, контролировать себя вам оказалось вполне по силам, по крайней мере, в большинстве ситуаций. То есть это несть серьёзная проблема! Прилагая соответствующие усилия, это вполне могут контролировать даже те, кто очень к этому предрасположен! Исключений из этого правила я ещё не встречал.
Я знаю, какое возражение пришло тебе сейчас в голову. Могу представить, как ты себя чувствовал, после того, как над тобой поиздевались в институте, играя на твоих атавизмах. Скажу тебе прямо, — всё это было сделано искусственно! Ещё при мне была разработана целая методика, как вызвать потерю контроля у антропоморфов со средним, и даже с низким уровнем атавизмов! Было принято решение оставить всех исследуемых в научных учреждениях навсегда. И, как повод, прекрасно подошла эта особенность антропоморфов.
То, что я тебе описал, действует в нормальных, естественных условиях. Но если обеспечить неестественно сильные «настроение» и «катализатор», то наличие высоких атавизмов становится необязательным условием для потери контроля. Что в институте и делают, — сначала создают проходящему тест антропоморфу условия, чтобы ему стало нестерпимо скучно, а потом, предварительно раззадорив его, обрушивают на его сознание целый шквал всевозможных катализаторов.
Даже предварительно предупреждённому подопытному, с низким уровнем атавизма, сложно не потерять над собой контроль, в таких условиях. А про тех, для кого такая уловка — полная неожиданность, и говорить нечего. В результате чего, во время этого теста, не теряют над собой контроль считанные единицы. Но даже эти индивиды, с рекордно низким уровнем атавизма, не будут признаны достойными свободно жить среди людей. Им просто-напросто подсыплют в еду психотропное вещество без вкуса, и запаха. Пищу принесёт человек, который об этом не знает. Так что даже эмпатические способности не помогут антропоморфу заподозрить что-то неладное. А, с искусственно повышенным уровнем атавизмов, тест пройдёт как по маслу.
Так что не переживай на этот счёт и не верь тем выводам и заключениям, которые тебе сообщили исходя из этой шарлатанской уловки.
Кроме теста на атавизм, был выдуман ещё тест на агрессивность. Это тоже фальшивка, не прошедшие этот тест, не являются опасными для окружающих. Как и спокойного антропоморфа можно довести до белого каления, так и более импульсивный вполне способен себя контролировать. Это скорее жестокий способ определить характер испытуемого, но никак, не, то опасен ли он.
Ещё немаловажный факт, тщательно скрываемый от общественности, это то, что все, без исключения, атавизмы являются безобидными. В подсознании есть определённый барьер, надёжно пресекающий возникновение, каких бы то ни было опасных разновидностей атавизмов. Например, судя по мировоззрению некоторых из прошедших трансформацию, у них должны были наличествовать весьма опасные инстинкты. Кто-то из трансформирующихся в хищников не раз рассуждал об инстинкте преследовать убегающую добычу, а некоторые другие были, мягко говоря, невоздержанны в вопросах половой морали, и переносили эти качества на свою фурсону. По логике, первые должны были ощущать желание напасть на любое быстро движущееся существо, а вторые — пытаться изнасиловать любой объект своего влечения.
Скажу тебе прямо, меня не на шутку встревожила такая опасность. Поэтому я с особой тщательностью проверил эти предположения. Не буду описывать подробностей, но это было сделано посредством весьма жестоких, и унижающих достоинство, тестов, за которые меня до сих пор мучит совесть. Тем более, что подверг я им тех, кто мне доверился. Я неоднократно просил у них прощения, некоторые смогли меня простить, а некоторые по-прежнему на меня в обиде, и были инициаторами большого числа критики того, как я осуществляю управление убежищами…
Такая вот, не самая белая и пушистая, страница моего прошлого. Но, благодаря этому аморальному, но очень тщательному тестированию каждого, у кого подозревалось возникновение таких инстинктов, было чётко установлено, — по настоящему, опасные инстинкты подсознание у антропоморфов не допускает. То есть все атавизмы, абсолютно безопасны. Из-за них может приключиться конфуз, в крайнем случае, они могут испугать, но реальной угрозы, ни один из них не представляет. Так что любые утверждения, что антропоморфы опасны из-за того, что у них есть атавизмы, не имеют под собой никаких научных оснований.
Не знаю, слышал ли ты уже, но, определённо, не раз ещё услышишь историю про Таниса, сына Нэйриса, — того самого, кого поставили вместо меня в институте. Это — главная страшилка про антропоморфов, которую в первую очередь приводят, как доказательство того, что антропоморфы могут быть опасны. Танис прошел трансформацию, и был взят домой родителями, как подопечный. Во время домашнего скандала, он набросился на свою мать, и чуть её не убил, вполне вероятно, что этим бы и закончилось, если бы его не застрелил отец.
Конечно, — это ужасный случай! Но, тем не менее, — случай, ничего не доказывающий. Я знаю семью Фаров очень давно, и неоднократно бывал у них в гостях. Знал я и их сына, — Таниса. Он был единственным, и долгожданным сыном, и родители совершенно избаловали его. Он привык, что малейшая его прихоть тот час же удовлетворяется, и сразу же приходил в ярость, или впадал в истерику, когда получалось не так, как он того хотел. Он вырос трудным подростком, которого бы давно уже привлекли к уголовной ответственности, если б не связи отца. Я не спешил верить слухам, но его акты вандализма стали фигурировать даже в городской прессе.
Это я к чему тебе это рассказываю? Чтобы ты имел представление, что он был за человек, этот Танис. Задолго до всяких там трансформаций и превращений. И вот это избалованное дитя, которому всё сходило с рук, стало антропоморфом, — одним из объектов дискриминации. И здесь папа уже не в силах был дать ему то, чего сынок требовал. Хотя, скорей всего, он старался, старался, как мог, облегчить участь своего любимого чада.
Обрати внимание на одну деталь, Танис был застрелен, хотя под рукой был куда более гуманный способ его усмирить, — всего-то, нажать на кнопку пульта управления ошейником. Я не могу представить себе, чтобы такой дисциплинированный человек, как Нэйрис, мог забыть пульт где-нибудь в ящике стола. Он с юных лет очень аккуратен, и чётко следует правилам, пульт висел бы у него на шее всегда, когда он находился рядом со своим сыном-подопечным. И, разумеется, чётко следил бы, чтобы ошейник всегда был достаточно заряжен.
Ещё меньше я могу себе представить Нэйриса, убивающего любимого сына, когда у него есть возможность, просто его парализовать. Нэйриса не так-то просто вывести из себя! До того, как он стал начальником института, он участвовал во многих военных операциях, тестируя различные виды нового вооружения. И, до того, как он получил повышение, его функция заключалась далеко не в наблюдении с безопасного расстояния. Его, с прототипами, посылали в самое пекло, и там он отличился, именно сохраняя хладнокровие в экстренных ситуациях. Так что впасть в состояние аффекта, когда Танис напал на его жену, он не мог. Он, по любому, использовал бы электрошок, а не пистолет.
Единственное логичное объяснение тому, что произошло, — когда всё это происходило, ошейника на Танисе не было. Снять он его не мог, — он очень крепкий, к тому же ошейник не был сломан, ведь прибывшие оперативники обнаружили его, на теле Таниса, в целости и сохранности. Отмычкой его не откроешь, — открывает его специальная электронная карта, более надёжная, чем та, которую используют инкассаторы на банкоматах. Единственный вывод, Нэйрис унёс эту карточку из института, или, даже, сумел сделать копию (а это – дела подсудные). И всё это, чтобы его сын мог ходить по дому без этой неудобной вещицы на шее. То есть, он шел на уступки где только мог.
И вот, наконец, сынок потребовал чего-то совсем уж невозможного, например, возвращения человеческих прав. И, как обычно в таких ситуациях, впал в истерику. Но, на этот раз, это ему не помогло, страсти накалились, и невоспитанный сын кинулся на родную мать. Будь он человеком, дело окончилось бы парой пощёчин от матери, или хорошим подзатыльником от отца, но он был антропоморфом, с очень сильными, снабженными когтями лапами. Что было дальше, ты уже знаешь.
Конечно, можно говорить, мол, не был бы Танис антропоморфом… Но, если следовать этой логике, то, получается, любого человека с большими физическими данными, и обладающего вспыльчивым характером, надо сажать за решетку, ибо он потенциально опасен.
Вот тебе ещё, так сказать, информация для размышления, чтобы этот пример тебя не обескураживал.
Ну, и завершить обсуждение этого вопроса, я, хотел бы, рассмотрением твоей особой проблемы, связанной с атавизмом. Это я о твоём дефекте речи. Он, вне всякого сомнения, носит атавистический характер. Ты мне рассказывал, что твоя фурсона-инопланетянин, говорит со специфическим беличьим акцентом. Вот и воплотило твоё подсознание этот «акцент» в твоём речевом аппарате. Поэтому ты так долго не можешь научится нормально выговаривать слова.
В связи с этим, я читал специальную литературу, и готовился вести с тобой уроки правильного произношения, но, вот, не успел. Поэтому передаю эти материалы Акрэлу. Он пообещал ещё подготовить, что найдёт, по этому вопросу, пока ты будешь находится в институте. Он с тобой поработает. Так ты научишься нормально произносить слова. Но, к сожалению, даже тогда, ты сможешь нормально говорить, лишь прилагая сознательные усилия. В твою естественную, расслабленную речь, инстинкт будет автоматически добавлять «акцент». Увы, это всё, чем можно тебе помочь в этой ситуации.
Теперь о другом…
— Ранэк, какой ше ты умница! – не удержавшись, воскликнул вслух Чинк.
На глаза его навернулись слёзы, но , вспомнив, что в комнате он не один, Чинк взял себя в лапы. И продолжил мысленно:
— Ты, и правда, самый-самый! Как же ты меня успокоил! Я, конечно, и сам докумекал что-то подобное, но это же не идёт ни в какое сравнение. Или постоянно сомневаться: «правильная моя догадка, или нет?». Или услышать это всё из уст профессионала, разложенное по полочкам. Прямо камень с души! Теперь я точно знаю что я, и кто я, без проклятых сомнений. Всё верно. Всё сходится. Я, давно ещё вычитал про гигантскую белку, что в Африке живёт, что она очень любопытна ко всяким блестящим предметам, даже, рискуя безопасностью, лезет посмотреть «Что это там блестит?». Мне показалось это забавным, и я это запомнил. Так же, я наслушался рассказов о ручных белках, как они, когда не голодны, долго катают орешек по полу, чтобы он тарахтел, прежде чем съесть его. Я даже арт себе заказывал, со своей фурсоной, которая тоже гоняет орех как мяч. Вот, как говорится «за что боролся…». Вот откуда у меня такое неравнодушие к блестящим предметам, и шуршащим вещам. Но, главное, что я теперь тоже знаю, что в силах с этим бороться.
Завершив эти размышления, Чинк снова обратил внимание на письмо. Читать там осталось совсем немного.
Под конец хочу тебя попросить об одном деле. Возникла возможность повлиять на мнение общественности. Подробности тебе поведают друзья. Пожалуйста, посотрудничай с ними, сколько будет в твоих силах. То, что ты спас ребёнка сделало тебя очень хорошим примером неагрессивного, безвредного антропоморфа. Помимо просто положительного влияния на мнение людей о нас, есть ещё важная причина: появились люди, желающие нам помочь. Они не одни из нас, но обеспокоены тем, что с нами делают. Только есть одна загвоздка, они опасаются, как бы то, что о нас говорят, не оказалось правдой. Я им, безусловно, всё, как мог, объяснил, но одно дело мои слова, и совсем другое, когда они увидят это своими глазами, пообщавшись с кем-нибудь из нас. Я устроил им недолгое проживание в убежище. От общения с нашими у них остались хорошие впечатления, но сомнения их до конца не развеяны. Они хотят ещё общения, причём вне убежища, чтобы до конца убедится. В случае, если вы сможете им понравится, и показать, какие мы на самом деле, это будет иметь для нас очень хорошие последствия. Таким образом, твои приключения среди людей могут оказаться полезными не только для семьи, что взяла тебя под опеку, но и для нас. К тому же, более чем вероятна, их помощь в вашем к нам возвращении.
И напоследок. Тут, у нас, как узнали о том, что с тобой произошло. Так практически все подошли ко мне с просьбой передать тебе привет, и пожелания держаться. Я насилу втолковал им, что письмо ты сможешь получить не раньше, как выйдешь из института. Так что привет тебе от всех! И большое-большое сочувствие твоей беде. Ну, и, разумеется, друг твой так от меня и не остал, пока я не дал ему написать тебе письмо. Оно там, на другом листе.
В общем, держись! Не делай глупостей. В конце концов, всё наладится!
Чинк был очень растроган. Справившись, немного, с эмоциями, он стал читать письмо от Шэна.
Чинк, привет! Какой кошмар, что тебя поймали! Ну, зачем ты туда пошел?!! Нет, конечно, что ты девочку из пожара вытащил, — это очень хорошо! Но видишь, вот, какие люди… Как можно быть такими неблагодарными и слепыми?! Ты дитё спас. Ну, какое ж ты, после этого, опасное существо? А они вот так с тобой. Знаешь, я прямо-таки горжусь, что я не человек больше.
Чинк, я хотел помочь тебе, и другим говорил, что надо выручать тебя идти, но они все, как сговорились: «Не получится! Это безнадёжное дело!» Никогда не думал, что у нас все такие трусливые!
Я сам, было, пошел тебя освобождать, но Ранэк меня подкараулил, и не пустил. Понимаешь, какая штука… у них там видеокамеры, и охранники с автоматами. Институт больше не институт, а, прямо, какая-то база военная. У них там, после побега, за главного даже не учёного, а начальника безопасности поставили. Туда незаметно попасть очень трудно, и ещё, я не знаю где тебя там искать, а институт большой, — меня бы там, скорее всего, заметили, и тоже поймали. Их там много, я бы со всеми, наверное, не справился. Я, конечно, не боюсь, но если что-то случится, то Лире одной Ринтика растить придется. Вот поэтому я не пошел, но я ОЧЕНЬ ХОТЕЛ! Прости!
Но ты всё равно не отчаивайся! Тебя там будут заставлять тесты проходить, но у тебя всё получится! Ранэк сказал, что не сомневается, что ты всё пройдёшь, и с тобой всё будет хорошо. А ты ж знаешь, какой он умный, — если он сказал, значит так всё и будет! А потом тебя оттуда заберут те самые родители той девочки. Они это по телевизору сказали. Это мы от Акрэла, — человека, который пришел, и рассказал, что с тобой случилось, узнали. А потом по радио об этом тоже говорили, я сам, своими ушами, это слышал. Акрэл нам батарейки принёс, и у нас теперь радио работает. Они сказали, что обязательно тебя заберут. Это называется опекунство, они тебя как бы усыновят. Тех, кого в институте признают неагрессивными, разрешили брать под опеку. Это тоже нам Акрэл рассказал. Он уже своего сына под опеку взял, у него сын стартовал, а его в институт забрали. Но потом его отпустили домой. И другие многие другие родители своих детей домой под опеку взяли.
Это не значит, что тебя совсем отпустят, у антропоморфов и теперь прав меньше, чем у человека, и большинство людей нас, всё равно, за полузверей считают. Поэтому тебе нельзя будет без этих самых опекунов на улицу выходить, и ошейник на тебя наденут специальный, чтобы ты не убежал. Но оттуда тебя будет легче освободить. Мы обязательно это сделаем! Ранэк непременно что-нибудь придумает. А, если даже, вдруг, не придумает, я тебя сам приду освобожу. Уж парочка людей точно меня не остановит! Мы сначала по-хорошему попросим их, тебя отпустить, а, если они не захотят, я заставлю их снять с тебя тот ошейник. Ты не волнуйся, ничего я им не сделаю, просто напугаю немножко. Это подействует, — люди нас очень боятся. И тогда мы, вместе с тобой, вернёмся в убежище.
Так что держись! Мы все-все желаем тебе поскорей оттуда выбраться, и уже скучаем!
Это Чинка растрогало ещё больше.
— На Шэна это похоже, — подумал он, — так и не дослушал Ранэка, что получу я письмо не тогда, а только сейчас. Хоть бы он, на самом деле, не сунулся в город меня спасать! Нет, Ранэк его знает, — он этого не допустит!
Закончив обдумывать, и, взяв себя хоть немного в лапы, Чинк обратился к Акрэлу:
— Спасипо вам польшое-препольшое за то, что перетали мне это письмо! Вы преццтавить сепе не мошете, что это тля меня сначит!
— Да знаю, знаю я, что оно для тебя значит! – с улыбкой ответил Акрэл, — Не надо быть гением, чтобы представить себе, что значит письмо от друзей для попавшего в подобную ситуацию. К тому же, когда ты читал, у тебя на мордахе всё было крупными неоновыми буквами написано. Я очень рад, что смог хоть чем-то помочь.
— Помокли! Вы очень хорошо мне помокли! Спасипо! – еще раз выразил свою благодарность Чинк, и спросил:
— А правта, что вы мошете мне помочь с речью?
— Да, это так. Я за время, пока ты был в институте, прорабатывал то, что мне дал Ранэк на эту тему, и искал дополнительно, где только мог. Я даже успешно применил эти теоритические зания на практике. У одного из друзей Арая, — лиса Рыжика, атавизм тоже искажает речь. Из-за своеобразного притявкиванья, его речь звучит так, как будто он вскрикивает в середине каждого слова. Мы несколько недель поработали над этим, и теперь он может говорить без этих искажений.
— Вот сторово! Я тоше путу очень стараццо!
— Только хочу тебя сразу предупредить. Даже научившись говорить без искажений, ты сможешь это делать, лишь прилагая сознательное усилие. Стоит тебе расслабится, как атавизм снова заставит тебя коверкать слова. Рыжик может говорить нормально лишь когда старается, в обиходной речи его слова звучат как и раньше. Ведь всё время держать себя в таком напряжении невозможно.
-Меня Ранэк оп этом претупретил.
Ну, хорошо, значит, работать над твоей речью мы начнём позже. А сейчас я проведу тебя к ребятам. Они наверняка тебя уже заждались.
Чинк отдал Акрэлу письма, тот спрятал их обратно в ящик стола. После чего они вместе поднялись на второй этаж, и вошли в первую дверь по левой стороне коридорчика. Судя по внешнему виду, здесь была гостиная. В этой просторной комнате, у стен, стояла пара столов со стульями, у окна находился большой телевизор, а, напротив него, диван с двумя креслами по бокам, большое окно было плотно занавешено.
В комнате находилось трое, все трое были антропоморфами, — за одним из столов, высунув язык, старательно вычерчивая что-то на листе бумаги, сидел, желтенький в чёрную крапинку, большеглазый котёнок с пушистым хвостом, дёргавшимся из стороны в сторону, и чёрными, большими, как у фенека, ушами. На диване смотрели телевизор два лиса, — один тщательно причёсанный, аристократичного вида, что следовало как из его внешности, так и из манеры себя держать, другой, слегка растрёпанный, с виду немного хулиганистый, развалился рядом.
Когда открылась дверь, все обернулись к вошедшим. Котёнок отбросил ручку, Аристократ схватил пульт, и выключил телевизор.
— Ребятки, знакомьтесь, это Чинк! Прошу любить и жаловать, – представил Акрэл новичка.
— Ну, наконец-то! Ох, и долго же вы там секретничали! – воскликнул, немного детским, мурлыкающим, голоском Котёнок, вставая из-за стола, и направляясь к Чинку, с протянутой для приветствия лапкой.
Первой реакцией Чинка, после того как он разглядел это существо, была «Какая прелесть!». Он даже едва не произнёс это вслух. Чинк не мог понять, то ли это он так соскучился по компании себе подобных, то ли во внешности тембре голоса, и даже манере двигаться этого антропоморфа было что-то особенное, что-то такое, что вызывало желание ухватить его, и потискать, как симпатичную зверушку, или очень милую плюшевую игрушку? Подсознание, поначалу, даже отказывалось воспринимать его как разумного. Но, спустя пару мгновений, Чинк сбросил с себя это наваждение и пожал протянутую лапу.
— Это мой сын Арай, — сказал Акрэл, — А это Рыжик и Мазалин, — продолжил он, показывая на тоже подошедших лисов.
Чинк пожал все протянутые лапы.
— Мряф! Добро пожаловать! Мы рады тебя видеть! – от всех с улыбкой попривтетствовал Чинка Арай.
Он был рад новенькому от кончика носа, — до кончика хвоста. Лисы смотрели на Чинка оценивающе, — аристократичный Рыжик просто присматривался, а растрёпанный чёрно-бурый Мазалин — с некоторой долей скептицизма. Но, в целом, оба были настроены вполне доброжелательно.
Вот и познакомились. Ну, не буду вам мешать! Общайтесь, — завершил процедуру знакомства Акрэл, и удалился.
— Чинк, это ж, правда, что ты из убежища? – спросил Арай.
— Та, я там прошил полтора кота.
— Хих, как ты смешно говоришь! – вырвалось у Арая, но он тут же спохватился, — Ой, извини пожалуйста, нет-нет всё хорошо… и понятно. Полтора года. Расскажи ещё: как там у вас живут? Чем занимаетесь? Как развлекаетесь? Как это у вас получается так хорошо не попадаться, когда облавы?
Похоже, из всей компании он был самым словоохотливым. Лисы сохраняли молчание, но, по их заинтересованным мордам, было чётко видно, что вопросы, заданные Араем, им были отнюдь не безынтересны. Они ухватили одно из кресел, и поставили его напротив дивана.
— С’адись. Т’ак б’удет уд’обнее, — сказал Чинку Рыжик.
Тут проявился его речевой атавизм. На каждой ударной гласной, в каждом слове, раздавалось короткое притявкиванье. И, действительно, возникало впечатление, что он вскрикивает на каждом слове. Но, как отметил про себя Чинк, речь Рыжика разобрать было легче, чем его собственную.
Чинк сел в мягкое кресло, а остальные, тут же, уселись на диван, каждый с выражением «Я весь внимание!». Чинк аж немного смутился, так что не сразу смог начать говорить, но, то обстоятельство, что внимание было дружелюбным, ободрило его, и он начал отвечать на всё по порядку:
— Шивут у нас хорошо, трушно, — Арай и Мазалин на этом слове внутренне усмехнулись, а Рыжик остался серьёзен, — А санимаемся мы, в основном, топычей еты, а так ше семлянки, ну, норки наши ремонтируем. Встаём все отновременно, кте-то в восемь утра. Те, кто, например савтрак котовит, так те раньше, а те, кто с ночной смены, тот срасу после савтрака, спать лошиццо. Савтракаем, — у нас опщая столовая. Потом, там ше, итёт распретеление опясанностей. Ну, кто что, и с кем телать путет. Сатания расные пывают, те, кто, например, ремонтировать умеют, этим телом, почти всекта и санимаюццо, и, лишь кокта такой рапоты секотня нет, телают что-то трукое, а вот у тех, кто неквалифицированные, сатания всекта расные. Это мошет пыть воты натаскать в почку, — Арай опять хихикнул, — или овощи с окорота принести.
— Ух, ты! У вас и огород там есть?! – перебил Мазалин.
— Та, Ранэк, кокта попек орканисовывал, прихватил с сопой тенеустойчивые сорта овощей, которые мокут и в лесу расти. Только растут они плохо, но всё равно тля нас эти окороты – нахотка. А ещё они тичь приманивают.
— Что-что приманивают?
— Сверушек всяких, на которых охотиццо мошно. Нат таким окоротом, на ветке, с луком и стрелами, всё время ситит тешурный, и тнем и ночью. И часто-часто приносит с тешурства что-нипуть, вкусненькое. Так что и овощи у нас там есть, и мяско, и мёт мы тоше сопираем.
— Чинк, а ты тоже бывал на таких дежурствах? – спросил Арай.
— Та, и не рас.
Так ты, значит, и из лука стрелять умеешь?
Аха, научили меня, так что получаеццо сносно.
— Вот здорово! Вот только, — здесь Арай немножко замялся, — А тебе не жалко в зверушек стрелять?
— Ой, можно подумать, ты у нас вегетарианец, и на жаренную курочку смотреть не можешь, — сказал на этот вопрос Мазалин.
— Это одно, эту курочку кто-то другой. А вот, самому чтоб в кого-то стрелять…
— Шалко, но нам тоше нато что-то кушать. Конечно, шалко, но уше токта, кокта её поццтрелишь. А, как только она появляецо, тумаешь только про то, как не спукнуть её, и не промахнуццо.
На этих словах Чинка, Арай, сначала беззвучно, а потом и в полный голос засмеялся, чуть не сползая с дивана на пол:
— Ах-хи-хи-хи-хи-хих! Я не могу! Хи-хи-хи-хи-хи! Главное на охоте, — пропищал он, просто давясь от смеха, — Не пукнуть!
Дальше пошел новый приступ смеха, в котором Арай, наконец, сполз с дивана и продолжил смеятся уже на полу. Рыжик сидел с недовольным выражением на морде, говорившем «Ну вот!», Мазалину хоть тоже было немного смешно, но он скорее сосредоточил внимание на Чинке, смотря как он отреагирует, с опасением, что этот инцендент может его обидеть.
Наконец, отсмеявшись, Арай всё ещё лёжа на полу, совершенно обессиленный, сказал Чинку:
— Прости пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть. Просто я не привык ещё спокойно реагировать на некоторые твои ах-хи-хи-хи-хих, извини, я, честно, ненарочно, просто очень смешно.
Сожаление было искренним, к тому же какие-либо уничижительные нотки, которые присутствовали в насмешках работников института, начисто отсутствовали у Арая. Поэтому Чинк не обиделся. В добавок, Арай состроил такую виноватую мордаху, что сердится на него было абсолютно невозможно.
— Латно, я в курсе как свучит моя речь, — ответил ему Чинк, подняв его с пола, и усадив назад на диван, — продолжил:
— Так вот, насчёт охоты, отин рас я вернулсо аж с пятью кроликами. Потом ис них вкусное шаркое прикотовили.
— Ага, я прям тебя представляю, такого зелёного, незаметного, притаившегося на ветке с луком и стрелой, няшного такого, кровожадно ожидающего добычу, – с юмором сказал Мазалин.
— Ну да, прямо Чинк Гачкук, — подумал про себя Чинк, но вслух не сказал. Кто знает, есть ли такое литературное произведение в этом мире, и даже были ли в нём когда-нибудь индейцы?
Тут Мазалин задал вопрос:
— А если человек на огород забредёт?
— Ну, человека слышно исталека. Так что упешать лехко.
— А как же оборона? От человека вреда будет несомненно больше, чем от пары кроликов. К тому же, он может рассказать, где ваше убежище.
Хотя Мазалин делал воинственный вид, задавая такой вопрос, по внутренним эмоциям было видно, что это всего лишь бравада.
— Таше сащищаясь, мы не станем никаво упивать! Мы мирные существа, что пы про нас там не коворили люти. А окороты никокта не телают рятом с упешищем, они всекта талеко. Чтопы окорот не навёл оплаву на упешище, и чтопы не отпу… ну … в опщем чтопы ета к окоротам потхотила, и не поялась ис-са плисости упешища.
— Да ладно-ладно, верю я, что вы там не воинственные! Только уточнить хотел. А насчёт отпугивания живности, — это вы переборщили. Люди, бывает, рядом со своими огородами живут, и живность их не боится. А вот, уже насчёт того, что огород может на убежище навести, если близко, то это вы правильно предусмотрели.
— И насчёт мёта. Пасек у нас нету, — мы по лесу порти…
Чинк никак не мог выговорить правильно это слово. Тогда он встал, подошел к столу, где только что возился с бумагой и ручкой Арай. Затем взял чистый лист и ручку, и написал: «Борти мы по лесу развешиваем, в неприметных местах. Это такие ульи, из бревна сделанные. Они в глаза не бросаются. Мы привязываем их высоко на дереве, с небольшим кусочком мёда внутри. Со временем там заводятся дикие пчёлы. А потом оттуда, те, кто умеют, достают понемножку мёд, и отдают его в столовую.»
Антропоморфы тоже подошли к столу, и стали смотреть из-за спины у Чинка, что он там пишет. Кагда он закончил, Рыжик сказал:
— Н’е ст’оит пис’ать, к’огда н’е м’ожешь в’ыговорить. С’о вр’еменем м’ы пр’иловчимся.
— А я уже почти всё понимаю. Ты буквы «Б», «Г», «З», «Д» и, вроде как, другие некоторые не выговариваешь. «С» и «Ш» — свистишь, а «Т» и «К» — щёлкаешь. И вместо «тся», цокаешь. Понять можно, — добавил Арай.
— Скоро меня путет лехко понять. Акрэл меня опещал научить коворить правильно. – сообщил Чинк.
— Это только для людей. Ср’еди св’оих, вс’ё р’авно, п’о ст’арому б’удет п’олучатся, н’о ничег’о стр’ашного, гл’авное, чт’о вс’ё пон’ятно. – возразил Рыжик, наглядно демонстрируя как получается говорить под контролем, а как в расслабленном состоянии, после обучения.
Тогда все участники беседы вернулись на исходные позиции. И Чинк продолжил:
— А ещё крипные фермы у нас есть. Там, столько крипов растёт! И польшие какие! И очень вкусные!
— Кто о чём, а белк, — о грибах, – с улыбкой прокомментировал Мазалин.
— Ну, в опщем мноко у нас чево есть. Са всем этим нато ухашивать. Вот этим и санимаемся. Инокта рапотать прихотиццо целый тень. Но это ретко. Опычно к вечеру получаеццо освопотиццо, а то и к опету. А, стелал тело, — куляй смело! Токта мошно и по лесу прокуляццо, и на речку схотить, и на осеро. Только на осере нато осторошней. Сначала проверить нато, — нет ли лютей поплисости. Ну, и поплише к переку тершаццо, не потому, что утонуть страшно, а потому что на серетине осера нас лехко саметить, а нам трутно путет пыстро упешать.
— Д’а, в’от, кст’ати, о л’юдях, – сказал Рыжик, — К’ак в’ы о’т обл’ав т’ак хорош’о уклон’яетесь, чт’о в’ас д’аже с с’обаками н’айти н’е м’огут?
— Ну, это просто. Кокта оплава итёт слышно талеко. Очень талеко. Птицы тревошаццо, свери упекают. Мы токта все насат в упешище восвращаемсо, и ситим напокотове. Если они плиско потхотят, начинаем сопираццо. Всё, что мошно унести, — сопираем, всё, что нелься, — прячем. Так сторово выхотит, что совсем не витно, что тут кто-то шил. А от сопак среццтво есть. Вонюючее такое! Еко на пути оплавы рассыпают, и сопаки теряют нюх. Ево ис каких-то растений варят. Я не снаю ис каких. Это тоше Ранэк перет попеком претусмотрел.
— Молод’ец он, — эт’от в’аш Р’анэк, — похвалил Рыжик.
— Ну, и наконец, вечером сопираемся вместе, расковариваем, ушинаем, а потом спать.
— А спальни у вас тоже общие? – спросил Мазалин.
— Та, опщие, причём совсем опщие шенские и мушские вместе. Теляццо только на светлые, — тля тех, кто не так хорошо витит в темноте, и тёмные. Есть ещё тля отёшных.
Каких-каких? – хором переспросили Арай и Мазалин.
Ну, тех, кто отешту носит. Таше кокта не холотно. Они так устроены, что у них всё витно. Вот шивут эти оттельно мальчики, — оттельно тевочки. Это холостым, а тля семейных роют отельную семлянку.
— Ну, представляю, как у вас там стремятся семью завести, — с еле заметным оттенком иронии, прокомментировал Мазалин.
— Не, у нас там к этому вопросу очень серьёсно относяццо. А теснота не проплема. В тесноте та не в опите. Я вот, как пот опекой окасался, у меня такая уютная комнатка, с оттетельным туалетом и ванной. А мне там плохо. И я мечтаю вернуццо в упешище, к нашим, в ту самую опщую спальню. Там пыло намноко лучше.
В ответ на это высказывание лисы тяжело вздохнули, а взгляд Арая из заинтересованного, стал глубоко сочувствующим.
— Быстро они тебя в оборот взяли! Тебя ж, вро
 

Всё не влезло, продолжаю:

— Ну, представляю, как у вас там стремятся семью завести, — с еле заметным оттенком иронии, прокомментировал Мазалин.
— Не, у нас там к этому вопросу очень серьёсно относяццо. А теснота не проплема. В тесноте та не в опите. Я вот, как пот опекой окасался, у меня такая уютная комнатка, с оттетельным туалетом и ванной. А мне там плохо. И я мечтаю вернуццо в упешище, к нашим, в ту самую опщую спальню. Там пыло намноко лучше.
В ответ на это высказывание лисы тяжело вздохнули, а взгляд Арая из заинтересованного, стал глубоко сочувствующим.
— Быстро они тебя в оборот взяли! Тебя ж, вроде как, только вчера под опеку отдали! Не поделишься, чем же они тебя довели на первый же день? – спросил Мазалин.
— Ну, вы снаете ше в каком вите нато на улице появляццо. А тут ещё опекуны меня са какова-то неторасвитово тершат, и никак им не токашешь опратное. Та ещё и атависм у меня на класах у опекуна проявилсо. Всё к отному.
— Ясненько, — подытожил Рыжик, он стал опять говорить без атавизма, стараясь, чтобы Чинку было яснее, — Ты ещё не привык быть подопечным. Да ещё и особо остро это всё воспринимаешь. Понимаю, очень хорошо понимаю. Приятного мало, но попробуй проще к этому относится. По другому невозможно. Такие опекуны, как у Арая, — большая редкость. Большинство относятся точно так, как твои. Вот, например, меня под опеку взял родной брат, раньше у нас с ним были трения, а теперь у него есть повод считать меня низшим существом, правда, доказать этого он никак не может, на почве чего у нас с ним постоянно возникают конфликты. Надо научится жить с этим. Научится не обращать внимания на некоторые вещи, — здесь Рыжик немного замешкался, обдумывая, что сказать дальше, после чего продолжил:
— Так же помогает терпеть понимание того, почему они так думают. Понимаешь, пропаганда, — сильная штука! Они каждый день слышат по телевизору, и читают в газетах, что антропоморфы, — страшные полузвери. Наш внешний вид может напугать человека сам по себе, а они ещё добавляют масла в огонь, утверждая, что и с разумами нашими произошло то же, что и с внешностью. Есть такая поговорка «Если ребёнку постоянно говорить, что он – свинья, то он, в конце концов, захрюкает!». Хотя все эти люди не дети, постоянное повторение, уже само по себе, закореняет у них в умах такое отношение к нам. А правительство, и конкретно институтские, ещё и ловко подтасовывают доказательства, чтобы выставить нас в таком свете. Ты представляешь себе? Десятки научных заведений, сотни учёных, помимо исследований, занимаются этой самой подтасовкой. Устоять под таким давлением трудно даже знающему правду, а легковерным обывателям вообще нереально ему не поддаться, — улыбнувшись, подойдя к Чинку, и положив лапу ему на плечё, Рыжик завершил своё рассуждение словами:
— Так что не надо думать, что твои опекуны изверги какие-то, или глупые такие, что не замечают очевидного, или, надеюсь, у тебя такого не было, думать, что дело в тебе, и ты, и вправду такой, как они говорят. Просто эти простые люди поддались сильному влиянию, разрушить чары которого получится не за один день.
— А ещё, — присоединился к разговору Арай, — попробуй сосредоточится на хорошем. Оно ж ведь есть! Ты больше не в институте, не в этой ужасной камере, а в своей комнатке, как ты сам сказал, очень уютной. Тебя, наверняка, кормят намного лучше.
— Та, меня кормят очень вкусно! – подтвердил Чинк, кивая головой.
— Вот, уже позитив, — с улыбкой поспешил поддакнуть Арай, — К тому же они любят тебя. Это просто невозможно, чтобы они не любили того, кто их ребёнка из пожара спас! Они любят тебя, а это главное!
— Та, люпят, но не увашают, — возразил на это Чинк.
— Ну, тебе, прям, всё сразу подавай! – отшутился Арай, — Ты же слышал, что тебе Рыжик втолковывал? Со временем и это будет. Вот рассмотрят тебя получше, и зауважают.
— Ты так тумаешь?
— Никаких сомнений! – сказал Арай подходя к Чинку, и начав гладить его по голове, а так же чесать за ушком, что имело на большинство антропоморфов успокаивающее действие, — Так что не переживай о том, чего нет, а сосредоточься на том хорошем, что имеешь.
Эти аргументы, а так же искреннее сочувствие успокоили Чинка
— Та, это хорошо, что я польше не в институте. Там пыло намноко хуше. Отин тест на акрессивность чеко стоит! Я никокта в шисни не испытывал такова ушаса!
Это ужасное воспоминание снова взбудоражило Чинка. Но, как он заметил, не его одного. Остальные тоже при упоминании об этом тесте ощутили подобные чувства. Это было больное место для каждого, находящегося в этой комнате. Что поспешил подтвердить Арай:
— Мы тоже. Мне там даже плохо сделалось. Они только когда это заметили, прекратили весь этот ужас.
— Да, Арайчика принесли оттуда на носилках. Наши камеры были как раз напротив,–добавил Рыжик, — Я думал, даже, что ты умер. Потом я видел, как тебя откачивали, и ставили капельницу.
— А я этого уже не помню. После того, как дверь открылась, вода вылилась, и вошли белохалатники, я отключился и всё. А, когда очнулся, помню только, что сил не было встать, и мне приходили капельницы ставить. А потом, спустя время, ни с того ни сего, стали очень вкусно кормить, телевизор поставили, и я мультики смотрел. Мне от этого становилось лучше. Потом, как я узнал, это мой папа с Нэйрисом поговорил.
— Да, твой папа молодец! – встрял Мазалин, — Побольше бы таких людей!
— Он снаком с Нэйрисом? – удивлённо спросил Чинк.
— Нет, но познакомился! – многозначительно, и с уважением в голосе, ответил Мазалин.
— Не знаю как, но папе удалось узнать, что со мной сделали в институте, и он подкараулил Нэйриса возле го дома с намереньем убить. Но он у меня очень добрый, и, вместо убийства, получился разговор по душам, после которого Нэйриса замучила совесть, и он стал к нам, и ко мне особенно, лучше относится.
— Эту перемену к лучшему ощутили мы все! – подтвердил Рыжик.
— А как вы тута попали? И почему срасу не упешали в лес? – поинтересовался Чинк.
— Ну, я не хотел оставлять папу с мамой, – начал свою историю Арай, — Поэтому решил вообще не превращаться. К тому же, я долго не мог определиться с фурсоной. И вот, в один прекрасный день, я придумал, наконец, такую внешность, что мне полностью понравилась. Понравилась так сильно, что я стартовал. Это само как-то получилось. Потом я долго скрывал это от родителей, пока это не стало заметно. Они меня прятали, сколько могли. В убежище меня отдать папа так и не решился. А потом была проверка, — им показалось подозрительным, что я так долго болею. Меня обнаружили. Папа интситутским даже оружием угрожал. Но вовремя понял, что так сделает только хуже. В общем, закончил трансформацию я уже в институте. Мои родители стали участвовать в движении за права антропоморфов, которое добилось разрешения забирать хотя бы тех, кого призналди неагрессивными. А у меня как раз рекорд по неагресивности, — 64 единицы. Это мне один из охранников сказал. Они, оказывается, на нас деньги ставят, — кто дольше продержится. Ну, как только разрешили, так сразу меня родители и забрали. Мне получилось лучше, чем всем нашим, кого я знаю. Мои ни капельки не верят всей этой чепухе, что говорят про антропоморфов. И относятся ко мне так же как раньше. А вот у других сложилось похуже.
Тут про себя начал рассказывать Рыжик:
— А я решил таки превратится, но я хотел приносить пользу в убежище. Поэтому решил сначала закончить медицинское образование, а потом уже отправится в лес, найти наших, и там стартовать. Но, вышло совсем иначе. По инициативе Нэйриса, придумали, и тайно начали задействовать аппарат по выявлению потенциальных антропоморфов. Проверку проводили под видом обычного медосмотра. Сначала кололи сыворотку правды, потом в особой кабинке, в которой создавалось усиленное таларонное облучение, показывали разные картинки (всё это под видом психологического теста), сначала людей, города, автомобили, а потом природу и животных. А испытуемый всё это время подключённый к датчикам сидит. Так они поределили, что мне лисы нравятся. После этого, они мне показали красивейшую картину антролиса. И, всё, под воздействием этой картинки, сыворотки, и усиленного излучения, я автоматически стартовал, а аппарат всё это зафиксировал. Меня сразу оттуда в институт.
— А я совсем не собирался стартовать. Я конечно люблю антровнешность, но не да такой степени, чтобы распрощаться с благами цивилизации, и отправится жить в лес. Я тихо, мирно продолжал учится в универе, как тут они с этой проклятой машиной. Они заставили меня стартовать! – возмущённо сказал Мазалин, — Чинк, я слышал, что твой опекун – адвокат. И хочу подать в суд на институт. Я не собирался стартовать, не то, чтобы совсем, но чётко собирался ждать, пока обстановка в обществе не станет более благоприятной, а они меня спровоцировали против моей воли. Замолвишь о мне перед своим словечко?
— Я, конечно ше спрошу Спэма насчёт этово.
— Не стоит Чинк, — сказал Рыжик, и, обратился к Мазалину, — Маз, — это заведомо гиблое дело, — доказывать кому-то, что ты собирался, а чего не собирался делать. К тому же, они заранее решили, что такие как ты, — группа риска, всё равно должны быть обнаружены и изолированы. Мол «Это — необходимая жертва!». Им-то легко жертвовать, а, такие как ты, попали под раздачу. Поверь, суд даже рассматривать это не станет.
Похоже, его слова убедили Мазалина. Тот сел, вздохнул, и, с печальным видом, уставился в пол.
— Так мы попали в институт. Прошли там трансформацию, а потом… тест на агрессивность. Для каждого из нас, — это одно из самых тяжелых воспоминаний. Сначала я просто закрыл уши и глаза, а потом эта вода, — холодная! – до этого момента Рыжик говорил без атавизма, но тут он от волнения перестал контролировать свою речь, — Т’ут мн’е ст’ало с’овсем н’евмоготу, я пр’ишел в отч’аянье, и всп’омнил, к’ак х’одил в ц’ерковь. Я н’ачал мол’ится.
— О! — вырвалось у Чинка. Он, по воспитанию, с большим уважением относился к подобным вопросам.
— И т’ут мен’я осен’ило, — продолжил Рыжик, — я уп’ал н’а сп’ину, пр’ямо в в’оду, и зад’ёргался в конв’ульсиях. И т’ак хорош’о п’олучалось! Л’апы пр’ям с’ами д’ёргались. Я д’аже захл’ёбыватся н’ачал, т’ут в’ода вылилил’ась нар’ужу, и примч’ались уч’ёные. Эт’и п’алачи в б’елых хал’атах окр’ужили м’еня и вним’ательно, оч’ень вним’ательно, ст’али высм’атривать пр’изнаки тог’о, чт’о я притвор’яюсь, если б’ы он’и зам’етили, — вс’ё б’ы прод’олжилось сн’ова. Их л’ица, освещ’ённые кр’асным св’етом, с в’ыпученными х’ищными глаз’ами нап’оминали л’ица д’емонов. Он’и осматр’ивали м’еня тщ’ательно и д’олго, а я л’ежал, и отр’ешенно смотр’ел н’а н’их. Эт’о п’озже пр’ишла зл’ость, в’озмущение, стр’ах, након’ец. Мн’е д’о с’их п’ор сн’ятся в кошм’арах эт’и белох’алатники, скл’онившиеся над’о мн’ой. Н’о т’огда я н’е исп’ытывал н’икаких эм’оций, т’олько ч’исто р’азумом отм’етил чт’о он’и высм’атривают, и прик’инул, чт’о б’удет, если в’ысмотрят. Н’о н’икаких эм’оций п’о эт’ому п’оводу н’е ощущ’ал. Им т’ак и н’е удал’ось м’еня разоблач’ить, получ’илось, чт’о т’ест пр’ойден — я сл’омался, н’о н’е ст’ал в’ести с’ебя агресс’ивно. Т’огда он’и мен’я потащ’или наз’ад в к’амеру, т’ут я обнар’ужил, чт’о мн’е н’е хв’атает с’ил д’аже пошевел’иться. Зам’етив это, он’и мн’е чт’о-т’о вкол’оли, н’о н’е снотв’орное, я поч’увствовал к’ак к’о мн’е возвращ’аются ч’увства и спос’обность дв’игать кон’ечностями, н’о идт’и с’амостоятельно я вс’ё р’авно н’е м’ог... — на этом Рыжик ненадолго замолчал, задумавшись, — я т’ак и д’о с’их п’ор н’е м’огу п’онять чт’о т’огда пр’оизошло, ил’и эт’о я т’ак х’орошо в р’оль в’ошел, и п’олучилась иде’альная х’итрость, ил’и ж’е эт’о моё п’одсознание, реаг’ируя н’а происход’ящее с орган’измом, созд’ало в голов’е моей так’ую ид’ею, чт’о м’ои нам’ерения ст’оль т’очно с’овпали с происход’ящим и появ’ились ст’оль синхр’онно п’о вр’емени с возн’икшими конв’ульсиями в орган’изме? Н’е зн’аю. Н’е зн’аю. Н’о, т’о чт’о т’огда с’о мн’ой пр’оизошло б’ыло дл’я мен’я спас’ением.
— А я вам свою страшилку рассказывать не буду, — заявил Мазалин, — Скажу только, что для меня это тоже далеко не самое лучшее воспоминание в жизни.
Говоря это, Мазалин тоже испытывал большой страх, но, в отличие от других, к этой эмоции у него примешивалось ещё и чувство сильнейшего стыда. Такое же, какое ощущал Чинк, когда у него проявились атавизмы на глазах у других. Поскольку, не далее как сегодня, Чинк мучился подобными чувствами, он ощутил к Мазалину сильнейшую жалость, и уже направился было к нему с намереньем утешить, и выразить своё сочувствие. Но, как только тот увидел такое намеренье Чинка, то взъерошился, оскалился, всем своим видом говоря: «Хоть чем-то покажешь, что заметил, — дам в морду!». Увидев такую реакцию Чинк аж отшатнулся от него. Заметив это, Мазалин спохватился, и выражение на морде сменилось на: «Извини! Спасибо, конечно, но НЕ НАДО!».
Всё это произошло в течение, буквально, нескольких секунд. Но, поскольку все антропоморфы умели определять эмоции, вся эта сценка была полностью замечена Араем и Рыжиком. Арай успокаивающе погладил Мазалина по голове, и сказал Чинку:
— Чинк, не бойся! Маз у нас, хоть и ершистый, но в душе, — мягкий и пушистый. К тому же ему очень досталось. У него тут, среди нас, — самая тяжелая биография!
Сказав это Чинку, Арай обратился к Мазалину:
— Маз, может поведаешь новенькому о своих злоключениях? И сам лишний раз выскажешься, и на душе полегчает, и новенький как сравнит свои обстоятельства с твоими, и ему тоже станет легче!
— Ладно, эта страшилка — не секрет. Наслаждайтесь! Вот белк, ты жалуешься, что поводок не нравится, а, представь себе, что тебя не просто в таком виде на улицу выводят, а ещё команды звучат в твой адрес, такие как «Фу!», «Рядом!» и тому подобное, и это при всём народе, и громко!
Чинк был просто в шоке от одной попытки представить себе такое. Совершенно ошарашенным тоном он сказал:
— Я, наверно, умер пы! А это… это как? Твой опекун психически несторовый?
Довольный произведенным впечатлением, Мазалин продолжил:
— Да нет, у моей тётки крыша, вроде, на месте, хотя, порой я, невольно, в этом сомневаюсь. Просто она, когда меня забрали, и сообщили ей в кого я превращаюсь, наверно, обрадовалась. А потом, как сообщили ей, что можно забирать таких, как я, пришла просто в ужас. Думаю, будь её воля, она бы ответила: «Оставьте себе это мерзкое чудовище!», но она пообещала матери, перед смертью, заботится обо мне. А маму она любила. И вот, представь себе, как она, с ужасом, отсчитывает дни до моей передачи под опеку! И тут ей попадается на глаза статья одного умника, эх, попадись он мне, — голову откусил бы!
Чинк отметил, что, судя по эмоциям, не откусил бы, но уж укусил бы больно! Тем временем, Мазалин продолжал:
— Этот гад писал, что, чтобы нас держать под контролем, надо нам отдавать команды, как на дрессировке животных, а то инстинкты возьмут верх. Она взяла это на вооружение, и пока меня мучили в институте, она стала усиленно готовится мучить меня дома, — стала посещать курсы дрессировщиков собак. В общем, можете себе представить, что меня ожидало дома. Она ж была уверена, что, когда я вернусь домой, то первым делом попытаюсь её съесть, или, по крайней мере, обязательно учинить какие-нибудь зверства. И единственной защитой от этой моей «звериной сущности» она считала вот эти самые методы. И прибегала она к ним постоянно, а так же, чуть что, хваталась за пульт от электрошокера. И всё с постоянными нотациями на тему, что я «такой непутёвый, что не то что в жизни устроится, а и облик человеческий сохранить не сумел».
— Та, от такой шисни всвоешь! – прокомменитировал Чинк этот рассказ.
— В яблочко, — подтвердил Мазалин – Именно это и случилось! Впечатления от такой жизни во мне копились-копились, копились-копились, пока не стало совсем уж тошно. А она ещё, как нарочно, опять за своё. Тут у меня что-то в голове перемкнуло, я сел на пол, и завыл. Это произошло само собой. Через этот вой я пытался вылить всю накопившуюся боль, а она никак не прекращалась, и я всё выл и выл, и никак не мог остановится.
— Атависм! – высказал свою догадку Чинк.
— Нет, белк, это не атавизм был. Атавизм я знаю, когда он, то помнишь только эмоции, а всё, что вокруг в тот момент происходит, как в тумане. А тут я, совершенно чётко, помню что делал, как тётка испугалась, как стала меня электрошокером пугать. А мне всё это было уже по барабану. До тётки, наконец, дошло, что я не только не собираюсь на неё кидаться, но что я сейчас, вот-вот, коньки отброшу. И тут с ней произошла такая метаморфоза! За всю жизнь она ко мне прежде никогда так не относилась. Представляете, ей меня жалко стало! Она даже додумалась как успокоить, подошла, села со мной рядом, по голове погладила, за ушком почесала, и в кои веки, по хорошему со мной заговорила. Это подействовало, мне стало легче, клёпка в голове на место встала, и я успокоился. И что, думаешь, она с тех пор стала со мной нормально обращаться?
— Ну, она ше поняла! – ответил Чинк
— Как бы ни так! Насчёт этого случая, она решила, что просто немного перегнула палку, а воспитание антропоморфа методом дрессировки, — по-прежнему единственно верный путь. Да, после этог,о она стала мягче ко мне относится, не так боятся, но со временем, постепенно, стала опять гайки закручивать. Вскоре это повторилось снова. И стала жизнь моя течь по такому графику: срыв – терпимо – опять достаёт – сильно достаёт – это уже невыносимо – срыв, и так, по новому кругу. Так продолжалось, аж пока это на людях не приключилось. Мы гуляли по парку, и она опять взялась за своё. Обычно, на улице я как-то себя сдерживал, а тут совпало так, что опять накопилось. А она ещё и доставать меня при всех взялась, командирским голосом, который ей ну никак не идёт. Вижу, люди смотрят на неё с чётким мнением, что она явно перебарщивает. А одна девчонка на меня с таким сочувствием поглядела, что я не выдержал, — завыл, как никогда ещё не выл. Что потом сделалось! Половина парка сбежалась. Стали хором меня утешать, а ей научно-популярно объяснять, что её метод моего воспитания ошибочен. Ей стыдно стало! Я её ещё такой никогда не видел. Я, вообще-то, к помощи людей отношусь, мягко говоря, отрицательно, но тогда… Я ещё подлил масла в огонь, — скорчил рожу «Меня несчастного эта нехорошая обижает!». Ой, видел бы ты хуманов! Они ж её там чуть в куски не порвали, как Тузик тряпку! Мне её даже жалко стало.
— Я помню этот случай, и то, как ты кричал, — сказал Арай, — В этом крике было столько боли! Неудивительно, что все побежали тебе помогать. Только вот как нехорошо получается, — эти люди помогли тебе, заступились за тебя, а ты их вот так обзываешь!
— Если бы эти самые люди не расставляли уши «Вешайте нам лапшу про антропоморфов!», то со мной бы никогда ничего подобного не произошло. Ну, а что касается помощи, то да, в том конкретном случае мне помогли капитально. Она, наконец, прекратила это вытворять со мной, и дома теперь стало можно жить. Более того, Акрэл, век ему буду благодарен, посоветовал ей меня приводить сюда. И, хоть я и не очень-то одобряю ту чепуху, которой вы здесь занимаетесь, но отдыхаю здесь телом и душой. Уверен белк, — тебе тут тоже понравится!
Чинк хотел было спросить, какой такой «чепухой» они здесь занимаются, но Арай опередил его, задав всем другой вопрос:
— Слушайте, а никто не хочет душой и телом размяться во дворе, на свежем воздухе? А то мы тут такие страсти-мордасти обсуждаем, что аж жутко становится.
— Правильно мыслишь, Ушастик! – поддержал Арая Мазалин, — А то тут такая атмосфера нагнетается, что, того и гляди, сейчас все хором завоем о доле нашей тяжкой. Айда на свежий воздух!
— Я не против! – согласился Чинк.
Рыжик ничего не сказал, он просто поднялся с дивана и направился к двери. Остальные последовали за ним.
Всей компанией антропоморфы вышли на задний дворик. Его почти целиком занимала площадка для разминки, а в самом центре ещё и небольшой бассейн был предусмотрен.
— Чинк, попробуй поймай! – с улыбкой сказал Арай, и запрыгнул на ближайший снаряд.
Прыгнул он довольно высоко, и очень ловко забрался на самую его верхушку. Чинка это раззадорило. Он одним прыжком запрыгнул почти на самый верх. Чтобы достать Арая достаточно было протянуть лапу, но пятнастик ,тут же, перепрыгнул на другой снаряд, пониже. Чинк решил не отставать, и, перемахнувши через вершину первого, тоже оказался на втором. Но Арая там уже не было, — он оказался уже на третьем, который представлял собой переплетение верёвок, как струны, натянутых на ряде деревянных рам. Чинк последовал за ним, но только он оказался на этом тренажере, как Арай тот час нырнул вниз, в самую глубину этих верёвок. Чинк попробовал последовать за ним, но Арай был небольшого росточка, и, к тому же, знакомый с этим снарядом полосы препятствий, а Чинк, сразу же, запутался в этом хитросплетении. Пока он вылазил назад, Арай был уже на другом конце площадки. Чинк, завидев такое дело, перепрыгивая через несколько препятствий за один раз, в два счёта преодолел это расстояние. Поняв, что соревноваться в прыжках и в скорости с белком бесполезно, Арай решил взять вёрткостью. Как толькл Чинк к нему приближался, Арай нырял в какую-нибудь незаметную щёлку в том, или ином снаряде, или быстро перемещался на нижнюю сторону бревна, и, цепляясь когтями, лез по нему вверх тормашками, или же, постоянно менял направление, увиливая от белка самым непостижимым образом. В общем, за пару минут, Чинк наглядно увидел высший пилотах на этой полосе препятствий . Было чётко видно, что знал её Арай как собственный хвост.
И вот, Чинк, казалось, загнал его на край, с которого деться было некуда, — везде Чинк легко мог его перехватить. Но тут Арай сделал прыжок, и красиво нырнул в бассейн. Чинк, улыбнувшись, тоже прыгнул, поджав лапы и хвост, и бомбочкой плюхнулся следом, подняв целый фонтан воды. Вынырнув, Чинк сказал:
— А я тумал, что кошачьи воту не люпят.
— Так то ж из животных, и то не все. Есть кот-рыболов, который из воды не вылезает. А я так вообще антропоморф.
— А как ше это самое… стереотипы. Кокта превращаешсо в кота, то снаешь, что коты воту не люпят, и сам потом её поишсо.
— Ух, ты! А я такого и не знал! Стереотипы… кстати, а хорошо у тебя получилось выговорить это слово! Наверное, это потому, что я долго не мог выбрать себе фурсону. Кем я только не был! И когда, наконец, выбрал, то выбрал внешность, а качества были не на сто процентов кошачьи. Так что я плавать люблю, но, правда, мурлыкаю и молочные продукты люблю.
Так, беседуя, они лёжа на спине, не спеша, подплыли к краю бассейна, где сидели лисы. Вылезать из бассейна не хотелось. Вода была с подогревом, а на улице стояла весна. Хотя мокрому антропоморфу, при такой температуре воздуха, не было риска заболеть, как незакалённому человеку, холод всё равно был малоприятен. Поэтому и Чинк, и Арай, остались в воде. Чинк услышал как Мазалин сказал Рыжику.
— Ну вот и нашелся нашему Ушастику ещё один, такой же лазальщик в компанию для игры.
А потом продолжил, косясь на Чинка:
— Конечно, с кошаком и белком, лисам в лазании не тягаться, но мы тоже коё-чего умеем. Давай покажем новенькому как надо преодолевать эти припятствия!
Рыжик молча кивнул, и, отойдя к дому, лисы стали, наперегонки, преодолевать полосу препятствий. Самые высокие они игнорировали, зато на тех, что пониже, показали себя очень ловкими. Хотя соревноваться с Араем, и уж, тем более, с Чинком в лазании и прыжках они не могли, любого человеческого спортсмена они бы с лёгкостью заткнули за пояс. Препятствия они преодолевали очень шустро. Особенно Чинка поразило то, как они прошли верёвочный снаряд. Там, где Чинк безнадёжно запутался, они скользили, словно рыбы в воде. Мазалин соревновался с задором, и постоянно оглядывался на зрителей с выражением на морде, говорившем: «Вот какой я крутой!». Рыжик вёл себя иначе, — он был очень серьёзен, и полностью сосредоточен на прохождении. В результате сосредоточенность победила азарт, — Рыжик пришел первым, и первым, так же красиво, как Арай, прыгнул в воду. За ним, отставая на полпрыжка, прыгнул Мазалин. Его прыжок был попроще.
И вот, вся компания, расслабившись, лежала в тёплой воде бассейна. Говорить уже не хотелось, и Чинк даже, было, задремал. Из полудрёмы его вывел женский голос:
— Ребятки! Обедать пора!
— Хорошо мам! Мы сейчас! – ответил Арай.
Ещё разок окунувшись, напоследок, антропоморфы вылезли из бассейна, рефлекторно отряхнулись, начиная с головы, и заканчивая кончиком хвоста, и бегом направились к дому. В прихожей их ждали четыре полотенца, которыми они не замедлили воспользоваться. Трое привычным жестом, а Чинк, следуя их примеру. Сухие и распушистенные, они направились в столовую на первом этаже, где для них был накрыт стол. Поблагодарив хозяйку, вся компания дружно принялась поглощать приготовленное. Сами хозяева удалились, оставив антропоморфов самих. На первое был овощной суп, на второе овсянка с куриным филе. Напротив Чинка стояла полная пиала салата. Похоже, кроме него, никто салатом не заинтересовался, и Чинк с удовольствием её опустошил. На десерт были пирожные с чаем.
Сначала Чинк думал, что в этой семье, в отличие от Сарисов, едят молча, так как начало приёма пищи, действительно, прошло в молчании, но, когда подопечные утолили голод, он понял, что ошибался. Рыжик, безатавизмовым голосом спросил его:
— Чинк, тебе твои опекуны уже сообщили о приглашении на ужин в «Общесво защиты животных»?
— Та, соопщили. И я скасал, что не понимаю, каким поком антропоморфы относяццо к этому опщесту?
— Правильно мыслишь, белк! Никаким боком мы к ним не относимся! – высказался Мазалин.
— Какое общество нас приглашает не суть важно. Главное, что представители этого общества относятся к нам хорошо, и у нас появляется возможность воздействовать на общественное мнение людей, — возразил Рыжик
— Да, эти люди хотят с нами подружиться. Это же хорошо! – поддержал его Арай.
— Ага, как люди в зоопарке хотят подружиться с его экспонатами, — пробурчал Мазалин.
— Они не просто хотят на нас посмотреть, — они внутренним миром нашим интересуются, — продолжил Рыжик.
— Да, зачем им тогда слушать наши стихи? – поддакнул Арай.
— Как зачем? Зверушка, которая разговаривает, да ещё и стихи читает, — это, же так мило! – не сдавался Мазалин, — Ребята, скажите честно, вы же не слепые, эмоции читать не разучились. Неужели всем этим людям есть до нас дело? Или они пришли туда со скуки на пушистиков полюбоваться?
— Ну, там довольно много таких, которые, и правда только посмотреть пришли, — ответил Арай, — Но все они всё равно по-хорошему к нам относятся. Даже те богатые, которым скучно. А есть такие, которые, как раз, специально пришли с нами познакомится и подружиться.
— Да слышал, слышал я уже за этих ваших борцов за права антропоморфов. – с недовольством отметил Мазалин, — Только языком треплют, а толку ни малейшего. Они, так же как вы, в борцов за свободу играются.
— Да я не про них совсем. Я про других, которые просто дружить хотят, а не бороться. А эти люди ещё не определились, какие мы. Они, сначала, хотят как следует убедится.
Чинк всё это внимательно слушал, и, на этой реплике Арая, решил задать вопрос:
— А кто это такие?
Отвечать ему стал Рыжик:
— «Общество защиты животных» делится на тех, для кого это просто забавное мероприятие, с участием тех самых антропоморфов, тех, кто хочет о нас узнать побольше, а так же пообщаться. А ещё есть небольшая группка людей, которые, хотя не являются одними из нас, но глубоко возмущены плохим обращением с нами, и думают нам помочь. Это люди идейные и искренние, но их, пока что, от активных действий удерживают сомнения. Они хотят быть на сто процентов уверены, что то, что говорят про нас – ложь.
— Ну, пока они убедятся, — мы состарится успеем! – полным иронии голосом сказал Мазалин.
— В любом случае, то, что они даже убежище посетили, говорит о многом.
— Да то, что дураки они, это говорит! Побывать в убежище, и не узнать, что же мы из себя представляем, — это же какими надо быть?!
— Чужая душа – потёмки. И мы не вправе давить на них. Это их решение, и им определять, когда и чем оказать нам помощь.
— Ну и будут они в своих потёмках блуждать! И не стоит из-за них так унижаться. Вы же, приходя на их вечера, признаёте себя животными!
— Ничего подобного! Таким образом вопрос ни разу не был поставлен. Ни разу и намёка подобного не было. Просто именно представители этого общества наиболее нам симпатизируют, из всех людей. Они проводят чёткое различие между нами и животными, и неоднократно это подчёркивали. Самое же главное, что это сообщество, — единственная наша трибуна, с которой мы можем обратиться к людям. В акциях социального протеста нам участвовать запрещено. Это единственная возможность повлиять на мнение людей, хотя бы рассказав правду о нас тем, кто способен слушать. И упускать её было бы глупо.
— Можно подумать, вас там так и послушают!
— Ну, не все, поголовно, но желающие послушать приходят именно туда, и таких немало.
Чинк с Араем слушали этот спор, переводя взгляд с одного лиса на другого. Наконец, и Арай решил вставить словечко:
— А ещё деньги, собранные на таких вечерах, идут на содержание приютов для бездомных животных.
— Ну, это, пожалуй, — единственная польза от этих мероприятий.
— Маз, так, может, хоть ради бездомных зверушек ты пошел бы с нами?
— Нет, Ушастик, если меня, кто-нибудь из людей, кроме, разве что, твоих папы и мамы, попробует погладить, я за себя не ручаюсь.
— М’аз, уж ком’у-ком’у, а теб’е эт’о н’е гр’озит! – с улыбкой сказалРыжик.
Услышав эту фразу, и поглядев на Мазалина, Чинк усмехнулся. Выражение морды этого лиса было равносильно большущей надписи: «Кусается!». Уж такого погладить вряд ли пришло бы кому-нибудь в голову.
— Это моя нелёгкая доля! – с видом мученика пошутил Арай.
— Ага, на аллее славы антропоморфов будет стоять тебе памятник с надписью: «Арай. Пал смертью храбрых в борьбе за свободу антропоморфов. Был затискан до смерти толпой сентиментальных тёток.», — пошутил в ответ Мазалин.
Шутку продолжил и Рыжик:
— А мы тебе ещё бантик на шею оденем, — для полной симпатичности!
— Вы и, правда, смерти моей желаете! Меня и так любители умиляшностей атакуют, — спасу нет, а с бантиком от меня точно мокрого места не останется.
— Вот что ребята. Вы, конечно, друзья хорошие, но эта ваша затея, — ерунда полная. Я в вашем цирке не участвую. И тебе, белк, не советую. Будь я на твоём месте, я бы, не смотря на то, что они там всё специально под тебя приготовили, низа что не пошел бы туда. Хотя бы потому, что они сначала приготовили, у тебя не спрашивая, и потом лишь соизволили тебе сообщить.
— Специально тля меня? – ошарашено спросил Чинк.
Если дело обстояло так, то вопрос был решенным. О том, чтобы сорвать вечер, не могло быть и речи! Чинк обречённо опустил голову. Арай, который сидел рядом, положил ему лапу на плечё со словами:
— Чинк, да не переживай ты! Всё будет хорошо! Зададут тебе пару вопросиков, — ты отвтетишь. И всё. А дальше пообщаешься немножко с нашими друзьями, и угощения покушаешь.
К успокоению присоединился и Рыжик:
— К тому же ты поможешь всем нам. Те самые наши доброжелатели очень хотят поговорить с тобой. Да и вообще, представь себе, какое впечатление ты произведёшь на людей! Антропоморф, совершивший подвиг, — позитивное воздействие на общественное мнение будет огромным. Так что отдыхаем, а вечером туда.
— Только без меня! – сказал Мазалин, — Вот, ещё и белка в оборот взяли.
Они поднялись на второй этаж, и вошли в затенённую комнатку, где не было ничего, кроме четырёх круглых матрасов, или подушек от специфических сидений. Арай и лисы стали, сворачиваясь клубком, укладываться на отдых.
— Мы как привыкли после обеда в институте спать, так и не отвыкли до сих пор, — обьяснил Арай.
— У вас тихий час, как в деццком сату! – пошутил Чинк.
— А поч’ему б’ы и н’ет? – зевая сказал Рыжик, — М’ы н’е н’а раб’оте.
— Ещё один плюс, — зарабатывать на пропитание не надо. Подопечным платят пособие, — сказал Арай.
— Ага, как инвалидам. Нет уж, вместо такого плюса, я предпочёл бы делать карьеру, как и планировал, а не сидеть нахлебником, – пробурчал Мазалин.
— Н’у, н’а р’аботу т’о т’ы п’ойти им’еешь пр’аво, — сказал Рыжик.
— Ага, без права владеть деньгами и тратить их. Работать, чтобы потом у тётки выпрашивать купить мне что-нибудь, на мои же деньги? Нет уж! Если у нас возникнут трудности с деньгами, тогда, само собой. Без вопросов. Но, пока, нам хватает, пусть скажет спасибо, что моё пособие у неё в полном распоряжении.
— У всех у нас были свои планы, — вставил свои пять копеек Арай, — Но их нарушили. Единственное, что мы можем теперь делать, — это улучшать мнение людей о нас.
— Нет уж! Чем этой дурью заниматься, так лучше я займусь ничегонеделаньем, или разработкой плана побега в убежище, — завершил разговор Мазалин, дав это чётко понять, накрывши голову хвостом.
В комнате воцарилась тишина. Чинк тоже чувствовал после обеда сонливость, поэтому тоже, вскоре, уснул.
Проснувшись, Чинк обнаружил, что остался в комнатке один. Он вышел и стал искать остальных. Нашел он их в гостиной. Рыжик и Арай сидели каждый за отдельным столом, и что-то писали. Мазалин сидел на диване, на нём был надет пояс, к которому крепился не то плеер не то радио. От него тянулся к уху проводок, который заканчивался неким подобием прищепки. Мазалин сидел с закрытыми глазами, и кивал в такт музыке.
Чинк тоже сел на диван. Какое-то время он смотрел как Арай писал что-то на листке, как, не множко написав, сидел, задумавшись, и глядел в потолок, потом снова чего-то черканул, и снова задумался.
— А что это ты там пишешь? – поинтересовался Чинк.
— Стишок для выступления на вечере сочиняю. Вон, Рыжик тоже творит сидит, — сказал Арай показывая большим пальцем себе за спину.
— А я пес стишка получаеццо...
— Им тв’ой р’ассказ р’аз в ст’о интер’есней н’аших ст’ихов б’удет. – бросил реплику Рыжик, — Так что об этом не переживай.
Тут в комнату зашел Акрэл, со словами:
— Мазалин, за тобой пришли.
Лис, вздохнув, встал с дивана, и бодренько попрощался:
— Ну, до завтра, пушистики!
Не поднимаясь из-за столов, Рыжик и Арай повернулись к двери и, каждый, поднял лапу в прощальном жесте.
— Мряф!
— Пок’а!
Чинк, махая лапкой, тоже попрощался с мазалином:
— Щасливенько!
Когда он покинул комнату, Чинк направился, было, к окну, — ему было любопытно увидеть Мазалинову опекуншу.
— Чинк, не надо! Не выглядывай. Маз очень не любит, когда кто-то из нас смотрит, как его забирают, или приводят, — предупредил Арай.
В комнате снова воцарилась тишина. Так Чинк просидел ещё полчаса, думая и переживая о сегодняшнем вечере. Рыжик и Арай за это время успели написать свои стихи. Рыжик пошел причесаться. А Арай снова стал успокаивать Чинка:
— Ну что ты так волнуешься? Ведь не тестировать же на агрессивность тебя там будут! Ну расскажешь как на пожаре всё было, с людьми поразговариваешь, вкусненького поешь.
— Ну, понимаешь, я в институте только посавчера пыл. Я там отин в камере мноко месяцев сител. Кроме охранников и учёных ни с кем не контачил. А там на меня путет смотреть срасу столько лютей, и я толшен путу им что-тот расскасывать!
— Чинк, ты, главное, не забывай, что все эти люди по-хорошему к тебе относятся. Тебя там как героя представят.
— Ну какой я керой? Просто окасалсо в нушном месте в нушное время.
— Вот и расскажешь им, как ты возле пожара оказался. Мне, кстати, это тоже интересно, я тоже буду слушать.
Тут, в комнату вошел Акрэл с Рыжиком, и сообщил:
— Чинк, за тобой опекун приехал, идём.
Чинк последовал за Акрэлом наружу.
— Чинк, до встречи на вечере! – крикнул вслед ему Арай.
Во дворе его уже ждал Спэм. Он был одет в шикарный костюм, и, по всему его виду, на другой ответ, кроме согласия ехать на вечер он от Чинка не ожидал. Опекун с подопечным сели в машину, и поехали в направлении противоположном Спэмовому дому. Спэм даже не спросил у Чинка, что же он решил. Ехали довольно долго, в другой конец города. Наконец авто подъехало к большому зданию со стеклянной стеной. Над входом была надпись: «Благотворительный вечер общества защиты животных», но Спэм не остановился у главных ворот, а объехал здание, и затормозил у чёрного входа. Оттуда сразу же вышла женщина в синем платье. Как только Спэм и Чинк вышли из машины, она подошла к Спэму и сказала:
— Здравствуйте, наконец-то вы приехали! Я займусь вашим подопечным, а вы проходите через главный вход к остальным гостям. Спэм кивнул, сел в авто и поехал сатвить его на парковку. А женщина заговорила к Чинку:
— Привет пушистик, меня зовут Зира.
— А меня Чинк.
— Вот и познакомились. Идём со мной, сейчас мы тебя подготовим.
Она взяла Чинка за лапу, и повела внутрь. Они зашли в тёмный коридор, прошли по нему до конца, и свернули направо за угол, и вошли в одну из дверей. Внутри ярко горел свет. Чинк аж зажмурился. В этой небольшой комнатке было полно народу, в основном девушки. Зира сказала им:
— Вот первый. Сейчас привезут остальных, так что поторапливайтесь!
Потом обратилась к Чинку:
— Чинк, сейчас девчата немножко приведут тебя в порядок, а потом я тебя проинструктирую, — на этом слове она, спохватившись, стала пояснять как ему ребёнку, — расскажу тебе, что надо говорить, а чего говорить не надо.
— Ну вот, и здесь та же музыка! – подумал Чинк.
Тем временем его стали расчёсывать сразу несколько девушек. А одна стала ножничками срезать некоторые упорно торчавшие волоски. Напоследок одна из них взяла баллончик с аэрозолем, сказала Чинку:
— Не бойся!
И стала опрыскивать белка его содержимым. Закончив, она предупредила:
— Пушистик, пока не примешь душ, вылизывать шерстку нельзя.
— А я и не вылисываюсь, — ответил ей Чинк, — и никто ис нас не вылисывается. Мы, как люти, купаемся, кокта это нушно.
— Ой, а я и не знала! Ну, теперь буду знать.
В этот момент в комнату вошли Арай и Рыжик, тоже в сопровождении Зиры. Увидев Чинка, Арай улыбнулся и сказал:
— О, тебя уже распушистили! Сейчас нас тоже накрасивят, и мы к тебе выйдем.
Девушки занялись Араем, а Рыжик сел на стул. Тем временем, Зира опять ухватила Чинка за лапу и потащила за собой из комнаты. Она повела его ещё по разным коридорам, пока, наконец, не вывела на сцену. Зал от сцены был отгорожен занавесом, из-за которого доносился гул множества людей. На сцене, у трибуны, техник возился с микрофоном. Зира повела Чинка прямо к микрофону. Чинк подумал, что всё начнётся прямо сейчас, и испуганно спросил:
— Это мне прямо сейчас выступать?
— Да нет, пушистик, не волнуйся! – с улыбкой ответила Зира, — Я просто хочу тебе показать, как пользоваться микрофоном. Стань сюда.
Чинк встал за трибуной. Техник отрегулировал микрофон по его росту. Тогда Зира стала инструктировать Чинка:
— Вот так и надо стоять перед микрофоном. Запомни, как ты стоишь. Дальше не отходи, а то, не будет хорошо слышно, и ближе не надо подходить, — ты, когда говоришь, часто щёлкаешь и цокаешь, от этого микрофон разладится может, если слишком близко будешь.
Чинк изо всех сил старался запомнить, на каком именно расстоянии он сейчас стоит. Заметив это, Зира улыбнулась, и, погладив Чинка по голове, сказала:
— Не переживай. Чуть дальше, чуть ближе, — большой роли не играет. В крайнем случае, настроим. Ты только приблизительно запомни, как надо стоять. Пошли.
Она опять взяла антропоморфа за руку, и повела его со сцены в небольшой закоулок, где продолжила:
— Теперь, о том, что говорить. Тебя будут расспрашивать о случае на пожаре. Ну, в общем, как ты там оказался, как нашел девочку, ну, и так далее. Ты обо всём этом расскажешь, как всё было. А теперь, о том, чего говорить нельзя. Не надо рассказывать как ты жил в институте, и про то, как тебя поймали, тоже не надо говорить.
— Я не снал, что нелься оп этом расскасывать. И в институте, кокта меня отпускали тоше ни о чём таком не претупрештали.
— Да нет, пушистик, пожаловаться как тебя в институте обижали, и как напугали тебя, когда ловили, можно. Только это уже, когда с гостями лично общаться будешь. А со сцены об этом говорить не надо.
— А если спросят?
— Не спросят, мы предупредили, что таких вопросов на пресс-конференции быть не должно. Ну, а если, вдруг, и спросит кто-нибудь, то прямо так и скажи: «Сейчас этот вопрос обсуждать нельзя. Если хотите, поговорим об этом после.». Всё равно прямого эфира не будет, и, потом, это подчистят, — тут она спохватилась, как на слове «проинструктирую», — В общем, скажешь им это, и, если захочешь, можешь потом, уже лично, задавшему вопрос рассказать, а со сцены не надо. А то у организаторов вечера могут быть неприятности.
— Не волнуйтесь. Я не путу оп этом коворить на сцене. Я не хочу причинять неприятности.
— Вот и умничка. И ещё, не волнуйся ты так! У тебя аж хвост дрожит. Никто тебя там не укусит. Тебя спросят только о том, что ты знаешь, так что, тебе будет что ответить. Кстати, не пытайся исправлять свою речь. Говори, как получается. Если не поймут, переспросят потом. А то может получится, что, пытаясь говорить нормально, ты сделаешь свои слова совсем непонятными. Ну вот, всё, вроде. Стой здесь, и никуда не уходи. Сейчас придут Рыжик и Арай. Они выступят первыми, а ты после них. Как выступишь, не сюда возвращайся, а спускайся в зал. Тебя там уже будут поджидать друзья. Они тебя со всеми познакомят, и, если ты будешь сильно стесняться, то побудут с тобой рядом. Ну, в общем, жди.
Чинк остался один, и стал ждать. Однако долго ждать не пришлось. Минуты через две, к сцене примчалась Зира, ведя за лапы Рыжика и Арая. Оба, в свободной лапе, держали по бумажке. Зира достала из кармана маленькую рацию, и сказала в неё:
— Мы готовы. Можно начинать.
Рыжик вышел на сцену, и занял место на трибуне, положив перед собой листок. Через несколько секунд, за занавесом раздалось:
— Уважаемые члены «Общества защиты животных», а так же дорогие гости, сейчас антропоморф Рыжик зачитает перед вами свое стихотворение под названием «НА ЛЕГКОЙ ВОЛНЕ». Поприветствуем его!
Раздались аплодисменты, и занавес поднялся. Сцену залили вспышки фотокамер. Выдержав паузу, пока смолкнут аплодисменты, Рыжик начал с выражением читать:
Витанье где-то в облаках.
Качанье неба на руках.
Листвы зеленой пелена.
Речушки тонкая струна.

Голубизна глубоких глаз.
Немые звуки чьих-то фраз.
Цветенье пышности садов.
Остатки втоптанных следов.

Природы чистая лазурь.
Неистовство далеких бурь.
Селенье, скрытое в лесу.
Дождинки, стекшие в росу.

Над лесом радуга-дуга.
Луны светящие рога.
Пьянящий воздух налегке,
Но рай земной тот на замке.

А хочешь ты в него попасть,
Всей грудью надышаться всласть?
Познай себя и изменись!
От тягот всех освободись!
Соприкоснись с ним, соблазнись!
В антропоморфа превратись!

По прочтении стихотворения, зал зааплодировал. Рыжик ещё немного постоял на трибуне, затем слегка поклонился зрителям, потом пошел в направлении, противоположном, тому, откуда вышел. Дойдя до края сцены, он свернул в зал и скрылся из поля зрения Чинка. Всё это время не аплодисменты не смолкали. Когда снова наступила тишина, опять прозвучало объявление:
— Уважаемые члены общества, и дорогие гости, представляем вашему вниманию всеобщего любимца, — антропоморфа Арая с его стихотворением. Оно не имеет названия, но каждый из вас без труда сможет понять, о чём оно.
— Мы тебя там будем ждать. Не волнуйся, мы будем болеть за тебя! – сказал Арай Чинку, и направился на сцену.
Только он появился в поле зрения зала, — опять начались фотовспышки, и зал снова зааплодировал, ещё громче, чем Рыжику. Если Рыжик важно шествовал по сцене, то Арай шел к трибуне, с улыбкой смотря в зал, и махая лапкой. Дойдя до трибуны, он положил свой листочек поверх оставленного Рыжиком, и стал читать своим детским голоском:
Длинный хвост, большие ушки, вот он я какой!
И сегодня предлагаю, вам дружить со мной.

Будем вместе мы играть, прыгать и резвиться.
Потому что одному скучно веселиться.

За окном пусть грянет гром, вместе нам не страшно
Мы прогоним беды прочь, а с ними и ненастье.

Если будет плохо вам, помурчу на ушко
И поведаю секрет, почему так грустно.

Я верну улыбку вам, в трудную минуту.
Прогоню заботы прочь, если будет нужно.

Не умею предавать, лгать я не обучен
Это ведь не хорошо, больно будет другу.

Так давай, возьмись за лапу ты своей рукой
И скажи, что будешь рад, взять меня домой.

Будем мы друзья, не разлей вода,
Человек и фурри вместе навсегда!

Когда он завершил, грянул гром аплодисментов, который долго не смолкал, даже, когда Арай сошел со сцены в зал. Чинку это время показалось вечностью. Вот, аплодисменты смолкли. Чинк услышал, как бешено стучит его сердце.
— Приготовься. Когда ведущий закончит тебя объявлять, выходи на сцену, — сказала ему Зира.
И вот, Чинк услышал:
— Уважаемые члены общества, и дорогие гости, а теперь на ваши вопросы ответит тот, кого мы ждали целых полгода, с того самого момента, как услышали о нём в новостях. Чинк, — антропоморф, зашедший в черту города из леса, и спасший из огня ребёнка. Поприветствуем же его, господа!
— Давай! – скомандовала Зира.
— Это для того, чтобы люди хорошо думали про нас! — мысленно сказал сам себе Чинк, и направился на сцену.
Вспышки слепили, аплодисменты оглушали, сердце готово было выпрыгнуть. Чинк подошел к трибуне, и повернулся к залу, крепко уцепившись обеими лапами за её края. Как только он встал на место, микрофон, будучи рассчитан на рост Арая, поднялся до уровня Чинка. Вспышки продолжались ещё несколько секунд. Наконец, они прекратились, и Чинк смог увидеть зал. Вопреки его ожиданиям, стульев там не было. Зрители стояли, и смотрели на него. Как же много их было! Посреди зала стояли столы, заставленные всякими лакомствами, и напитками. На стенах висели белые полотнища с чёрным отпечатком лапы на каждом. Ближе к сцене стояли кинокамеры, и люди с блокнотами и карандашами. Возле самой сцены, лицом к зрителям, стоял, одетый во фрак, человек с микрофоном. Люди с блокнотами подняли руки. Этот человек подошел к одному из них, и дал микрофон. Журналист произнёс в него:
— Здравствуй Чинк! Обычно, антропоморфы из убежищ не появляются в окрестностях города. Как получилось, что ты оказался рядом с горящим зданием?
Как только Чинк услышал вопрос, на который вполне мог ответить, ему стало гораздо спокойней. Зира оказалась права. Он набрал в грудь воздуха, сказал в ответ:
— Это верно. Нам нелься потхотить к короту, потому что нас мокут поймать. Но мне пыло очень люпопытно, и я исталека смотрел. И увител, что том корит. И сахотел увитеть поплише, и потошел.
Заметив, что Чинк завершил ответ, конферансье передал микрофон другому. Прозвучал следующий вопрос:
— Чинк, как ты решился на этот поступок?
— Ротители пыли в отчаяньи, а я мок помочь! Люпой пы поступил так ше, если пы окасалсо на моём месте.
На этот раз, микрофон достался женщине. Она спросила:
— Чинк, а почему ты спросил только этаж, где находилась девочка, а не её окно?
Чинк немного замялся, но, подумав, ответил:
— Всё происошло так пыстро. У меня не пыло времени потумать. Мне, почему-то, пришло в колову спросить про эташ, а про окно я спросить не токаталсо.
Микрофон перешел в руки к следующему журналисту.
— Чинк, а почему ты прыгнул в горящее окно, а не проник в дом через какое-нибудь другое, до которого огонь ещё не успел добраться?
— Я очень поялся порезаццо стеклом.
Журналист не отдал микрофон, и задал ещё вопрос:
— Сильнее, чем огня?
 

И ещё:


— Та, — кивнул Чинк, — так получилось, что крови я поюсь сильнее.
Репортёр продолжил спрашивать:
— Но ведь стекло никуда не делось. Осколки остались там, на полу, в коридоре.
— У меня не пыло времени оп этом потумать. Я увител, что стекла нет, и это пыло тля меня клавным. Я тут ше решил прыкать именно тута.
Конферансье чуть ли не силой отобрал микрофон у того журналиста, и отдал его стоявшей рядом. Та спросила:
— Чинк, отдав девочку родителям, ты ещё некоторое время стоял около них. Что это было, — ты разделял с ними их радость, или просто отдыхал?
— Кокта тевочка окасалась у мамы и папы, — это пыло так трокательно! Я пыл рат, что у меня получилось, я очень волновалсо, что не сумею её найти. И мне пыло очень приятно смотреть, как они перестали волноваццо, и стали ратоваццо. Мошно скасать, я наслашталсо этим моментом. И только потом понял, что нато ухотить, — тут Чинк вздохнул, — К сошалению, слишком постно.
Микрофон перекочевал в руки к следующему.
— Чинк, все мы знаем, что поимка, и то, что за ней последовало, тебе не понравилось. Сделал бы ты, то же самое, если б знал о последствиях?
Этот вопрос поставил Чинка в тупик. Было, похоже, что это, как раз, та самая запретная тема. Он не знал, то ли отвечать, то ли сказать, что на этот вопрос отвечать нельзя. Но тут ему пришла в голову мысль, что, если он скажет, что отвечать нельзя, то люди могут подумать, что он колеблется с ответом. К тому же, это был вопрос не напрямую про институт. Про него, как раз, репортёр сам ответил: «Мы знаем, что поимка и институт тебе не понравились». Поэтому Чинк решительно сказал:
— Речь итёт о спасении шисни. Конечно ше я пришел пы на помошь, таше если п снал! Только люповаццо пы на них ни са что не стал. Оттал пы тевочку, и срасу упешал.
Конферансье такой поворот темы совсем не понравился, но видно это было только антропоморфу, умеющему видеть эмоции. Для людей же, находящихся в зале, была видна только доброжелательная улыбка, старательно им изображаемая. Он прекратил давать микрофон представителям СМИ, повернулся к Чинку, и сказал:
— Спасибо тебе Чинк, за твой, достойный похвалы, поступок, и за ответы на наши вопросы. А теперь, от лица «Общества защиты животных», приглашаю тебя продолжить вечер с нами!
— Спасипо! – ответил Чинк, слегка поклонившись, как это сделал Рыжик, и направился к лестнице, ведущей со сцены в зал. Там его уже поджидали друзья.
— Молодец Чинк! Отлично выступил! – сказал Рыжик.
На людях он говорил, старательно подавляя свой речевой атавизм.
— Да, хорошо получилось, — сказал Арай, и шепотом добавил, — Ну вот, а ты боялся.
А тем временем, всё ещё звучали аплодисменты. Наконец, они стихли, и многие люди подошли к Чинку, протягивая руки для пожатия. Чинк старательно пожал все протянутые руки, говоря «Спасибо», на их реплики «Молодец хвостатик!», «Восхищаюсь твоим поступком» и так далее. Люди были настроены весьма доброжелательно. Однако, как отметил Чинк, большинство говорили с ним, как бы сверху вниз, и все обращались на «ты». Так же тех, кто, говоря ему похвалу, желал просто отметится, было предостаточно. Но, к немалой радости Чинка, среди подошедших, были и те, кто говорил искренне, да ещё и как с равным.
Несколько растерялся Чинк, когда к нему подошла, внушительных размеров, группа женщин средних лет. Судя по одежде, и по шикарным причёскам, принадлежали они к не самым бедным слоям населения. Из этой толпы посыпались реплики сюсюкающего тона:
— А он такой же милый, как Арайчик!
— Ой, какой милашка! Так бы и съела.
— А шерстка какая красивая!
Мало того, после вступительного восхищения, эти дамочки взялись хором, в десять рук, гладить Чинка, одна начала мять его ухо, другая ущипнула за щёку. От такого контраста между предыдущими приветствиями, и вот ЭТИМ, Чинк совершенно опешил, и растерялся, не зная, что делать. Видя, какой оборот приняло дело, Рыжик бросился на выручку:
— Дамы, дамы! Не стоит так наседать на новичка. Он только вчера из института. И ещё не привык к обществу.
Та, что была помоложе, вскрикнув, отдёрнула руку.
— Он может укусить?!
Остальные тоже посторонились.
— Нет, уважаемые. Как заключило абсолютное большинство, учёных нашей страны, ни один антропоморф, прошедший специальный тест на агрессивность, не способен на такое. Просто представьте себе такой контраст: из полной изоляции оказаться среди множества людей, да ещё из высшего общества! Столь сильные впечатления, — непосильная нагрузка, для чувствительной нервной системы антропоморфа. Это может даже травмировать пушистика.
Его речь возымела действие. Дамы решили отступить.
— Хорошо. Осваивайся, пушистик. Здесь тебя все любят, и никто не обидит. Так, что тебе нечего здесь боятся.
— Идёмте! Не будем травмировать пушистика!
Внимание было переключено на Арая.
— Арайчик, пойдём с нами! Лоида приготовила тебе подарок. Тебе непременно понравится!
— Господа! – с юмором, но видимым только для антропоморфов, обратился Арай к Чинку и Рыжику, — Я вынужден оставить вас.
Вздохнув, он развернулся, и удалился, вместе с галдящей стайкой светских львиц.
— Это те самые «сентиментальные тётки»? – спросил Чинк.
— Да, это особый контингент, и они очень влиятельные, с ними надо помягче. Но не волнуйся, — их берёт на себя Арай.
Тут, к ним направилась группа молодых людей.
— А вот, Чинк, те самые, про которых мы разговаривали. Побеседуй с ними. Произвести на них хорошее впечатление очень важно. Уверен, у тебя получится.
— Добрый вечер, рад представить вам Чинка!
Подошедшие хором поздоровались. Рыжик, по очереди, представил каждого, а Чинк, пожимал руку каждого представляемого, сопровождая эти рукопожатия кивком головы.
— Ну, теперь, когда вы знакомы, не стану мешать вашей беседе. Уверен, вам есть о чём поговорить.
С этими словами Рыжик оставил Чинка наедине с этими людьми. Через пару метров, его перехватила одна из журналисток, и они стали беседовать.
Чинку тоже был задан вопрос:
— Интервью закончилось на нотке, касающейся твоего пребывания в институте. Вот об этом, мы и хотим тебя спросить. Как с тобой там обращались? Как персонал к тебе относился?
Вся эта группа относилась к Чинку доброжелательно, но каждый смотрел оценивающе. И все, с нетерпением, ждали его ответа. Чинк заволновался не меньше, чем на сцене. Ещё бы! Ведь от ответа зависит, будут ли эти люди помогать антропоморфам.
— Ну, относились по расному. Польшинство просто телали свою рапоту, и относились ко мне как к части своей рапоты. Пыли такие, что плохо ко мне относились, но они никак не мокли это вырасить на теле, расве что, крупо со мной расковаривая. А пыли и такие, которым пыло стытно причинять мне неприятности.
Чинк не понял чем, но его ответ им понравился. Они продолжили допытываться:
— Чинк, а были такие случаи, когда работники института насмехались над тобой? Или, может, издевались каким-то образом?
Сначала Чинк подумал:
— Ну что я буду жаловаться! — но потом решил, — Раз спрашивают, — надо отвечать.
— Ну, вы ше снаете как люти к нам антропоморфам относяццо. И рапотники института не исключение. Пыл отин, которово растрашало, как я книшки читаю, и у нево отнашты пыл нервный срыв у меня в камере. Он сертился, рукалсо, книшку мою швырнул, но пальцем, таше, меня не тронул. Но это мелочь. У этово человека, витно, какие-то проплемы с этим.
— А, Нэйлис, — тот самый, который, почти что, шэфов тёзка
— А откута вы ево снаете? – удивлённо спросил Чинк.
— Некоторые из нас там раньше работали, и были с ним знакомы. Он страшно завидует учёным.
— А если вы всё сами снаете, сачем токта спрашиваете?
Так надо, Чинк. Ответь ещё, пожалуйста. Среди охранников существует тотализатор, — они ставят деньги на то, сколько кто из вас продержится на тесте на агрессивность. Как ты к этому относишься?
— Плохо отношусь! Мы на этом тесте страшные мучения терпим, а они расвлечение сепе ис этово устроили. Это мерско и отвратительно.
— Ты прав. А, скажи ещё, в институте, тот случай с книгой был единственным, или, кроме него, тебе неприятности причиняли?
— Ну, пыл ещё случай, но мне очень стытно о нём расскасывать.
— Чинк, это важно.
— Ну, хорошо. Кокта отмечали окончание моево тестирования. То сопрались в архиве, и стали смотреть моё прохоштение теста на атависмы, и смеяццо нато мной. А потом отин охранник покасал мне это саснятое на мопильник. Мне это пыло очень неприятно, хотя мне трутно винить их. Они считают меня неполноценным, а там они увители токасательства этому.
Рассказав об этом, Чинк снова ощутил то чувство стыда, и это, сразу же, отразилось на его мордахе.
— Ну, они бы могли бы и не устраивать из этого шоу, и уж, тем более не показывать это тебе. А насчёт тестов, не переживай, — они подстроены.
— Ну, охранник и не сопиралсо мне это покасывать. Он пыл выпивший, и я ево расковорил, чтопы уснать попольше. Вот и уснал… А срети тех, не все нато мной смеялись. Пыла отна, которая таше саступилась са меня.
— Нира, что ли? Ага, что смеяться над тобой нехорошо она понимает, а вот обслуживать это заведение не считает, что грешно.
— А откута вы снаете как её совут, и что она коворила? Вы ше скасали, что только РАНЬШЕ там рапотали.
— Ну, понимаешь, кто-то из этих мерзавцев в день твоей отдачи под опеку в сеть эти записи выложил.
У Чинка внутри всё оборвалось. Это увидели все! Он предположил, что этот кто-то рассердился, когда его отчитал Нэйрис.
— Чинк, не волнуйся. Если этот негодяй рассчитывал тебя на смех поднять, то он глубоко просчитался. Смеялась над тобой только быдлота, большинство же, в комментах, просто порвали его, и весь институт, в придачу. Тебе же там все сочувствуют. Так что к лучшему всё вышло, — наглядно было показано, как с вами там обращаются, и как относятся.
— Ну, а если вы свё это прекрасно снаете, то сачем пыли все эти расспросы? Зачем вы меня саставили всё это вспоминать?
— Так было надо, Чинк.
Та, срасу витно, что вы рапотали в институте. Вы так ше, как институтские, — ставите нато мной неприятные, непонятные опыты. И нетопросишсо у вас расскасать, сачем всё это.
В обычной ситуации, Чинк, ни за что б, не сказал ничего подобного, но тут у него было сильное ощущение, что он, на этот раз, может выразить свои чувства. И он не ошибся. Это задело их за живое.
— Чинк, извини, что заставили тебя вспомнить неприятное, но это всё мы выспрашивали не просто так. Нам хотелось услышать, как ТЫ это нам преподнесёшь. И мы выяснили, что ты говоришь с нами искренне, и что не питаешь злобы на людей. Это для нас было важно. Спасибо тебе за ответы.
В этот момент их прервал опекун Спэм:
— Пушистик, ну хватит тебе болтать! Там такие угощения стоят, — тебя дожидаются! Ребята, не задерживайте его! Пойдём Чинк!
— То свитанья! – попрощался с собеседниками Чинк, которого опекун уже поволок к одному из столов.
— Вот, смотри, сколько вкусностей! Этот столик приготовили специально для вас. Налетай, пока те двое до всего этого не дорвались.
Стол был, и вправду, заставлен всевозможными лакомствами. Насчёт большинства, Чинк даже не знал, как они называются. Всё выглядело и пахло очень аппетитно. Это напомнило Чинку, что сегодня он не ужинал. Настроение было чудесным. Чинк был доволен тем, как получилось выступить, и, особенно, как прошел разговор с борцами за права антропоморфов. Никаких факторов риска, из-за которых Чинк мог бы потерять контроль над собой, на горизонте не было. Поэтому он решил, что полностью заслужил расслабится, и, с удовольствием, полакомится.
Он взял понравившуюся шоколадную конфету, и положил в рот. Вкусовые ощущения принесли, неведомое прежде, блаженство. Такого вкусного он не ел, с момента, как появился в этом измерении. А то и вообще в своей жизни, вероятно, его вкусовые рецепторы, наряду с обонянием, тоже были усилены. И особо были чувствительны к шоколаду с орехами. А в эти кондитерские изделия, по-видимому, было добавлено много всяких изысканных вкусовых добавок, само собой не синтетических, а натуральных. Чинк испытывал огромное наслаждение.
— Ум-ном-ном. Как вкусно! – сказал он опекуну.
— А то! Твой личный адвокат плохого не посоветует. Кушай, пушистик, кушай!
— Опьетение просто!
Дальше Чинк уже ничего не говорил, он полностью был поглощён поглощением лакомств. Различные, самого приятного характера, вкусовые оттенки заполнили его сознание. Состояние антропоморфа было близко к эйфории. Он хватал то одно, то другое, всё быстрее и быстрее. Наконец, пропало всё вокруг. Остался только стол, то что на столе, и непередаваемые вкусовые ощущения.
Возобновил контакт с окружающим миром Чинк от того, что его за плечи тряс Рыжик приговаривая:
— Чинк, Чинк! Не спеши. Никто у тебя это не заберёт!
Чинк обнаружил себя заеденным, с набитым ртом, и здоровенным пирожным в лапах. А вокруг с ума сходили фоторепортеры, делая снимок за снимком. Чинк так и замер в таком положении, потом, с огромным трудом проглотил содержимое рта, и поставил пирожное назад на стол.
— Да сколько ж у меня этих атавизмов?! – в отчаянии подумал он.
Неподалёку, посреди тех самых женщин, стоял Арай. Он несколько раз демонстративно вытер лапой мордочку, и указал пальцем на Чинка. Тот понял, и попытался вытереться, но крем только размазывался по шерстке.
— Так не получится, — сказал Рыжик, — Пойдём в туалет.
И он повёл Чинка за собой. Там было пусто. Чинк старательно вымылся у рукомойника. Увидев его эмоциональное состояние, Рыжик взялся его утешать:
— Не переживай. Просто запомни, что у тебя есть ещё один фактор риска. Чинк, но ты всё равно – молодец. Не знаю, что ты там им сказал, но они довольны!
— Но, я ше всё испортил. Вот этим.
— Ничего подобного! Они в курсе о наших атавизмах. И ещё один не испортит им впечатление. К тому же, они прекрасно видели твой ошейник, и в обозначениях на нём они разбираются. С тем, у кого красный уровень атавизмов, такое вполне может случится. Тебе простительно. Так что не переживай. Скажу тебе, по секрету, — такое и с теми, у кого желтый уровень происходит. Арай, на первом вечере, ещё похлеще укомарил, с едой-то. А у него атавизм – желтый, и питается он дома хорошо, а не, как ты, — только что с институтского пайка. Они всё видели, но не считают это проблемой. В общем, не порть себе настроение. Плюсов от сегодняшнего вечера в разы больше, чем минусов. Пошли, скоро уже по домам разъежатся будем.
Но, не смотря на эти аргументы, остаток вечера прошел для чинка в грустных тонах. К нему подходила журналистка, расспрашивала о впечатлениях от вечера. Чинк невпопад отвечал ей, что всё понравилось, с печалью поглядывая на столик, за которым теперь стоял и лакомился Рыжик. Уж он-то не набрасывался на лакомства, а ел не спеша, очень аккуратно, с подчёркнуто аристократичным видом. Арай всё никак не мог отделаться от назойливых тёток. Они до сих пор галдели вокруг него. У бедняги выражение мордочки постоянно менялось с «Как же вы меня достали!», правда, заметить это мог только антропоморф, на «Хорошо, что ко мне хорошо относятся!». Он упорно искал положительное в своём положении, но удавалось ему это уже с трудом.
Наконец, званый вечер подошел к концу. Все стали расходится. Спэм отвёл Чинка в машину, и они поехали домой. Спэм был очень доволен, и сразу начал хвастаться:
— Какой отличный вечер! Я завёл кучу новых знакомств с влиятельными людьми, а так же укрепил знакомства старые. Знаешь, шерстка твоя пригодилась, Лара из неё наделала таких маленьких зелёненьких белочек, — прекрасные сувениры! Как я и ожидал, здесь на такое большой спрос. Я неплохо заработал на их продаже, а ещё они пригодились, как подарки, для укрепления очень важной дружбы, а это ещё ценнее чем деньги.
Чинк слушал всё это вполуха. А Спэм всё продолжал:
— Да и у тебя всё хорошо сложилось. Как ты себя показал! О, я получил множество приглашений для нашей семьи, и тебя лично. Ты не представляешь, что это для нас означает. Мы выйдем на новый уровень. У меня появятся высокие клиенты. Один уже появился! От тебя определённо есть польза!
— Рат, что вам прикотился, — с иронией прокомментировал Чинк.
Но Спэм этого даже не услышал. Он продолжал говорить:
— Да и ты не с пустым брюшком домой едешь. Только этот рыжий всё испортил! Тебя от еды оторвал, а сам давай-давай налягать на деликатесы. Он, конечно не так, как ты, он не спеша, — один за другим, один за другим, — восемь штук слопал, зараза. Да всё лучшенькие выбирает, те, что повкуснее. Да с таким видом, будто одолжение делает, что кушать тут изволил. Аристократ хвостатый! Граф Рыжик нашелся! А ты и поддался ему. Эх!
— Лучше п я, воопще не ел там ничиво!
— Это ещё почему?
— Вы что, не вители, что со мной происошло?
— Ну и ничего страшного! Это для того и поставили, чтобы вы это ели. А как, — это не имеет значения. Ты что это? Опять хандрить начал? Сколько тебе повторять? Смирись с тем, ЧТО ты есть, и не лишай себя своих зверушкиных радостей. Всё равно ж человеком не станешь, только изображать сможешь, в крайнем случае. Этот твой Рыжик вон как этим твоим бзиком воспользовался. Пристыдил тебя, аппетит тебе испортил, чтобы ему всё вкусное досталось.
Заметив, что его аргументы не утешают Чинка. Спэм выдвинул ещё один:
Если тебя это утешит, то, благодаря тому, что ты эээ… с таким энтузиазмом взялся угощаться, я смог заработать деньги, и деньги хорошие. Меня репортёры попросили обратить твоё внимание на еду, и, в случае, так сказать, проявления твоей звериной сущности, пообещали заплатить. И своё обещание они выполнили.
— Так вы это нарочно? Как ше я не саметил потвоха?!
— А так, — не было там никакого подвоха! Я хотел, чтобы ты вкусно покушал. А тут ещё и возможность за это деньги заработать, а деньги, знаешь, на дороге не валяются. Получилось приятное с полезным.
Чинк дальше не стал разговаривать. Остаток пути прошел в молчании. Время было позднее, поэтому подъезд был пусть, и до квартиры добрались без приключений. Дома все уже спали. Чинк молча отправился к себе.
Первым делом Чинк смыл с себя то, чем его опрыскали, и, отряхнувшись, и вытершись насухо, стал укладываться спать. Перед сном он поразмыслил, и пришел к заключению, что, если всё подстроено, то винить себя в том, что произошло, нет смысла. Это его успокоило, и он уснул.
Поскольку Чинк лёг спать позднее, чем обычно, проснулся он тоже с опозданием. Завтрак он проспал, будить его не стали, просто оставив печенье с чаем в его комнате. Перекусив, Чинк до обеда сидел в своей комнате, и читал. Потом пришла Лара, и пригласила его на обед.
Весь обед Чинк не сказал ни слова. Опекуны, по видимому, решили не затрагивать тему вчерашнего вечера. Они обсуждали разного рода дела текущие. Настроение у Чинка было такое, что ел он медленно, ещё аккуратней, чем опекуны. Он, как бы старался этим компенсировать вчерашнее. Поэтому, когда вся семья закончила обедать, Чинк ещё не приступил к десерту. Кира отправилась к себе в комнату играть. Лара занялась мытьём посуды, в Спэм уселся в кресло, — читать прессу. Наконец, Чинк доел своё обед, и собирался идти к себе в комнату, но Спэм произнёс:
— Какие, однако, шустрые эти газетчики! Только вчера событие произошло, а сегодня его уже проанализировали, и статью написали. Чинк, а тут и про тебя написано.
— Интересненько. А мошно мне посмотреть.
— Пожалуйста-пожалуйста! Я уже закончил, — ответил опекун, и протянул Чинку газету.
Чинк уселся в свободное кресло, и взглянул на открытую страницу. Увиденное, неприятно напомнило о вчерашнем промахе. Там была крупным планом его фотография, где был запечатлён момент, когда он только-только обнаружил, что его снимают. Он стоял, держа в лапках пирожное, с мордахой, вымазанной в креме, и выражением застигнутого врасплох. Фото выглядело очень комично, но Чинку было явно не до смеха. Он приступил к чтению. Статья имела название «В который раз об антропоморфах».
Сколько раз мы слышали об этих существах, в которых превратились некоторые наши граждане, которые внешностью и поведением похожи одновременно и на людей, и на животных! Все помнят панику, когда каждый боялся, что эта чудовищная метаморфоза постигнет и его. И как отечественная наука предоставила успокоение, заверив добропорядочных граждан, что этому подвержены только люди с характерными психическими отклонениями.
Люди с искаженным чувством эстетики, сознание которых, по мнению учёных, настолько не хотело отпускать образы детства, что определило мультяшных персонажей, со звериной внешностью, как свой идеал красоты. Те из них, кто обладал художественным талантом, стали воплощать свои фантазии на холсте, немного овзрослив их, и приблизив к реальности. Обладавшие литературным талантом, воспевали таких вымышленных существ в стихах и песнях, писали о них романы. Такие картины и произведения стали пользоваться большой популярностью среди людей с такими отклонениями. Они стали объединятся в клубы, каждый член которых, общаясь с себе подобными, разглядывая такие картины, и читая подобные произведения только усугублял своё положение. Но, по большому счёту, эти люди, за редкими исключениями, были вполне безобидны. Разговаривали об этом своём отклонении только со своими, и оно практически никак не затрагивало окружающих.
Всё изменило таларонное излучение, — побочный эффект от открытия века, — проникновения в тайны материи, даровавшего человечеству неисчерпаемые запасы энергии. Это открытие до неузнаваемости изменило мир, — лишило одни страны былого могущества, и возвело на трон другие. Перекроило мировую экономику, и произвело революционный скачёк в технологиях. Казалось, куда уж больше? Но жизнь полна сюрпризов. Излучение, исходящее от новых электростанций, которое проверили и перепроверили сотни учёных по всему миру, и объявили, что они никак не влияет на живые организмы от бактерий до человека. Оказалось, что виляет, и ещё как! Оно даёт любому организму, способность изменить себя. Только этого никто не замечал, поскольку одни организмы не обладали разумом, чтобы даже подумать о подобных изменениях. А, большинству нормальных людей такое просто в голову не приходило.
Но шила в мешке не утаишь, в конце концов, оно дало о себе знать. По всему миру живут люди, мечтающие изменить свою внешность. Кому-то не нравится нос, кому-то цвет кожи. И вот, по миру прокатилась волна исполнения таких желаний. Миллионы стали замечать, что с каждым днём их внешность всё больше приближается к идеалу. Особый резонанс получил случай, когда обитатели одного чернокожего гетто, всем кварталом, сменили расу. Исследования показали, что у таких людей происходят небольшие изменения в генетическом коде. Было определено, что виной всему, — «абсолютно безобидное» таларонное излучение.
По миру прошла паника, все опасались, что, под влиянием этого излучения, появятся какие-нибудь смертоносные вирусы, или бактерии. Но, как доказали учёные, для того, чтобы активировать изменения, необходимо обладать фантазией, и желанием измениться. Паника схлынула. Казалось, ничего страшного не произошло, наоборот, — открытие преподнесло человечеству ещё один прекрасный подарок, — возможность каждому сделать себе бесплатную и безболезненную пластическую операцию. Что это, приведёт лишь к появлению в мире бесчисленного числа красавиц и красавцев. И самое худшее, чего от него можно ожидать, что некоторые преступники, изменив внешность, и даже ДНК, смогут избежать правосудия. Но даже эти опасения оказались напрасными, — одного желания оказалось недостаточно. Необходимым условием для начала изменений было, чтобы изменяемому предстоящие метаморфозы казались прекрасными. Так что сказать «хочу большие уши, как у эльфа» недостаточно. Необходимо мечтать об эльфийских ушах, постоянно думать об этом. Поэтому поменять себе внешность оказалось не так-то просто. Сделать это смогли лишь немногие, особо страстно этого желавшие.
Но всё оказалось куда серьёзней. Первой ласточкой был всемирно известный случай, когда самочка большой панды, в одном из зоопарков, которая была воспитана людьми, никогда не видевшая своих сородичей, и считавшая себя человеком стала изменяться. Анализ ДНК показал, что она активировала процесс изменения, и её ДНК изменилось до неузнаваемости. Как выяснилось, в последствии, она захотела стать более похожей на своих «родственников». Конечно, для превращения в человека ей не хватило ни разума, ни знания анатомии. Вышла карикатура, — существо с уродливой человеческой головой, фигурой напоминающей человеческую, которая была покрыта мехом, цветом и формой повторявшем комбинезоны работников зоопарка, и организмом функционирующим, как организм панды. Такими видело людей это животное. Это посчитали всего лишь забавной случайностью, показывающей, что и животные могут мечтать. Других животных, например домашних питомцев, их отличие от хозяев не заботило.
По прошествии времени, со всего мира, стали поступать сведения о том, что некоторые люди стали претерпевать особенные изменения. Не обычные, сравнимые с пластической хирургией, а кардинальные, такие, что их ДНК изменялась до неузнаваемости, подобно генетическому коду этой панды. Учёные пришли к выводу, — появляется новый вид, новая раса. Выяснилось, что все они, — представители сообщества фурри. Люди, желавшие воплотить в жизнь свои больные фантазии. Дальнейшие исследования показали, что им это удалось, — они совместили внешность животных с человеческим обликом. Организмы получившихся существ обладали повышенными физическими характеристиками: большей силой, выносливостью, быстротой реации, ловкостью, а так же обострёнными обонянием, слухом, и способностью видеть в темноте. Но самые серьёзные изменения произошли с их разумом, — его они тоже совместили с животными чертами. Как результат, — получились опасные для окружающих существа. Которых можно сравнить с людьми, наряду с неизлечимым психическим заболеванием, обладающими огромной силой, — почти суперспособностями.
Естественно, их было необходимо изолировать, что и было сделано. Как только было выяснено, что нормальным людям такая трансформация не угрожает, жизнь людей, казалось, снова вошла в нормальное русло. Этих существ, называемых антропоморфами, было очень легко выявить, и изолировать. Очередная опасность, казалось, миновала.
Но, и на этот раз, чувство безопасности оказалось ложным. Один из учёных нашей страны стал одержим идеей появления расы сверхсуществ. Его влияние на подчинённых, и авторитет, были столь велики, что многие его сотрудники переняли эту манию. Тёмной ночью, они устроили побег этих опасных существ. Скрывшись в лесах, этот сумасшедший учёный до сих пор сколачивает армию верных ему антропоморфов, для захвата власти над миром, и порабощения человечества. К счастью для человечества, он, а так же его последователи, сами прошли такую трансформацию, а мы же с вами знаем, что она делает с интеллектом, поэтому никакой серьёзной опасности он уже не представляет. Но, теперь, появилось место, где антропоморфы живут безконтрольно, которое разыскать, пока, увы, не удаётся. Поэтому наша армия постоянно настороже.
С самого появления антропоморфов, по всему миру шли горячие споры о правильности и гуманности содержания таких (всё же обладающих, хоть и ограниченным, но разумом) существ в неволе. Но, как доказали многочисленные, скрупулезные исследования, эта мера является совершенно необходимой. У этих существ, уже, биологически, не являющихся людьми, а умственно являющихся чем-то средним между человеком и животным, животные инстинкты постоянно берут верх над разумом. Отпустить такое существо жить среди людей, равносильно отпусканию из зоопарка дикого зверя, — последствия будут такими же.
Однако, как выяснилось, в последствии, некоторые из этих существ, превратились не в диких зверей, а во, вполне милых и мирных, забавных зверушек. То, что они вытворяют, в случае потери контроля, не представляет опасности для окружающих. Вдобавок, такие существа довольно послушны, поэтому их легко от этого удержать. Поэтому таких антропоморфов разрешили брать под опеку. Взявшие, были, в основном, родственниками претерпевших трансформацию, но нашлись и просто добрые люди, которые пожелали облегчить нелёгкую участь несчастных существ. Вот и появились на улицах наших городов существа, напминающие экзотических домашних животных, но, по сути, являющиеся людьми, с исковерканными телами и разумами, и нуждающиеся в постоянном уходе.
Как правило, эти существа избегают общения с людьми, и контактируют только со своими опекунами, но есть и исключения. Парочку таких «исключений», в нашем городе, взяло под крыло «Общество защиты животных». Члены этого общества помогают этим существам преодолеть свою изоляцию, и наладить контакт с людьми. Кроме того, там пушистикам помогают не допустить окончательной утраты разума, поощряя их заниматься творчеством.
А вчера в этом обществе отмечали появление нового подопечного. Это был, ставший, в своё время, самым известным в мире антропоморфом, Чинк, — выходец из убежища, который спас ребёнка из огня. На днях завершилось его тестирование в институте. Он был признан неагрессивным, и выдан под опеку родителям той самой девочки, которую он спас, поскольку пушистик страдает потерей памяти, и совершенно не помнит, кто его родители. «Общество» устроило пресс-конференцию, которая позволила пролить свет на некоторые аспекты того происшествия. Но, обо всём по порядку.
Посмотреть на антропоморфа, совершившего героический поступок, съехался весь цвет общества нашего города, а так же некоторые высокопоставленные лица нашей страны. «Общество», защищающее бездомных кошек и собак, а так же, помогающее попавшим в черту города, диким животным, ещё никогда не удостаивалось такого высокого внимания, несмотря на то, что его постоянными членами являются жены многих видных людей. Событие скорее напоминало приём в президентском дворце, нежели съезд любителей животных. Многие мои коллеги, не упуская момента, смогли взять интервью на многие темы, от последних политических событий, до творческих планов, пришедших на вечер, деятелей искусства.
Не обошли вниманием и вопрос антропоморфов, большинство присутствующих положительно высказались о поступке героя дня, но вот мнения об остальных представителях этого нового вида живых существ, разделились.
Лауреат множества литературных премий, признанный великим гуманистом современности, — Энэрий Зир, высказался за предоставление пушистикам большей свободы, и назвал доводы многих уважаемых учёных надуманными и раздутыми.
Руководитель филиала «Института изменённых существ» в нашем городе, — Нэйрис Фар, напротив, — в который раз, подтвердил необходимость тестирования выявленных антропоморфов, и содержания агрессивных в изоляции, а остальных — под присмотром опекунов. Так же, он публично признал наличие проблемы с гуманным отношением персонала института к, вверенным их опеке, изменённым существам. И заверил общественность, что это «досадное упущение» будет исправлено.
Да, по последним сведениям, им явно есть, над чем работать! На появившихся на днях, в Сети, видеоматериалах (мы ещё поговорим о них подробней), ясно видно, как сотрудники института цинично насмехаются над проявлением животной сущности своего подопечного. И это, не говоря уже о тотализаторе, который они устраивают, ставя деньги на прохождениях подопечными очень травматичного теста на агрессивность. Те, кому доверена забота о несчастных, обращаются с ними с возмутительной жестокостью. Общественность негодует, и требует от «Института» более тщательной работы, при подборе персонала.
Командующий подразделением внутренних войск, предназначенных для охраны города от вероятного нападения сбежавших антропоморфов, — полковник Ашэн Кек сообщил о готовящейся очередной операции по обнаружению, так называемых, «убежищ», и поимке их, потенциально опасных, обитателей. Он выразил надежду, что привлечение к операции большего числа техники, сделает поиски более результативными, и заверил, что отлов будет произведен максимально гуманными методами. Так же он упомянул о том, что лучшая приспособленность этих существ к условиям леса, по сравнению с людьми, а так же применение ими ряда партизанских методов маскировки, делает их обнаружение весьма затруднительным.
Большинство давших интервью, высказалось в поддержку контроля над антропоморфами, и положительно отозвались о передаче под опеку неагрессивных из них.
Тем временем, подошло начало самой важной части программы, — показа этих самых антропоморфов. Первым был объявлен лис Рыжик. Занавес поднялся, предоставив нашему взгляду существо, напоминавшее большого лиса, вставшего на задние лапы, и обзаведшегося человеческими руками. Рыжик зачитал стихотворение, по сути, представлявшее собой рекламу убежища, и призыв к трансформации. Начло было вполне безобидным, — красивое стихотворение о красоте природы, но, в конце, было показано, что описывается в стихотворении отнюдь не природа, а некий «рай», который «на замке». И, чтобы попасть в этот рай, слушатели призывались «соблазниться» и «В антропоморфа превратиться». Конечно, никто, из находящихся в здравом уме, людей не захочет отрастить себе хвост, обрасти шерстью, и отправится жить в лес, под командованием сумасшедшего учёного, так что нельзя сказать, что этот инцидент представлял реальную опасность, но сам факт такого призыва вызывает возмущение. Организаторы вечера, несомненно, понесут ответственность за это явное нарушение цензуры. Эта жалкая попытка агитации со стороны зверушки, вызвала справедливое негодование большинства присутствующих. Но активисты «движения за права антропоморфов» аплодировали ему с явным одобрением, к ним присоединились некоторые, кто не полностью уловил тему его выступления. После выступления, антропоморф спустился в зал, для последующего общения с гостями.
На смену ему, приветливо махая лапкой зрителям, вышел любимый всем «Обществом» симпатичный пятнистый котёнок Арай. Этот антропоморф, — прекрасный пример того, что эти существа могут быть и не опасными. Он является абсолютным рекордсменом по низкой агрессивности. Его внешность вызывает крайнюю симпатию, а добрый и милый характер её окончательно закрепляет. Его трогательный детский стишок, в котором он предложил гостям свою дружбу, полностью развеял негативное впечатление от выступления Рыжика. Ему с удовольствием аплодировал каждый присутствующий.
Наконец, настала очередь виновника события. Объявили начало пресс-конференции с Чинком. На сцену вышел зелёный бельчонок, с большими чёрными глазами. Его внешность была тоже довольно симпатичная, но он, в отличие от Арая, ещё не умеет правильно себя держать. По всему было видно, что он очень переживает, но когда ему начали задавать вопросы, которые убедили его в доброжелательности присутствующих, он успокоился, и стал на них отвечать. Его речь была очень косноязычной, — трансформация настолько исковеркала его речевой аппарат, что нам приходилось прилагать немало усилий, чтобы понять, что говорит зверушка.
Интервью ответило на некоторые вопросы, и полностью подтвердило заключения некоторых психологов, комментировавших этот случай. Пушистик, до сих пор, не избавился полностью от взглядов, привитых ему, Ранэком в убежище. Это не могло не отразится в интервью. Но если проявить проницательность, и читать между строк, то, в свете сказанного зверушкой, складывается такая картина:
В убежищах царит жесткая дисциплина, и, в умах их обитателей, вожаки стараются стереть любые воспоминания о прошлой жизни. К городу пушистикам, не принадлежащим к правящей верхушке, приближаться строго запрещено. Но, не смотря на грозящее ему суровое наказание, один из них подошел к краю леса, и смотрел на город, с тоской в глазах, — он тосковал по прежней нормальной жизни, которую он потерял.
— Что это такое? Когда это я такое говорил? Какая тоска? Какое наказание? Да максимум, что мне грозило, — нотация от Ранэка! – пронеслось в голове у Чинка. Он был в шоке от этой статьи.
И вот, он заметил дым, поднимающийся со стороны города. Звериное любопытство побудило его приблизится. Он спрятался в кустах, невдалеке от горящего здания, и стал наблюдать за развивающимися событиями. Тем временем, к дому приблизилась супружеская пара, и выяснилось, что в доме остался ребёнок. Родители были в отчаянии, а пожарных всё не было. И тут, у антропоморфа проснулось человеческое качество, — сострадание.
— А с чего вы взяли, что оно у меня засыпало? – мысленно прокомментировал Чинк.
Он предложил свою помощь. Но ослабленный интеллект не позволил ему с максимальной пользой использовать свои сверхчеловеческие способности. Он догадался спросить лишь этаж, где находилась девочка, но не номер квартиры, и уж тем более, окно за которым она находилась, ему в голову не пришло, а родители, шокированные его появлением, не нашлись сразу ему об этом сообщить. Поэтому, выручать девочку, он отправился, зная лишь её этаж.
Усугубило проблему ещё и то обстоятельство, что пушистик страдает фобией, — он смертельно боится крови. Поэтому, проникать в дом через окна, до которых ещё не успел добраться огонь, он не стал, так как боялся порезаться стеклом. Он бросился прямо в гущу пламени, что едва не привело его беднягу к гибели. Но, в конце концов, ему удалось найти ребёнка, и, благодаря способности прыгать с высоты, благополучно доставить его родителям.
Обгоревший пушистик стоял и смотрел на воссоединившуюся семью. Он был доволен, что у него получилось. Ведь он сильно, и не безосновательно, опасался, что его, ослабленный трансформацией в полузверя, разум не позволит ему успешно осуществить намерение помочь. Но всё закончилось благополучно. Однако, в следующую минуту, в его глазах отразилась печаль, — ему очень хотелось, чтобы его приголубили так же, как и этого ребёнка. Чтобы не сумасшедший учёный, помешанный на мировом господстве, а эти милые люди заботились о нём, и распоряжались его судьбой.
— Да она что, глухая была что ли? Я же чётко сказал, что жалею, что не убежал раньше, а потратил время на это любование! Что это за чтение мыслей, да, притом, неправильное?! – возмутился, про себя Чинк.
Но, даже мечтать о таком, живущему в убежище, было нельзя. Вспомнив об этом, Чинк спохватился, и похромал в сторону леса, где его, вероятнее всего, ждала гибель, если не от полученных ожогов, то от жестокого наказания за помощь людям. Но, на его счастье, добрые люди уже сообщили о нём в институт, откуда незамедлительно прибыл отряд задержания.
Тут снова возникла проблема из-за его звериной сущности. Испугавшись сотрудников института, он не понимал что ему говорили. Снова, в который раз за этот день, над головой пушистика занеслась костлявая рука смерти! Тогда, ведь, ещё не было известно о его неагрессивности, поэтому члены отряда задержания ожидали, что он может на них бросится. О антропомрфы очень опасны! Например, такой как Чинк, обладает большей скоростью и силой, чем человек, а так же его лапы оснащены мощными когтями. Он может в считанные мгновения преодолеть расстояние между ним и людьми, и вспороть живот любому. Опасаясь за свою жизнь, а так же за безопасность окружающих, солдаты могли убить его, — не слушающегося приказа лечь на землю.
Тут, отблагодарив его за оказанную помощь, рискуя жизнью (ведь неизвестно было, насколько он был неопасен), ему помогла мать девочки. Лаской и добрым словом она успокоила его, и передала в руки работников института.
В результате этих событий, пушистик освободился от влияния своих жестоких вожаков, и обрёл любящих и заботливых опекунов, с которыми он теперь счастлив.
Этот случай наглядно демонстрирует, что даже такие глубокие изменения в организме, неспособны вытравить человечность. А так же лишний раз неопровержимо подтверждает, что, даже очень хорошие антропоморфы, не могут действовать самостоятельно, и нуждаются в опеке. Ведь, только благодаря счастливой случайности, Чинк не погиб, и его подвиг смог увенчаться спасением ребёнка, а не бессмысленной смертью.
Что же касается Чинка, то выложенные недавно видео, не только подтверждают слухи о жестоком отношении работников института к своим подопечным. Но и наглядно показывают, что может произойти, с потерявшим над собой контроль, пушистиком, без присмотра. На видео мы можем наблюдать, как, заигравшись до потери памяти, он натыкается на решетку, чем наносит себе раны. Отпустить такое существо просто на волю, как того требуют некоторые «борцы за права», было бы безответственно и жестоко.
— Вот так создал хорошее впечатление об антропоморфах! – с ужасом подумал Чинк.
Это были сильные аргументы, и аргументы не в пользу антропоморфов. Причём оказались они в арсенале людей благодаря Чинку. Ему сразу стало очень плохо на душе. Хуже, чем во все предыдущие разы, вместе взятые, — ведь тогда дело касалось только его, это о нём думали как о неполноценном, а теперь, так будут думать уже про всех антропоморфов, из-за него. Лапы ослабели, и он чуть не уронил газету. Он едва нашел в себе силы читать дальше.
После пресс-конференции пушистики стали беседовать с гостями. Я решила не упускать такой возможности. К сожалению, Арай был нарасхват, и пробиться к нему было абсолютно не реально. Но вот, я заметила, что освободился Рыжик, и попросила его о беседе. С первых же слов, я поняла, — передо мной, так называемый «мозг», — пушистик, у которого, в процессе тансформации, из головы укатилось значительно меньше шариков, чем у его товарищей по несчастью. В стаях, эти антропоморфы пользуются безприкословным авторитетом. В данном случае этот «мозг» был один на троих, а в лесных убежищах, — один приходится на целую стаю. Он заметно выделялся на фоне своих собратьев. Чёткие, продуманные слова, логичные, на первый взгляд, аргументы. Мы беседовали с ним насчёт содержания антропоморфов в институтах и под опекой. Должна признаться вам, что его слова, на какой-то момент, меня поколебали. Если он смог повлиять на искушенного журналиста, то, представьте себе, какое влияние он имеет на своих простоватых, и бесконечно наивных сородичей. В беседе создалось впечатление, что этот антропоморф совсем не отличается от людей. Но почему у него тогда на ошейнике атавизмы обозначены желтым квадратиком, что означает, не слишком большой, но довольно высокий уровень? Неужели учёные, тестировавшие его, ошиблись, и его надо было отпустить?! Ответ я смогла увидеть несколько минут спустя.
Это произошло, когда опекун подвёл Чинка к столу с угощением, и его подопечный с наслаждением накинулся на еду, как и положено антропоморфу. Заметив это, Рыжик подошел, и прервал его угощение (вы можете видеть Чинка в момент, когда он заметил, что стал центром внимания фотографов). Затем он поволок несчастного в укромное место, чтобы втолковать ему, что нехорошо набрасываться на еду, когда вожак ещё не утолил голод. Вернулся пушистик оттуда такой печальный! Я подошла, чтобы поговорить с ним. Я не стала затрагивать больную тему о происшедшем только что, а спрашивала о том, понравился ли ему вечер. Он отвечал, что понравился, но, то и дело, с грустью поглядывал на стол с угощениями, у которого, в тот момент, стоял Рыжик, и поглощал пирожные, одно за другим. Арай тоже хорошо усвоил эту науку, — Рыжик его «просветил» на одном из первых таких вечеров, где события развивались по похожему сценарию. В этот раз, за весь вечер, Арай притронулся к угощению, только когда все стали расходится, когда вожак их маленькой стаи уже наелся. Вот такие вот законы джунглей на светском вечере.
Из всего увиденного и услышанного, я смогла сделать вывод, что действия нашего правительства, по отношению к антропоморфам, абсолютно верны! Что среди пушистиков могут попадаться и добрые, и неагрессивные, но даже они постоянно нуждаются в заботе и опеке.
Закончив читать статью, Чинк впал просто в отчаяние. Он сидел в кресле, продолжая держать газету, только уже опустив её, лапки тряслись от волнения. Лара, вернувшись из кухни, заметила это.
— Чинк, милый, что случилось? Да на тебе лица нет!
Тут она обратила внимание на газету, и взяла её из лап Чинка. Увидев фотографию, она поняла, в чём дело, и обрушилась на Спэма:
— Спэм! Ты зачем дал Чинку эту газету?! Ты же знаешь, как он вчера переживал, из-за случившегося.
— Ну, я думал, пусть Чинк увидит, что пресса о пушистиках пишет. Что даже в газетах, чёрным по белому указывают, что такое есть пушистики. Чтобы наш подопечный увидел это, и смирился наконец, со своим положением. А насчёт случившегося за столом вообще переживать не надо. Наоборот, радоваться надо, что в семью деньги поступили.
— Ты о чём это? Причём к этому твоя продажа сувениров?
— Да нет, милая, я не об этом. Я тебе не всё ещё успел рассказать. Вчера ко мне подошла группа репортёров, и пообещала заплатить, хорошо заплатить, если я поведу Чинка к столу и он, … позабавит публику тем, как он ест. И всё это очень хорошо получилось.
— Так ты это нарочно? Ты понимаешь, что ты наделал?! Он доверял тебе, а ты спровоцировал его потерять над собой контроль, вместо того, чтобы наоборот, удержать от действий, из-за которых он переживает, как и положено опекуну. Я никак от тебя такого не ожидала.
Здесь Лара спохватилась, и сказала сама себе:
— Так, спокойно! – потом снова обратилась к Спэму, — Дорогой, мне надо с тобой поговорить.
— Я весь внимание, дорогая.
— Не при Чинке!
Последнюю фразу она произнесла с таким выражением лица, что Чинку даже стало немного страшно. Спэм встал с кресла, и опекуны удалились. А Чинк так и остался в гостиной, пытаясь совладать с эмоциями, но ничего не выходило, — ему становилось всё хуже.
Наконец опекуны вернулись. Спэм был красный, как рак. Лара обратилась к Чинку:
— Чинк, я должна перед тобой извиниться за Спэма. Прости его, пожалуйста.
Подойдя ближе, она обняла подопечного, погладила по голове, и сказала:
— Сейчас Спэм снова отвезёт тебя к друзьям.
— Спасипо! Мне это сейчас очень нушно! – ответил Чинк.
— Хорошо, пушистик, тогда идём прямо сейчас.
Чинк встал, взял с собой газету и пошел со Спэмом. Во дворе было много людей, все обратили на Чинка внимание, некоторые показывали на него пальцем, и что-то горячо обсуждали. Но Чинку было совершенно не до них. Его мучила боль, намного более сильная, чем смущение от посторонних взглядов, и стыд от того, что он на поводке. Он шел, непроизвольно комкая в лапах газету, ни на кого не обращая внимание. Спэм заметил это. Усаживая его в машину он сказал:
— Пушистик, ну ты прямо совсем плохой! Прости, я не знал, что это тебя настолько заденет. Ну, ничего, сейчас друзья тебя успокоят.
Опекун испытывал чувство вины, и, не на шутку, стал переживать о состоянии своего подопечного. Он ехал очень быстро, обгоняя другие машины, и сигналя, чтобы ему уступили дорогу. Но, всё равно, дорога показалась Чинку очень долгой.
Наконец, они подъехали к дому Акрэла. Он вышел встречать гостей. Как и в прошлый раз. Увидев состояние Чинка, он спросил у опекуна:
— Что случилось? – а потом обратился к Чинку, — Проходи в гостиную. Ребятки тебя уже ждут.
Спэм снова налился краской, и начал объяснять Акрэлу. Чинк не стал это слушать, как можно скорее, направился на своих, уже начинающих подкашиваться, лапах в гостиную.
Друзья обрадовались его приходу, и хором поприветствовали его.Но, увидев его состояние, встервожились.
— Чинк, что с тобой? – обеспокоенно спросил Арай.
— Я всё испооортиииил! – почти выкрикнул Чинк, и заходился в рыданиях.
— Что испортил? – не понимая, спросил Арай.
— Ну, что я говорил? – сказал Мазалин, — Вот до чего белка довели в вашем «Обществе защаты животных». Ничего не скажешь, хорошо его там защитили! Вот, утешайте теперь!
— Чинк, ну мы же вчера с тобой обсудили этот вопрос. То, что случилось за столом, вовсе не так страшно, — стал приводить доводы Рыжик.
Арай, подошел к Чинку, погладил его, и тоже стал утешать:
— Чинк, ну не надо так расстраиваться, из-за поведения за столом. Я тоже на этом прокололся в первый же вечер. И ничего страшного. Люди из сопротивления не стали относится ко мне как зверушке. Они до сих пор со мной нормально общаются. Уважают даже, хотя, всё это видели.
— Я не оп этом, – сквозь слёзы сказал Чинк, и протянул скомканную газету.
Рыжик взял её в лапы, проглядел статью, и сказал:
— Это – обычное дело. Так про нас всегда пишут.
— Там она опосновала, — всхлипывая, стал объяснять Чинк, — насчёт таво, что я очень клупо сепя повёл на пошаре, кокта не спросил гте окно, и кокта в оконь прыкнул, кокта мошно пыло и пес этово. А ещё, все вители в Сети, как я оп решетку стукнулсо. Теперь антропоморфов путут считать нисшими. Ис-са меня!!!
Сказав последнюю фразу, Чинк, поднял морду кверху, и, во весь голос, испустил долгую трель, похожую на свисток полицейского, упал на пол, и зарыдал с удвоенной силой. Арай растерялся, не зная, что делать. Тут произошло нечто неожиданное. Мазалин, до этого, стоявший в стороне, бросился к Чинку, сел, возле него, на пол, приподнял его, одной лапой прижал его к себе, а другой сначала погладил по голове, а потом стал похлопывать по спине, приговаривая:
— Ну-ну-ну, успокойся, успокойся. Всё в порядке Ты среди своих. Тут все всё понимают. Эти хуманы проклятые кого хочешь доведут. Ничего, ничего, сейчас полегчает.
Хотя Чинку было не до того, он всё же заметил, что Рыжик с Араем не ожидали такого от Мазалина. Оба были очень удивлены. Арай, от удивления, вытаращил свои, и без того большие, глазищи, котороые теперь стали просто огромными. Рыжик тоже был удивлён, но разглядеть это смог бы только антропоморф, правда, пробыл он в этом состоянии не долго. Он, о чём то, догадался, и, от этого, стал смотреть на действия Мазалина, как на само собой разумеющееся.
В гостиную вошел обеспокоенный Акрэл, с вопросом:
— Что это тут у вас за страсти кипят?!
— Ох, и не говорите! – сказал Рыжик, — Чинк прочёл в этой газетёнке статейку, где критикуются его, так сказать, не совсем рациональные действия на пожаре. И делается вывод, что это из-за того, что он — антропоморф. В общем, Чинк, из-за этого, считает, что подвёл всех на свете антропоморфов. Расскажите ему, пожалуйста, то, что мне рассказали. И сообщите, к каким прекрасным результатам привёла его вчерашняя беседа и выступление.
— Чинк, я сегодня имел счастье беседовать с представителем «борцов за права антропоморфов». На них твоё выступление, и разговор с тобой произвели очень хорошее впечатление. Но об этом чуть позже. А сейчас об этой статье. И они, и я, постоянно следим за любым упоминанием, об антропоморфах, в средствах массовой информации. И эта статья не ускользнула от нашего внимания. Среди прочего, мы, сегодня, обсуждали и её. И вот, какого мнения этот, ясно мыслящий, молодой человек, насчёт её аргументации. Он вспомнил студенческий конкурс, на котором от него требовалось выполнить задание, с которым он, в спокойной обстановке справлялся в два счёта, но, под психологическим давлением, он не смог вспомнить, что надо делать. Ты находился в куда более экстремальной ситуации. Так что он не считает этот аргумент убедительным.
Дав Чинку время переварить услышанное, Акрэл продолжил:
— Кроме того, он обратил внимание на её лицеприятие. Она в статье упомянула о родителях девочки, которые растерялись, и не сразу догадались сообщить тебе, где окно их квартиры. Значит им растеряться можно, это нормально, а, если ты это делаешь, то это, конечно же, — проявление неполноценности! К тому же, он отметил, что статья сделана довольно грубо. Не могу с ним не согласиться. Мне встречались статьи, где, к таким же самым выводам, читателя подводят более тонко. Там приходится больше пораскинуть мозгами, чтобы опровергнуть. Так что, как видишь, это кажется доказательством, только с первого взгляда. Если же подумать, то сразу становиться очевидной ошибочность таких рассуждений. Так что для переживаний, тем более столь сильных, нет никаких объективных причин.
Окончив излагать доводы, Акрэл добавил:
— Эх, всё-таки, повышенная эмоциональность, – бич антропоморфов!
— Не слушай его белк! – сказал Мазалин, который всё это время продолжал сидеть возле него, обнимая одной лапой, а другой гладя по голове, — Не обижайтесь, мне не посчастливилось встретить ещё такого же хорошего человека, как вы, — обратился он уже к Акрэлу, — Но, вы тоже, — прямое доказательство, что антропоморфа поймёт только антропоморф! – и снова Мазалин заговорил к Чинку, — Всё правильно ты сделал. Конечно, перед людьми слабину показывать не стоит, но здесь все свои, все понимаем, что ты чувствуешь. Где же ещё, как не здесь, выплеснуть всё, что накопилось? А выплёскивать надо, обязательно надо. Если этого не сделать, то точно свихнёшься! Даю гарантию! Уж я-то знаю. И, тогда, ты точно докажешь им, какие чокнутые антропоморфы. Поэтому правильно ты сделал. Никто из нас тебя не осуждает, все понимают, кроме людей, — Завершил он свою речь, косясь на Акрэла.
Тот выслушал Мазалина, сохраняя полное спокойствие. И ответил:
— Мазалин, ты, как всегда, поспешно делаешь выводы. Я, и близко, не собирался осуждать Чинка за то, что он проявил, перед друзьями, свои переживания. Я просто сочувствую ему, да и всем вам, что, из-за повышенной эмоциональности, многие из вас столь остро реагируют в подобных ситуациях. Очень уж вы ранимые. Именно это я подразумевал под своей репликой.
— Тогда извините! – выдавил из себя лис.
— Извинения приняты. Как видишь, способность читать эмоции, ещё не даёт стопроцентной гарантии, что ты всегда, с полуслова, правильно поймёшь собеседника.
Акрэл снова обратился к Чинку:
— А насчёт выложенного видео, то тебе, думаю, известно, что твоей вины тут нет. В институте целенаправленно, специальными методиками, вводят антропоморфов в такое состояние.
— Точно, белк, — подтвердил Мазалин, — Даже взять Рыжика, — у него атавизмы вообще на нуле. По закону его отпустить должны были. А они ему подсыпали какую-то гадость в еду, и повели кино смотреть, про лис. Он там затявкал во всё горло. Вот и прилепили ему желтый кубик, и отдали под опеку. Вот, Арай не даст соврать. Рыжик с того кино возвращался, как пьяный. Так что, будь у тебя хоть нулевые атавизмы, тебе, по-любому, бы их пришили.
Чинк, потихоньку, успокоился. Мазалин встал, и помог ему поднятся. Затем усадил его на диван. Акрэл тоже сел рядом, и продолжил:
— Мы сейчас рассмотрели, что плохих последствий твоё появление на вечере не имело. Но я ничего не успел сказать о хороших последствиях. А они просто чудесные. Те люди, — «борцы за права антропоморфов», долгое время разбирались, кто вы есть, на самом деле, чтобы определится с решением. И вчерашний разговор с тобой поставил точку в их исследованиях. Они приняли решение начать помогать более радикально.
— Зачесалились, наконец! – пробурчал Мазалин.
Акрэл, как ни в чем, ни бывало, продолжил:
— Они разработали план освобождения каждого из вас, и доставки в убежище. Только требуется согласие ваших опекунов отпустить вас. Иначе ваше освобождение повлечёт за собой, для последних, уголовную ответственность. А так будет возможно реалистично инсценировать ваше похищение. Когда согласие будет получено, Чинка и Арая заберут, и доставят на место, где есть оборудование, позволяющее снять ошейники. Как только это будет сделано, я и опекун Чинка, позвоним в институт, и сообщим, что к нам пришли люди, которые представились представителями института, и заявили, что институт отзывает подопечных. Если это будет сделано только с двумя подопечными, то получится утверждать, что позвонить догадались слишком поздно. Но, если все опекуны, как один, «задержатся со звонком», аж пока не снимут ошейники. Это будет выглядеть, уже подозрительно. Поэтому Рыжика брат выведет на прогулку приблизительно в то же время, когда будут забирать Арая и Чинка. Зайдёт с ним в глухой район парка, где передаст его одному из «борцов за права». После он сообщит в институт, что на него напали, оглушили, и забрали Рыжика. В случае, если за вами увяжутся зрители, придётся разыграть перед ними сцену нападения, и действовать в ускоренном темпе. Уверен, вам удастся, со временем уговорить своих опекунов согласиться отпустить вас. С Мазалином несколько сложнее. С тобой они разработают план отдельно.
— Хорошо получилось! Сказал Чинк, шалко только, что остальные люти не поменяют о нас своево мнения.
— Ну, Чинк, это ты слишком многое хочешь сразу – сказал Рыжик, — Им уже, сколько времени вколачивают, что антропоморфы, — низшие существа. Преодолеть стереотип не так-то просто. Про средства массовой информации вообще говорить нечего. Их цель, — не правду описывать, а поддерживать правительственную линию. Ну, и критиковать, где цензура позволяет, в общем они у правительства на коротком поводке.
— Тогда какой смысл вам дальше унижаться? – спросил Мазалин, — Раскачали этих самых «борцов за свободу», и хорош перед людьми, на задних лапках, ходить. Сколько ещё Арай будет из себя игрушку плюшевую изображать, для жен дипломатов и депутатов?
— Смысл имеет, и ещё какой! – возразил Арай, — Я укаваиваю этих тёток, они теперь хорошо к антропоморфам относятся. Не то, чтобы равными считают, но, по крайней мере, не держат нас за кровожадных монстров. А они, в свою очередь, имеют влияние на своих мужей, а мужья у них огого! И вот представь себе, приходит муж домой, и начинает рассказывать, что собирается, скажем, всех подопечных опять за решетку упрятать, она ж ему жизни не даст, пока он от этой идеи не откажется.
— Ага, так он ей и расскажет, — не сдавался Мазалин.
— Ну, тогда я, как про что-то такое узнаю, то, могу позвонить одной из них, а то и всем сразу, и наябедничать, как ихние мужья хотят пушистиков обижать, — с ехидной улыбочкой, ответил ему Арай.
— А ты что, знаешь, кто из них, чья жена, и все их телефоны? – удивился Мазалин.
— А ты думал, чем я там занимаюсь? Они просто обожают рассказывать про своих мужей. А телефоны ихние я уже давно пособирал, все они у меня записаны.
— Ты, прямо, как шпион, информацию собираешь!
— А то! Фирма веников не вяжет. Хотя, честно говоря, это я не сам догадался. Это меня папа научил. Он в этих делах разбирается.
— Это откуда ж?
— А вот это, – секрет фирмы! – с довольным видом ответил Арай.
Акрэл, всё это время, хранил молчание.
— Ну, работа Арая, конечно, важная, но и простое общение, с обыкновенными дружелюбными людьми, не стоит сбрасывать со счетов, – продолжил Рыжик, — Газеты и дальше будут писать про нас ерунду, но люди давно уже не всецело доверяют газетам. А вот, мнение других, уже иное дело. Чем больше людей с нами пообщается, тем больше их сможет сказать: «А я говорил с пушистиками, — никакие они не тупые». Вода камень точит постепенно, постепенно, и будет мнение формироваться. В любом случае, появится основа для аргументации в противовес официальной пропаганде.
Закончив свою речь, Рыжик поглядел на часы, что-то вспомнил, и сказал:
— Так, сейчас новости начнутся, и про наш вечер там будет.
— Слушай, а может хорош уже белку нервы портить? – возмутился Мазалин.
— Он, всё равно, может дома что-нибудь такое увидеть. Пусть посмотрит вместе с нами, — увидит хоть, как правильно на это реагировать, — возразил Рыжик, и включил телевизор.
Начались новости. Сначала шли репортажи о различных политических событиях. Но, когда настал черёд культуры, первый выпуск был «про вечер Общества»:
Вчера, во дворце торжественных событий проходил благотворительный вечер «Общества защиты животных». Главным событием вечера стала пресс-конференция с Чинком, — антропоморфом из лесного убежища, который, полгода назад, спас жизнь ребёнку.
Затем был приведен отрывок пресс-конференции, где Чинк отвечал на первые вопросы. В выпуске новостей было гораздо меньше грязи, чем в статье. Из него Чинк узнал интересную подробность:
На этом вечере для подопечных были созданы особые условия. В виде исключения, антропоморфы находились в общественном месте без поводков. Организаторы заверили гостей, что все они прошли тест на агрессивность, и, поэтому, опасность минимальная. Чтобы не провоцировать пушистиков, были приняты особые меры предосторожности. В частности, чтобы не вызвать проявление атавизмов у Чинка, который питает слабость к блестящим предметам, на вечере, ни на ком из гостей не было драгоценностей. Так же, напитки гостям подавались в матовых, лишенных блеска, бокалах. Кроме того, на одежде присутствующих были запрещены болтающиеся мелкие детали. Об этом специфическом дресс-коде гостям было сообщено в пригласительных.
— Ну вот, тля меня такие условия стелали, а я всё равно потерял контроль, — опять огорчился Чинк.
— Чинк, я на еде ещё хуже тебя прокололся, – стал утешать его Арай, — Ты, хоть, сразу же в себя пришел. А мне, на первом вечере, очень понравилось молочное суфле. Я, как начал его есть, тоже над собой контроль потерял. И, в отличие от тебя, не пришел в себя. Мне потом было стыдно, но тогда я просто не хотел выходить из этого состояния, и не успокоился, пока не доел всё. Меня Рыжик, даже, от стола оттащить пробовал, но не помогло, — я ухватил пиалу, в которой оно находилось, (оно такое рассыпчатое было, что находилось в пиале) и продолжил есть. В общем, заелся, ещё хуже тебя. Потом страшно стыдно было. Теперь, дома, — это мой любимый десерт.
— К тому же, Чинк, — присоединился Рыжик, — Не забывай, ты ж не знал, что у тебя есть такая слабость!
— В том-то и тело. Сколько их ещё у меня? Как всех их испешать?
— У меня тоже были проблемы с атавизмами, — сказал Арай, — и папин друг, — изобретатель, у которого, тоже, сын-антропоморф, прислал мне такую штуку, которая помогает держатся начеку. Это часы, только особенные, — они, по пульсу, или чему-то там ещё, определяют, что ты вот-вот потеряешь контроль, и колются. Только мне они не понравились, — слишком часто ложную тревогу объявляют. И я перестал их носить. Сам научился себя контролировать.
— Арай, пошалуста, тай мне эти часы! Это путет моим спасением, – умоляющим тоном попросил Чинк.
— Хорошо, я посмотрю, куда их задевал, — согласился Арай, и отправился к себе в комнату.
Чинк с волнением ждал. Наконец, Арай вернулся.
— Нашел, и, вроде как, не поломано ничего. Я поставил их на подзарядку. Они уже сто лет не заряжались.
— Спасипо, спасипо! Ты меня просто спас! – сказал Чинк.
— Ты можешь себя контролировать и без этой штуки, — сказал Рыжик.
— Так путет натёшней. – уверенно возразил Чинк.
— Ну, а теперь, давайте отвлечёмся! А то всё дела, дела, – скзал Арай, — У меня такая игра классная появилась! В неё и в четыре джойстика можно играть.
— Правильно ребятки! Развлекайтесь! А я не буду вам мешать, — сказал Акрэл, и удалился.
Весь остаток дня Чинк играл с друзьями. Это, действительно помогло отвлечься. Незаметно, приблизился вечер. В комнату снова зашел Акрэл, и сказал:
— Чинк, я думаю, после пережитого стресса, тебе бы не помешал усиленный отдых. Как ты смотришь на то, чтобы остаться у нас на ночь? А вы, ребята, что, по этому поводу, думаете?
Все хором согласились, что это было бы чудесно.
— Хорошо, тогда я поговорю с вашими опекунами.
Через время Акрэл вернулся, и сказал:
— Мне удалось отпросить всех вас. Так что все остаются!
— Сасипо!
— Благодарю вас. Я с удовольствием проведу у вас ещё денёк.
— Спасибо папа! Ух и повеселимся!
— Славься великий Акрэл! Лучший друг антропоморфов!
Вкусно поужинав, антропоморфы высыпали во двор. Уже смеркалось. Сумерки были любимым временем суток Чинка. Он, с удовольствием, поиграл в догонялки на полосе препятствий. На этот раз, Арай его догонял. Как Чинк, не уворачивался, Арай, внезапно вынырнув из под площадки, ухватил его за хвост. Потом они прыгнули в бассейн, где их уже дожидались лисы. Тёплая вода очень приятно расслабляла. Чинк, действительно почувствовал, что отдыхает душей и телом. Лежать в тёплой воде, и наблюдать, как в небе загораются звёзды, было очень приятно. Чинк так расслабился, что едва не заснул. Но, прохладный весенний вечер взбодрил его, когда они все, вчетвером, перебегали в дом. Немного поев перед сном, они направились в спальню. Чинк отключился, как только улёгся на круглую лежанку. Заметив это, остальные не стали беседовать перед сном, и тоже улеглись пораньше.
Наутро Чинк проснулся отдохнувшим, и полным сил. И весь день курортничал с друзьями на полную катушку. Когда за ним приехал опекун, Арай вручил ему заветные часы, которые должны были предостерегать Чинка от потери контроля.
— Ух, ты! Какие у тебя часы! – сказал Спэм, когда увидел Чинка.
— Потарили! – похвастался подопечный.
— Выглядят как фирменные, но самодельные. Хорошая вещь. Может поменяемся? Я тебе за них всяких
 

И, последний кусочек пятой части:


...вкусностей накуплю.
Вообще-то, тебе нежелательно иметь такую блестящую вещицу.
— Нет! – сказал Чинк, отдёрнув лапу с часами, закрыл их ладонью, а сверху ещё и накрыл хвостом.
Это подействовало, но не совсем так, как ожидал Чинк. Опекун растаял в умилении.
— Пушистик, какой же ты всё-таки…
Но, какой же всё-таки Чинк, он не договорил. Вместо этого он потрепал Чинка по голове и сказал:
— Ну, ладно, ладно. Нежелательно, не значит категорически запрещено. Но, если надоест, дай знать.
Авто тронулось, и Чинк стал любоваться подарком. Часы были крепкими, и довольно увесистыми, грани браслета красиво блестели в лучах солнца. Этот блеск стал поглощать Чинка, но тут, он, внезапно, почувствовал укол в руку. Это вернуло его к реальности. Заметив, как подопечный дернулся, Спэм, с удовлетворением, сказал:
— Вот видишь! Их браслет не предназначен для такой мохнатой лапки, как у тебя. Шерстинки всё время будут им защемляться, и он будет тебя щипать. Тебе скоро надоест.
Чинк был на седьмом небе от счастья. Часы работали! Он даже решился поэкспериментировать. Стал нарочно любоваться блеском браслета, но не позволял, чтобы блеск его поглотил. Ему хотелось впасть в такое состояние, его, как бы, несло к этому течение. Но противостоять этому было вполне возможно, делать это оказалось не очень и трудно. Чинк ни разу не потерял контроль, за весь путь домой, хотя успел вдоволь налюбоваться браслетом.
Домой он пришел в прекрасном настроении.
— Здравствуй Чинк, мы уже соскучится по тебе успели. Ты прямо-таки преобразился! Время с друзьями определённо пошло тебе на пользу! Надо тебя почаще туда возить, — сказала Лара, довольная отличным настроением подопечного.


 

Как на этот раз много получилось!) Сразу видно, вдохновению понравилось у тя))))
Приятно читается)


 

Mimi, это не тя Чинк прописал, как Арая?
 

Откуда такие подозрения?
 

В тексте проскакивает Mimi, внесу ясность когда было только выложенно, сейчас исправленно.
Как всегда очень хорошо, просто больше нет слов, порою откровенно заставляет переживать за героя.
 

Согласен с Арно, получается очень живо. Вечно ощущение, что на волоске вот дело висит, правда, но это уже скорее ожидание резких сюжетных поворотов. Вообще очень еще раз похвалю детализацию на размышлениях, которая в данном случае очень важна для хорошего написания. Очень хорошо ощущается наш белк. )
 

Хвалить? Да тут вообще не к чему придраццо!
 

Спасибо за хорошие отзывы!))
 

Спасибо те за классный бестселлер!
 

Наконецц-то лапы дошли до продолжения. Шестая часть. Иллюстрация не моя, а переделанная работа Алектора Фенсера.
Часть шестая.

С тех пор у жизнь у Чинка стала налаживаться. Противоатавизменный предохранитель работал безотказно, — Чинк больше ни разу не потерял контроль над собой. Вместе с Акрэлом, он стал усиленно работать над своей речью. Через пару недель она стала звучать намного разборчивей. Чинк вскоре заметил результат, — опекуны, подсознательно, всё чаще и дольше, в общении с ним, стали воспринимать его как разумное существо, а не нечто среднее между домашним питомцем и ребёнком. Это послужило для подопечного огромным стимулом, — он буквально удесятерил свои усилия. Совсем забросил чтение любимой фантастики, и всё своё свободное время посвятил упражнениям с речью. В результате чего, менее чем через месяц, на вечерах «Общества защиты животных» никому из гостей уже не приходилось напрягаться, чтобы понять, что он говорит. Правда, его голос не стал звучать как человеческий, — если не смотреть на говорившего, то возникало впечатление, что говорит канарейка, но слова выговаривались им уже чётко и разборчиво. К сожалению, его речь была чёткой только, когда он прилагал сознательные усилия, — стоило ему расслабиться, как «инопланетный акцент», сразу же, проявлял себя во всей красе. Но Чинк позволял себе это только наедине с друзьями. Такая необходимость постоянно контролировать что говоришь, хоть и основательно выматывала, но имела и положительное воздействие, — в разговоре с людьми и опекунами он всегда стал отвечать, предварительно обдумав свои слова.
Пропорционально качеству речи продолжало улучшаться и отношение опекунов. Спэм даже стал, забываясь, обсуждать с Чинком, увиденные в новостях, события. А потом, спохватившись, отмечал, про себя, что его подопечный отвечает вполне здраво и осмысленно, что не ускользало от внимания этого самого подопечного. Постепенно опекун признал фактом, что, по умственным способностям, «наша зверушка» ни в чём не уступает среднестатистическому человеку.
Что касается Лары, то она переменила своё отношение к подопечному, намного быстрее супруга, и как-то незаметно для себя. Раньше она воспринимала Чинка наравне с малолетней Кирой, а, в иных случаях, ещё ниже, — как говорящего зверька (Чинк же, воспринимавший эмоции окружающих в тончайших оттенках, всё это замечал). Постепенно она стала смотреть на своего подопечного как на старшего сына, и, чтобы это заметить, уже не нужно было обладать эмпатическими способностями. Она стала давать ему всё больше поручений по дому, — на Чинке постепенно оказалась значительная часть уборки в квартире. Также ему была доверена работа со стиральной машиной, и даже помощь в приготовлении некоторых блюд, как-то, чистка овощей, крошение салатов, и перемешивание жарящихся и варящихся ингредиентов. Для сохранности шерсти на лапах, во время работы у плиты, Чинку пошили, на заказ, специальные рукавицы по локоть. Так же, перед работой с продуктами, ему приходилось вычесывать шерсть, как перед походом в гости. А, однажды, Лара спросила мужа: «Можно ли Чинку пойти на прогулку с Кирой?» Разумеется, закон такой вариант не разрешал, но Чинку было очень приятно такое доверие.
Занятость была в радость подопечному. Имея поручения, он ощущал себя при деле, как в Убежище. Кроме того, это серьёзно содействовало его чувству собственного достоинства, а то он, уже было, начал чувствовать себя домашним питомцем, который только и делает что ест, пьёт, и ходит на прогулку.
Он был очень доволен результатами своих усилий над речью. Чинк никак не ожидал, что её чёткость окажет такое сильное воздействие на отношение к нему окружающих. Правда, это чувство довольства его расхолодило, и не дало завершить работу настолько полно, насколько это было возможно. Он так расслабился, что у него никак не получалось сделать последние «штрихи». Акрэл, показавший себя весьма неплохим логопедом для антропоморфов, так и не смог заставить Чинка завершить работу как следует. При чувстве достижения, у Чинка уже не было такого подстёгивающего стимула, как раньше. К тому же занятость делами, хоть и приносила удовлетворение, но отнимала некоторое количество сил и энергии, что вызывало желание отдохнуть, а не заниматься упражнениями. В результате, даже в исправленной его речи, осталась манера заменять некоторые сочетания букв характерным цоканьем, а так же коверкать окончания некоторых слов. Впрочем, оставшийся изъян уже не вредил пониманию его собеседниками. Поэтому Акрэл, помучившись ещё некоторое время, разрешил своему ученику остановится на достигнутом.
Работа в «Обществе защиты животных» продвигалась успешно. Число людей, желавших пообщаться, и больше узнать об антропоморфах всё увеличивалось. Новенькие часто приводили своих друзей. Конечно, попадались и такие, которые приходили забавы ради, но, всё же, тех, кто был настроен серьёзно, было большинство. Чинка расспрашивали о жизни в убежище, о том, как другие, из живущих в лесу, настроены к людям. Тот подробно отвечал на вопросы, и ответы нравились людям. Верили ему, как-то автоматически, — скептиков, ставящих под сомнение его слова, практически не попадалось.
Со временем, в разговорах, приходящих на вечера, людей стала фигурировать мысль, что пора действовать, что пора положить конец дискриминации пушистиков. Но никаких конкретных предложений как это сделать не поступало. И вот, когда, в очередной раз, была поднята эта идея, один из той компании, с которой Чинк беседовал ещё в свой первый вечер в «Обществе», предложил создать отдельное «Общество защиты прав антропоморфов», и перейти от слов к делу. Многие поддержали его идею, но как они собираются действовать Чинк так и не услышал. Однако, буквально через несколько дней, он столкнулся с активистами этого общества на прогулке.
Кстати о прогулках, Спэм стал консультироваться с Акрэлом насчёт того как сделать их менее болезненными для Чинка, и Акрэл предложил сделать их совместными, чтобы Чинк прогуливался в компании Арая, — тогда б он отвлекался на беседу, вместо того, чтобы сосредотачиваться на неприятных аспектах. А так же Чинк видел бы как чувствует себя, в таких же обстоятельствах, Арай, и тоже не принимал бы их близко к сердцу. Кроме того, Спэм стал привозить Чинка в парк на авто, а не вести через город. А ещё, проводя Чинка через людные места, Спэм стал держать его за лапу, той самой рукой, в которой был поводок, так, что этот неприятный атрибут прогулки совсем не бросался в глаза. Но, самое главное, что Спэм, видя отношение Акрэла к Араю, и сам изменил отношение к подопечному во время прогулок. Если раньше он на полном серьёзе был готов натянуть поводок, и ожидал, что такая необходимость возникнет, то сейчас он чувствовал себя полностью расслабленно, и относился к закону его использовать, лишь как к нелепой формальности. Чинк не замедлил обратить внимание на такую перемену в своём опекуне, и стал чувствовать себя на прогулке гораздо более комфортно.
К тому моменту это была уже одна из многих совместных прогулок Чинка с Араем. Как обычно, вдоволь нарезвившись, прыгая с дерева на дерево, в глухой части парка, антропоморфы шли немного впереди своих опекунов, и беседовали. И тут Чинк обратил внимание на необычную картину: группа людей раздавала всем прохожим какие-то листовки. Взявшие, проходя мимо антропоморфов, присматривались к ним как-то пристальней обычного. Взгляды были какими-то оценивающими, а у некоторых скептическими и насмешливо-ироничными.
— Что это они на нас так смотрят? – высказался по этому поводу Чинк.
— Тебя это удивляет? – с улыбкой прокомментировал Арай.
— Да я не про это. Они смотрят не так, как всегда, причём каждый.
— А точно. Может это как-то с теми бумажками связано. Интересно, что это за… Ой, смотри Чинк, там наши нарисованы! – почти прокричал Арай, указывая пальцем на листовку, чем смутил человека, рассматривавшего её.
На листовке, действительно, виднелись два антропоморфа, и была какая-то надпись, но подробности с такого расстояния разглядеть не получилось. К тому же, человек её державший, спрятал листовку в сумку и, ускорив шаг, прошел мимо.
— Давайте тоже себе возьмём посмотреть! – обратился он к своему отцу.
— Ну, пошли посмотрим, что это там такое раздают, — согласился Акрэл.
Парень, раздававший листовки, издалека заметил антропоморфов. Увидев, что они направляются к нему, он приветливо помахал им рукой, и ещё издалека стал обьяснять чем тут занимается:
— Привет пушистики! Как видите, «Общество защиты прав антропоморфов» уже перешло от слов к действиям!
— Молодой человек, действия, — это, конечно, хорошо, только кричать на весь парк совершенно излишне, — с улыбкой сказал ему Акрэл.
Подойдя, он продолжил:
— Добрый день. Можно взглянуть, что это вы раздаёте?
— Здравствуйте, конечно же, можно! Вот, пожалуйста, — сказал человек, протягивая листовку, — это должно обратить внимание людей на проблему ущемления прав антропоморфов, и заставить их поразмыслить над этим.
На листовке были изображены два антропоморфа, — самец и самка. Самец являлся немецкой овчаркой, а самка, — енотихой. Находились они в городе. Обнявшись и прижавшись друг к дружке, они смотрели на читающего листовку. Внизу была надпись: «Они тоже имеют право!»

http://forum.imfurry.ru/index.php?st=getfile&file=2dd0e821009300c57fc212dcc9554fe7

— Ух, ты! Здорово! – прокомментировал Чинк эту листовку, и спросил: — А на что мы имеем право?
— О, на многое, пушистик. На свободу, на правовое равенство с людьми. На возможность ходить по улице без сопровождения, и без этих унизительных поводков, в конце концов!
— Супер! А когда мы эти права получим?
— А вот это трудно сказать. Но обязательно получите! Это только начало!
— Спасибо вам, что хотите нам помочь, — поблагодарил Арай.
— Да, спасибо! – поддакнул Чинк.
— Ну, успехов вам в этом нелёгком деле! – сказал Акрэл, и они двинулись дальше.
Всей компанией, опекуны с подопечными, стали обсуждать эту листовку.
— Странно только, что эта парочка разных видов. Они же генетически несовместимы! – высказался Чинк.
— Почему сразу как их двое, мальчик и девочка, так сразу жених и невеста? – возразил Арай, — Может они просто друзья. Они оказались в городе, а вы же знаете, как люди здесь к нашим относятся. Им страшно, вот и прижались они от страха друг к дружке! А взгляд, у них какой умоляющий: «Не обижайте нас, пожалуйста!»
— Не похоже что-то, что они напуганы, — высказал своё мнение Спэм, — скорей они, действительно, напоминают влюблённую парочку, которая надумала сфотографироваться. Непонятно только, почему у самца такие же длинные волосы, как у самки.
— Скорее всего, эта картина не была нарисована специально для листовки, а выбрана из уже нарисованных ранее, — предположил Акрэл, — ведь художники, рисующие такое, сейчас, либо прячутся в лесу, либо находятся в заключении в какой-нибудь из лабораторий, или у кого-то под опекой, и попросить их нарисовать листовку было бы затруднительно. Вероятно, она была нарисована ещё до начала трансформаций. Для того времени, пары, состоящие из представителей разных видов, были обычным сюжетом в творчестве фурри. Похоже, это картина двадцатилетней давности, тогда у молодёжи была мода парням носить такие же длинные волосы, как у девушек, а девушки носили брюки. Странное было время, — со спины не сразу и отличишь, кто идёт перед тобой, — парень, или девушка?
— Ну, значит, с картинкой всё более-менее ясно, — продолжил обсуждение опекун Чинка, — но лозунг у них такой, скажем прямо, — расплывчатый. К примеру, в правах антропоморфов на жизнь сомневаются разве что ярые эктстримисты, а вот имеют ли они право на свободу и самостоятельность, — уже вопрос спорный.
— Да, промахов достаточно, — согласился Акрэл, — ещё плохо, что они ограничились только картинкой и лозунгом, когда на задней странице листовки столько свободного места гуляет. Туда бы прекрасно поместилась пара-тройка аргументов, ПОЧЕМУ нехорошо ущемлять пушистиков в правах. Ну, да ладно! Это их первые шаги, со временем наберутся опыта.
— Верно папа, — сказал Арай, — главное, что они нам помочь хотят! Они потом обязательно всему научатся, и тогда люди их послушают, и нас освободят. Кто знает, может даже эта картинка уже заставит людей подумать: «А может не надо обижать таких симпатяг?»
— Неужели есть ещё и такие, кто считает, что всех нас поубивать надо?! – спросил Чинк, имея в виду слова Спэма, про «ярых экстримистов».
— Дураков хватает. Да, есть такие деятели. Они тоже листовки распространяют, у нас дома даже есть одна, — сказал Акрэл, но тут же добавил, — но о них не стоит беспокоится! Даже очень недолюбливающие антропоморфов обыватели считают такие меры слишком уж крутыми.
— Верно, на призывы этих психов никто не обращает внимания, — подтвердил Спэм, — так что не забивай себе голову.
Чинк решил, и правда, оставить эту неприятную тему. Прогулка завершилась дома у Адаркиных, где Чинка и Арая уже ждали Мазалин и Рыжик, — чёрный и рыжий лисы. Вернувшиеся с прогулки, конечно же, рассказали друзьям о деятельности «Общества защиты прав антропоморфов», и показали им листовку.
— У, мы, оказывается, тоже имеем право! А я и не знал! — сострил Мазалин. – Да, с такими защитниками, человеческие права для нас, — вопрос решенный. Люди прочитают, одумаются, и сразу же дадут нам всё, что нам полагается! А потом догонят, и ещё дадут!
— Маз, это же только начало, — ответил на это Арай, — они, потом, обязательно что-то ещё лучшее придумают, чтобы нас освободить.
— Ну, может, лет через пятьдесят. Что ж, подождём. Куда нам торопиться? – не унимался Мазалин, — А я-то надеялся ещё, что они, и в самом деле, нас освободят. А они презентацию арта устроили. Бежать надо, бежать, и без всяких рассуждений. На этих клоунов надежды никакой.
— Маз, а на что ты рассчитывал, что эта, относительно малочисленная группа активистов поедет в столицу президентский дворец штурмовать? Чтобы правительство испугалось, и, сейчас же, закон о нашем освобождении издало? – остудил его Рыжик, — Так, начиная с листовок, всё и делается. Сначала надо обратить внимание людей на нас, потом перейти к аргументации, почему то положение, в котором мы находимся, несправедливо. Постепенно общественное мнение изменится в нашу пользу.
— Это ты уже говорил. Вы все это говорили. И говорили об успехах в этом деле, а теперь, получается, после этих успехов, снова надо ждать пока, постепенно, — слово «постепенно» Мазалин проговорил с особым отвращением, — люди нас полюбят и освободят.
— Прогресс очевиден. К нам на вечера приходила горстка, чуть больше сотни симпатизирующих, готовых действовать на наше благо. Теперь эта сотенка выросла в несколько тысяч! И это только в нашем городе, а у этих тысяч, тысячи друзей в других городах. Нам готова помогать куча народу. Но людей, мнение которых формирует правительство, миллионы. Многие миллионы! И, чтобы эти несколько тысяч наших друзей смогли на эти миллионы повлиять, нужно время. Без него никак.
Тут решил высказаться, всё это время молчавший, Чинк:
— А я, кажеццо, уже заметил изменения. На прогулке я поглядываю на людей. И большинство к нам с симпатией относяццо. Доброжелательно смотрят.
— Что посмотрели на картинку, прочитали надпись, и подумали: «О, а пушистики, оказывается, права имеют! Ой, а мы думали, что это зверушки говорящие!» И сразу нас полюбили и зауважали, да?
— Нет, я не про это. Я про то, что о нас и передачи были, где у нас интервью брали. А ещё про то, что те, кто с нами общались, рассказывают знакомым о том какие мы. И это, похоже, действует.
— Белк, ну ты-то свой имидж с нашим не равняй! Ты ж у нас это, — «Герой, спасший ребёнка из огня!», вот и готов каждый с тобой сюсюкатся, небось ещё и погладить норовят, а к другим люди относятся куда прохладней. Меня, например, они не шибко рвутся тёплым взглядом одарить!
— Маз, а ты-то сам их каким взглядом одариваешь? Был я как-то с тобой на прогулке. Думаю: «Батюшки! Какой наш Мазалин на людей сердитый!» Ты ещё зарычи на них! Они вообще от тебя шарахаться начнут, — сказал Арай
— Если я это сделаю, тётка на меня точно намордник наденет.
— И правильно сделает. А то, с таким твоим отношением к людям, не ровён час, укусишь кого, – сказал Рыжик, — Добрей надо быть к людям. И они, потянутся к тебе. Ты, когда не надыбошенный, — вполне симпатичный пушистик, которого и погладить охота, и к которому сразу положительные эмоции возникают. Свой негативный имидж ты сам создаёшь.
На это Мазалин разразился целой тирадой:
— Но за что, за что мне их любить?! За то, что они у меня всё в этой жизни отняли? За то, что меня в домашнюю зверушку превратили, и посмей я хоть пикнуть что-то против, — шкуру сдерут? Причём именно превратили! Я, конечно, собирался трансформацию пройти, но не на таких, же условиях! А они меня силой заставили это сделать, и за это же, за то, что они меня вынудили это сделать, в недоразвитые записали. И не надо говорить, что большинство к этому непричастно! Всё это делают с нами с их молчаливого согласия. Сказали бы они, все вместе: «Это вы чё делаете?! Ну, тех, кто добровольно хвостом обзавёлся, тех и сажайте на поводок! А тех, кто о трансформации только мечтает, зачем заставлять? Если всех, кто о чём-то не таком мечтает, так брать, то это всю страну пересажать надо!» и было бы со мной, и с тобой Рыжик, и с многими-многими другими, всё в порядке. Тогда бы можно было б, и подождать, пока антропоморфов с людьми в правах уравняют. Я бы и сам тогда в этом поучаствовал, и на митинги ходил, и работой разъяснительной занимался. А уж, когда сделались бы нормальные условия, тогда я б, с огромным удовольствием, и сам бы стал хвостатым и пушистым, и был бы счастлив. А так, разве это жизнь? И за это я им должен быть благодарен?!
— Ты, похоже, забыл, как сам нам, не так давно, рассказывал, как тебе люди помогли в парке, когда тебе невмоготу сделалось, — ответил Рыжик, — Ты видишь всё в тёмных тонах, не замечая хорошего. Разве это правильно?
— Да, они тогда помогли мне. Но разве они помогли мне, как равному? Они помогли псу, которого мучает хозяйка! Разве такая помощь мне нужна?
— Вот, как раз, очень яркий пример того, о чём я только что говорил. Да, редко кто из людей воспринимает нас как равных себе. Но настолько уничижительно, как ты изобразил, о нас думают считанные единицы.
— Настолько, не настолько. Для них я не личность, а диковинное чудо-юдо, на которое все таращатся. За равных они нас не считают. Ты сам это сказал. Для меня этого достаточно.
— Маз, сколько раз мы с тобой толкуем про одно и то же! Так уж сложилось, что ты, да и мы все, для людей, на первый взгляд, диковинные существа, похожие на животных. В худшем варианте, даже монстры. Ведь далеко не у каждого наша внешность вызывает симпатию. Кого-то в детстве собака покусала, и он теперь собак боится, а тут он видит перед собой прямоходящее существо на этих животных похожее. Как он будет реагировать? В восприятии нас окружающими, внешность играет большую роль, и с этим ничего не поделаешь. Те, кто воспринимает других, независимо от неё, — редкость. Да, — первая ассоциация у человека, при встрече с любым из нас, — «говорящая зверушка», но стоит ему с нами пообщаться… Чтобы люди оценили то, какой ты внутри, надо сначала им это показать, а для этого надо поговорить с ними, а значит, — сделать первый шаг навстречу.
— А почему это я должен первый шаг делать? Они мне развесёлую жизнь устроили, за это же сторонятся, а я первый шаг делай!
— Можно и не первый. Мы тебя сколько раз приглашаем туда, где люди сами приходят к нам пообщаться. Причём там много тех, кто именно интересуются твоей душой, абсолютно искренне.
— А большинство приходят на аттракцион «Говорящая зверушка».
— Знаешь, я уже потерял счёт, сколько раз было, что человек приходил «говорящих зверушек» послушать, а уходил с мыслью: «А они такие же, как мы!», и потом становился нашим другом.
— А сколько было тех, кто уходил с мыслью: «Хороший аттракцион! Классно зверушки здесь говорят. Надо будет друзей пригласить!»?
— Ну, такими личностями мир никогда не оскудеет. Но, из-за этих единиц, обижаться на всё человечество было бы, по меньшей мере, глупо. К тому же, зачастую приглашенные им, оказывались умнее своего товарища.
На этом, в диалог Мазалина и Рыжика решили вмешаться и Арай с Чинком.
— Там часто попадались похожие на тебя по характеру. Они и с нами неплохо общаюццо, но чувствуюццо некоторые несостыковочки, а с тобой они бы нашли полный общий язык. Тем более что именно за этим они туда и приходят. Вообще, если человек хоть немного способен к шевелению извилинами, то, разговаривая с тобой, он, сто процентов, всё поймёт насчёт твоей разумности, и сделает соотвеццтвующие выводы. А когда он заметит, что у него со «зверушкой» совпадают взгляды, интересы, то отношение как к тебе, как к равному, прейдёт автоматически. Давай разок сходишь с нами! Кучей друзей обзаведёшсо! И к людям нормально относиццо тебе станет легче, — сказал Чинк.
— Кстати, а те, кто, как ты говоришь, на «зверушек» пришли посмотреть, давным-давно уже там не большинство. Там, почти все, — друзья. А если приходит кто-то из таких, и замечают его к нам отношение, то такую атмосферу ему там создают, что он призадумывается: «А правильно ли я отношусь к пушистикам?» А, если попадается упрямый, которого ничем не прошибёшь, то ему становится у нас неуютно, и он надолго не задерживается, — добавил Арай.
— Ну, вы прям так разрекламировали, что невольно возникает желание попробовать, — сдался, наконец, Мазалин, — Но, если только там ко мне как к подопечному обратятся, я за себя не ручаюсь!
— Маз, тебе с моим папой трудно общаться?
— Не, он, пожалуй, единственный человек, с которым можно нормально разговаривать.
— Так вот, у нас там почти все такие.
— Ну, ты загнул! Таких людей единицы.
— И все эти единицы приходят к нам. У нас давно уже обращение к антропоморфу, как это делают в институте, считается дурным тоном. Даже администрация к нам как к людям обращается, не искренне, правда, но они чётко поняли, что у нас так положено, и, если они хотят, чтобы мы и дальше арендовали у них помещение, то должны по-человечески к пушистикам обращаться.
— Ну, если всё, что ты говоришь, Ушастик, правда, то вы, и впрямь, неплохо смогли повлиять на них. Аж любопытно на это взглянуть!
Следующим же вечером Мазалин отправился с остальными на мероприятие. По началу, чувствовал он себя там очень неуютно, хотя, изо всех сил, старался изображать обратное, что, впрочем, для человеческих глаз, у него получилось. Как только закончилось официальное представление Мазалина собравшимся, Рыжик сразу повёл его знакомится. В последнюю очередь, он подвёл чёрного лиса к группе молодых людей, выделявшихся на фоне остальных, пришедших на вечер.
Когда эти люди пришли на мероприятие впервые, администрация даже приняла их за банду погромщиков-антропоморфоненавистников, и собиралась вызывать полицию. Однако пушистики сразу определили отсутствие у новоприбывших агрессивных намерений, и недоразумение было разрешено. Оказалось, это были просто любители специфической музыки. На вечер их привлекло то, что антропоморфы были отвергнуты большинством людей, — они решили познакомиться с «отверженными». Вопреки опасениям, общение прошло довольно гладко, хотя, когда окончились расспросы, выяснилось, что в главной симпатии, у этих людей и антропоморфов, была несостыковка. И Чинку и Араю и Рыжику, их музыка казалась слишком жестковатой. Поэтому, поговорив с пушистиками первый вечер, большинство из этой компании больше не появлялись. Но некоторые стали постоянными посетителями вечеров «Общества».
А вот Мазалин был как раз любителем этого направления в музыке, и узнал их сразу. По началу, он волновался как его воспримут, но те, как только узнали о его увлечении, приняли его на ура. Мазалин, сразу, оттаял, и через минуту у них разгорелось оживлённое обсуждение. Далее последовал обмен музыкой, без плеера, висевшего на поясе, Мазалин не ходил никуда, у многих из них тоже были подобные устройства, посредством которых и происходил обмен. Этим они были заняты до самого окончания вечера. И Мазалин, и металлисты покидали вечер очень довольными.
Тем вечером Мазалин, Чинк и Рыжик снова отпросились у своих опекунов на ночёвку у Арая. Поэтому, покидая вечер «Общества», все пушистики устроились в машине у Акрэла. Арай сел на переднее сиденье, рядом с отцом, остальные втиснулись на заднее. Арай всю дорогу просидел повернувшись на полкорпуса назад, и убравши подголовник, для более удобной беседы с друзьями.
— Ну как Маз, понравилось тебе у нас на вечере? – спросил он, едва все уселись.
— Понравилось не то слово! Они просто супер! Признаю, я был полным остолопом, что не давал себя раньше уговорить. Да Ушастик, ты был прав. С этими людьми вполне можно контачить, а с некоторыми и зафрэндится нисколько не зазорно. Я ожидал что, как минимум, половина прейдёт на «шоу уродов» поглазеть, а таких ни одного там не оказалось. Так что большой им плюс.
— Маз, только ты совсем уж не обольщайся, насчёт всей аудитории, — вставил реплику Рыжик, — там, у нас, раз на раз не приходится. Иногда заскакивают и такие индивидуумы. Вход-то у нас свободный, кроме специальных благотворительных вечеров. Но, даю гарантию, что смотрят они молча. Стоит им вякнуть что-то про «уродов», или даже зверушкой кого-то из нас обозвать, как их тут же попросят на выход. Причём с таким искренним возмущением, как будто это сказали про их родственника.
— Верю, верю, — сказал Мазалин, и, злорадно оскалившись, добавил, — а мои ребята ещё и разъяснительную работу проведут, на тему «Кто здесь урод… моральный», – на этих словах, он, для выразительности, ещё и кулаком в ладонь стукнул.
— Такие у нас, даже если ничего такого не говорят, долго не задерживаются, — сказал Арай, заминая не туда съехавшую тему, — Их очень быстро раскусывают, прямо, как будто тоже эмоции читать умеют, и им становится неуютно.
— А вот интересно, а если, скажем, не простой смертный, а какой-нибудь мажор, детёныш «пупа Земли» местного значения к вам пожалует с такими намерениями, и выскажется по этому поводу. Такие не из стеснительных. Его тоже на выход попросят? – задал Мазалин провокационный вопрос.
— Ну, если такой, скажем, во время спектакля в театре ругаться начнёт, его, без всяких оглядок на происхождение, выведут. Так и у нас, — ответил Арай.
— Так то, — театр. Это заведение признают и уважают, а нас большинство людей за говорящий зверинец держат. Ты думаешь, если он подаст на вас в суд, результат будет таким же, как и с театром?
Арай задумался, не зная, что ответить. За него ответил Чинк.
— У меня опекун, — адвокат. Думаю, он смог бы нам помочь в этой беде.
— Ух, какие у тебя связи! – усмехнувшись, сыронизировал Мазалин, — А у него тыщи две таких адвокатов прикормлены. На выбор. Съедят они вас с вашим адвокатом, даже не поперхнутся. А «Общество» закроют.
— Ну, Мазалин, не сгущай краски! – остудил его Рыжик, — Постоянными членами общества являются жены очень авторитетных людей. И, уж поверь, у них достаточно влияния, чтобы заткнуть рот любому мажору.
— Точно! Точно! – выкрикнул Арай, едва не выскакивая с сиденья, — Как же я сам не вспомнил?! Да стоит такому попробовать на нас наезжать, они нас не только защитят, а ещё и заставят его извиниться перед нами, и моральную компенсацию выплатить. Так что не бойся! Никакие мажоры нам не страшны!
Тут у Арая, на специальном поясе для карманов, зазвонил мобильник. Он взял его, и начал разговор.
— Да, почти приехали. Обязательно посмотрим, а что там? – улыбка сползла с его мордочки, и её, тут же, сменило взволнованное выражение, — Ой, беда какая! Посмотрим, обязательно посмотрим. Хорошо.
Выключив мобильный, он пояснил, в чём дело:
— Плохие новости! Звонил Тайрис, — один из «борцов за права», и сказал, что в новостях передавали, что поймали кого-то из наших.
В машине воцарилась тишина.

Едва авто подъехало к дому Адаркиных, пушистые пассажиры выскочили из него, не став ждать пока Акрэл откроет ворота, перемахнули через забор, и бросились в гостиную к телевизору. Включив телевизор на канале, где ожидался ближайший выпуск новостей, они с нетерпением стали ждать. Спустя пару минут, к ним присоединился и Акрэл. Наконец очередная серия мыльной оперы закончилась, и начались долгожданные новости. Начались они как раз с этого сюжета. Возникший на экране диктор радостным, бодрым тоном вещал:
— Очередная операция по поимке сбежавших из Ясногорского института антропоморфов, на этот раз, увенчалась успехом! Пойманных всего двое, зато каких! Это самка с детёнышем. Итак, вопрос «Могут ли антропоморфы иметь потомство?», окончательно разрешен. О том, какое значение имеет это событие, в нашем репортаже.
Диктора сменило изображение репортёрши на фоне небольшого аэродрома.
— Как всем известно, большинство операций по поиску и отлову, уже долгое время, не приносили никаких результатов. Это продолжалось так долго, что некоторые, даже, стали сомневаться есть ли они там. И вот, наконец, благодаря применению передовых технологий, группе поиска удалось застать врасплох осторожных пушистиков. Вертолёт, с минуту на минуту, должен их доставить. А, пока он следует сюда, руководитель операции, — полковник Ашен Кек поведает нам, как же им удалось поймать, казавшихся неуловимыми, обитателей леса.
Полковник как, оказалось, стоял рядом, в полной готовности к даче интервью. Он так и светился радостью и довольством.
— Мы неоднократно предпринимали попытки обнаружить этих существ, но они, благодаря своим сверхчеловеческим способностям, постоянно обнаруживали нас первыми, и скрывались. Последние технологические разработки значительно облегчили нам выполнение этой задачи. В наше распоряжение был предоставлен вертолёт, способный перемещаться в бесшумном режиме. Двигаясь на предельно низкой высоте, мы, теперь, сможем обнаруживать антропоморфов вышедших на открытое пространство. Как вы скоро сможете убедиться, эта тактика уже принесла первые плоды. Самка с детёнышем вышла искупаться на лесное озеро, где они и были задержаны нашей поисковой группой. При поиске с помощью обычного вертолёта, они, едва его заслышав, укрылись бы в лесу, бесшумный же геликоптер оказался для них полной неожиданностью. Из него была, тот час же, высажена группа захвата.
— Их не травмировали?
— Нет-нет, до жестких мер дело не дошло. Пушисточка оказалась достаточно разумной, чтобы понять, что попытки убежать, или оказать сопротивление, совершенно бесполезны. Кроме того, она очень опасалась, что может пострадать детёныш. Так что силу, в процессе задержания, применять не пришлось.
— Этот детёныш, — он тоже обладает разумом?
— Ну, окончательно ответить на этот вопрос смогут только эксперты. Насколько мне известно, он, с момента задержания, не произнёс ни слова. Однако, он, определённо, понимает, что говорит ему мать. И, несмотря на то, что сильно напуган, ведёт себя вполне адекватно.
— Что их теперь ожидает?
— Ну, их, разумеется, отправят в институт. Мать пройдёт стандартное тестирование на разумность и агрессивность, а с детёнышем будут работать особо. Он слишком мал для теста на агрессивность, — его и те, кто повзрослее, с трудом переносят. Так что придётся ему пробыть в институте долгое время.
— Так их могут разлучить с матерью? – спросила репортёрша, изображая обеспокоенность, хотя, как было видно, обладающим эмпатией, антропоморфам, на самом деле она просто выполняла свою работу.
— Всякое может быть, — ответил полковник, тоже изображая сочувствие, — мать могут отдать под опеку, если она благополучно будет протестирована на агрессивность. А с ним этот вопрос долгое время будет неясен. А, без определения агрессивности, отдавать под опеку опасно даже детёныша. Впрочем, мать имеет право отказаться от выдачи под опеку. Скорее всего, она так и сделает, чтобы остаться с ним.
Повисла пауза, которую нарушил шум летящего вертолёта.
— А вот и они! — сказал полковник, опять-таки, было видно, что он ожидал его появления именно в этот момент.
— Что-то не похож этот вертолёт на бесшумный! – сказала репортёрша.
— Бесшумным он становится, когда работает в специальном режиме. Вот, смотрите.
Полковник снял с пояса рацию и стал переговариваться с вертолётом. Вскоре звук лопастей геликоптера стих. Репортёр старательно изображала удивление.
— Полёт в таком режиме сильно снижает скорость, но, во время поисков, это нисколько не мешает, поскольку ведутся они именно на пониженных скоростях, — добавил полковник.
Тем временем, вертолёт приземлился. Камера, направилась к нему. Из двери вертолёта опустили лесенку. Сначала вышли несколько солдат, которые стали, с обеих сторон двери, с автоматами наперевес. Затем вывели пленников.
По видовой принадлежности, они являлись оленями. Мать была кремового окраса, с белыми животом, подбородком, хвостом и ладонями. Нижняя часть спины и уши имели тёмно-коричневый окрас. Пальцы, а также волосы на голове, уложенные во вполне человеческую причёску, были чёрными. Причёска была не единственным, что делало её более похожей на человека, чем, скажем, Чинк, или Арай. Если не считать головы и маленького хвоста, её тело выглядело как тело человеческой женщины, только покрытое коротким мехом, ноги заканчивались обычными ступнями, а не копытами, как можно было ожидать. Её голубые глаза тоже выглядели как у человека, правда, немного крупней. Более того, — она носила одежду. В тот момент на ней был раздельный зелёный купальник, ещё не успевший высохнуть. Её сынок представлял собой миниатюрную копию матери, и был одет в синие трусики. Ни у матери, ни у ребёнка рогов не имелось.
Несмотря на довольно хрупкое телосложение, её вели с такими же предосторожностями, как некогда Чинка. За две натянутые цепи, крепившиеся к ошейнику спереди и сзади, её держали два солдата. Кроме того, на ней был надет массивный пояс, к которому крепились наручники. Ноги тоже оказались скованы небольшой цепью, так что идти она могла лишь мелкими шажками. Её челюсти туго стягивал намордник. К ребёнку предосторожностей применялось меньше, однако его руки тоже были связаны пластиковой лентой, на манер наручников. Он испуганно жался к матери, держась обеими ладонями за её руку.
Под вспышки фотоаппаратов, их посалили в белый фургон, который, в сопровождении военных джипов, направился в сторону города. Камера ещё некоторое время провожала кортеж. Затем внимание было вновь обращено к полковнику.
— Как я заметила, маленький тоже в наручниках. Это так необходимо?!
— Да, к сожалению, это, действительно, необходимая предосторожность. Антропоморфы непредсказуемы, к тому же обладают большими, чем у человека, силой и скоростью реакции. Случись ему впасть в агрессивное состояние, этот малыш вполне способен травмировать взрослого человека. Поэтому принятые меры далеко не лишние. Да вы не беспокойтесь! Пластиковые наручники причиняют ему минимум дискомфорта. К тому же, когда их доставят в институт, в пределах выделенного помещения, их свобода движений уже ничем не будет стеснена. Обращаться там с ними будут с максимально возможной гуманностью.
На этом интервью закончилось, и репортёрша заговорила одна:
— Как мы смогли увидеть, наши доблестные защитники, наконец, научились отлавливать пушистиков. Так что, можно надеяться, в Ясногорских лесах скоро будет снова безопасно устраивать пикники. Однако, как стало теперь совершенно ясно, ожидать, что антропоморфы сами собой переведутся, уже не приходится. Подробнее о том, какие выводы следуют из факта, что они способны производить жизнеспособное потомство, мы сможем узнать из интервью с Аниром Крашем, — начальником отдела исследований антропоморфного филогенеза.
На экране появился кабинет, где, сидящий за столом, пожилой человек в белом халате. Репортёр обратилась к нему с вопросом.
— Эта пушисточка выглядит как-то не похоже на других пушистиков. Она более человекоподобна что ли. Даже одежду носит. И сынок её такой же. Это какой-то новый вид?
— Ну, если брать антропоморфов, то у них чуть ли не каждая особь, — новый вид, или, хотя бы, подвид. Но это человекоподобие, и ношение одежды, не является чем-то новым. Это просто более редкая разновидность пушистиков. Большинство из них, хоть и ходят на двух лапах, телами лишь отдалённо напоминают человека, кроме того, их интимные места имеют свойство втягиваться и плотно закрываться. Довольно любопытное свойство, должен сказать. Предположительно, они приобрели такую способность, желая уподобиться персонажам детских мультфильмов, которые ходят без одежды, и, всё же, выглядят вполне прилично. Другие же представители антропоморфов не имели таких стремлений, и, в результате трансформации, их тело внешне изменилось меньше, только поросло шерстью. Интимные места не приобрели способность прятаться естественным образом, поэтому таким существам, по-прежнему надо носить одежду, чтобы соблюдать нормы приличия. Изменению больше подверглись голова, кисти рук, стопы, а также вырос хвост. Но это только внешне. Внутреннее строение претерпело куда более серьёзные изменения. От чего, оставаясь более похожими на человека, эти существа, всё равно, превосходят людей в силе, ловкости и скорости, как и их более звероподобные собратья.
— От такого человекоподобия, — вон, даже одежду носят, возникает впечатление, что и разума у таких пушистиков должно остаться больше.
— Нет, нет, — это совершенно неверное предположение. Такая внешность никоим образом не влияет на их разум. Они все, за очень редким исключением, сильно смешали трансформацией человеческий разум со звериными инстинктами. Так что только тестирование может выявить насколько такое существо разумно и склонно к агрессии.
— То, что антропоморфы способны к деторождению, окончательно выяснилось только сейчас. Почему это было невозможно узнать экспериментальным путём?
— Экспериментально мы узнали только то, что, принадлежащие к одной разновидности антропоморфы, способны к зачатию. Но у многих авторитетных представителей научных кругов имелись серьёзные сомнения в отношении того, способен ли организм самки антропоморфа к вынашиванию и деторождению. А, поскольку, было принято решение, не допускать этим существам плодиться, со стопроцентной уверенностью ответить на этот вопрос было невозможно.
— Теперь ситуация прояснилась. Какой вывод следует из того, что мы узнали?
— Теперь мы точно знаем, что антропоморфы, — это не просто занятное отклонение, а полноценный, способный к размножению, вид, который, учитывая агрессию многих из них, может начать соперничать с человечеством за место под солнцем.
— Но ведь, по заявлениям большинства учёных, антропоморфы нам не конкуренты!
— Это верно, пока мы предпринимаем действия по их сдерживанию. Но, если всё пустить на самотёк, они, в конце концов, могут увеличится числом и создать уже реальную угрозу.
— Это понятно, но что делать с уже появившимся потомством? Не истреблять же!
— Безусловно, такой образ действий был бы крайне бесчеловечен, и никогда даже не принимался нами к рассмотрению. После поимки, детёныши будут доживать остаток своей жизни либо в институте, либо будут отданы под опеку.
— Кстати о пребывании в институте. Таких маленьких нельзя подвергать тесту на агрессивность. Как долго им придётся здесь быть, прежде чем их разрешат отдать под опеку?
— На этот вопрос сейчас сложно ответить. Например, ещё неясно как быстро они взрослеют, насколько они разумны. Выяснение этих вопросов, определённо, займёт некоторое время.
— Ясно. Меня, да и наших зрителей, интересует ещё вопрос касательно малыша: Не собираются ли его в институте разлучить с матерью?
— Нет, разумеется, нет, если с её стороны не будет никаких агрессивных действий по отношению к детёнышу, их разъединять не станут. Если, конечно, не возникнет других обстоятельств, при которых это станет необходимо.
— Например?
— Не хотелось говорить заранее, но, возможно, у детёнышей есть и третий путь, кроме как остаться здесь, или быть отданным под опеку. Дело в том, что их родители стали антропоморфами, пройдя трансформацию. А детёныши такими и родились. То есть они ещё не использовали свою возможность к трансформации, которую можно осуществить только раз в жизни.
— О, какая прекрасная перспектива! Значит, их можно вылечить!
— Увы, с этим много сложностей. Взрослые антропоморфы когда-то были людьми, и, возможно, помнят как это, — быть человеком. У детёнышей таких воспоминаний быть не может. То есть, им надо долго и тщательно объяснять какими им нужно стать, чтобы быть нормальными. Это ещё полбеды. Для того чтобы совершить трансформацию необходимо испытывать очень сильное желание измениться именно таким образом. То есть, даже просто согласия для этого недостаточно, необходимо будет привить детёнышу восхищение человеком. А это долгий и кропотливый труд. Ведь их воспитывали родители-антропоморфы, несомненно, прививая желание быть одним из них. Поэтому, если влияние матери будет мешать этому процессу, их придётся разъединить.
— Жаль малыша, если придётся прибегнуть к таким крутым мерам, но результат, безусловно, того стоит. Да, сложная вам предстоит работа! И непростые решения. Что ж, успехов вам!
— Благодарю!
На этом сюжет закончился, снова на экране появился диктор.
— Да, интересные перспективы! Может, хоть потомство этих несчастных сможет вести нормальную жизнь! Тоже не могу не пожелать успехов нашим учёным в этом нелёгком деле! А, теперь к другим новостям…
Другие новости пушистики смотреть, естественно, не стали.
— Да, бедняги, вот попали! – нарушил Мазалин, повисшую в комнате, тишину.
— Особенно маленького жалко! – сказал Чинк.
— Страшно даже представить, как его там будут мучить, — добавил Арай.
— Да уж, будут «лечить» от «болезни». Гады! – поддакнул Маз.
— А, знаете, было б неплохо, если б он человеком стал! – высказался Рыжик.
Все, кроме Акрэла, так вытаращились на Рыжика, как если б он, у них на глазах, кого-то укусил.
— Ты что, на солнце сегодня перегрелся?! – прокомментировал его слова чёрный лис.
— Они же хотят заставить его расстаться с мечтой! — сказал Арай.
— Не совсем так. Это была мечта его матери. Но её малыш может избрать и другой путь. Сделай он это, проблем в его жизни стало бы меньше, — пояснил Рыжик.
— Вряд ли он захочет стать предателем, — ответил Мазалин.
— Вы только не забывайте, что быть пушистиком, — не есть добро, а быть человеком, — не есть зло! Если он станет человеком, это совсем не означает, что он станет вам врагом. Напротив, человека, который бы так хорошо вас понимал, трудно будет найти. Наверняка он станет одним из лучших борцов за ваши права! – высказался Акрэл.
— Или будет так радоваться, что в люди выбился, что забудет о своём происхождении, — буркнул Маз.
— Не думаю, что мама настолько плохо его воспитала, — ответил ему опекун Арая.
— Папа, может быть, это и правильно, но ведь как жестоко его к этому приведут! Заберут от мамы, будут пугать и мучить, чтобы заставить превратится в человека! — сказал Акрэлу Арай.
— Сынок, кому, как не тебе, знать что, в таком случае, они ничего не добьются?! Ну-ка, вспомни что надо, чтобы начать превращаться?
— Ой, точно! Надо чтобы то, во что превращаешься, сильно-сильно нравилось. Это все равно как если бы чудовище из мультика, которому, для расколдования, надо чтобы его полюбила красавица, стал её пугать: «А ну быстро полюби меня! А то укушу!».
— Только, в этом случае, будут красавца превращать в чудовище, — снова проворчал Мазалин.
За людей вступился Рыжик:
— Ничего подобного! Человеческое тело великолепно сконструировано, и весьма красиво!
— Ну, и чего ж ты, тогда, не остался таким красавцем, а хвост себе отрастил?
— Мне по душе именно такой вариант красоты. А малыш может, и человеческий облик себе выбрать.
— Вряд ли он захочет стать таким же, как те, кто загнали его родителей и друзей в лес, и стали на них охотиться. Пошлёт он их, куда подальше, с их «чудесным предложением»! Идиоты, его, значит, «лечить» будут, а меня, — «здорового» «заразили» насильно. И ещё учёными себя называют!
Положив лапу на плечё Мазалину, Рыжик постарался его утешить:
— Что сделано, то сделано. Да, исполнили эти белохалатники нашу с тобой мечту совсем не так, как нам того хотелось. Но могло быть и хуже. Мы прошли тест, и находимся в относительно комфортных условиях, а сколько тех, кто его не прошли!
— Да уж, если б мы ещё и тест не прошли, — это был бы полный швах! – согласился Мазалин, и добавил: — Хоть бы она смогла его пройти! Если не сможет, не завидую я ни ей, ни малому.
— Да, нам остаётся только молиться, чтобы, в этом плане, всё у них сложилось благополучно! И чтобы больше никого не поймали, – сказал на это Рыжик.
Без аппетита поужинав, антропоморфы отправились на отдых.

Посреди ночи Чинк проснулся от того, что его кто-то грубо толкнул в бок. В спальне находились два незнакомых антропоморфа. Один стоял у входа, другой, растолкав Чинка ногой, проделал ту же процедуру с остальными спящими пушистиками. Таких антропоморфов Чинку ещё видеть не доводилось. Необычное заключалось не во внешности. Внешность у них была самая обыкновенная: тот, что стоял у двери, по видовой принадлежности был зайцем, тот, что расталкивал спящих, — енотом. Оба безодёжные. Необычное было в эмоциональном настрое, который проявляли оба.
В Убежище, да и в городе тоже, все пушистики относились друг к дружке доброжелательно. Не то, чтобы в Убежищах царила полная идиллия, случались и конфликты, но до серьёзного негатива дело никогда не доходило. Эти же двое негатив, прямо-таки, излучали. Отношение к находившимся в комнате у пришлых было брезгливо-пренебрежительным, причём ярко выраженным. Например, было видно, что еноту противно к ним даже прикасаться.
— «Что мы такого сделали, что они к нам так относятся?»
Из-за такого их настроя этот вопрос пришел Чинку в голову раньше, чем «Кто они такие, и что, собственно, здесь делают?». По этой же причине он, только потом, заметил, что эти двое вооружены. Заяц держал в руках топор, а у енота было, самодельное, мечете, какие в убежищах использовали, чтобы прорубаться сквозь особо густые заросли, а также для рубки веток, чтобы замаскировать убежище во время очередной облавы. Остальные разбуженные пушистики, так же как и Чинк, непонимающе уставились на них. Наконец, Арай растерянно спросил:
— А… а вы кто?
— Поднимайтесь, поднимайтесь, давайте! — недовольным тоном сказал енот, — идите к остальным. Там вам всё разъяснят.
Пушистики возражать не стали, и, поднявшись с лежанок, направились к выходу из спальни. Заяц с топором посторонился, уступая проход.
— Туда, – сказал он, уже в коридоре, указывая на дверь гостиной.
Зайдя в гостиную, Чинк с друзьями увидели такую картину: в углу, наискосок от входа, стояли араевы родители с Танисом и Чапеком, — активистами «Общества защиты прав антропоморфов». Рядом с входом, спиной к вошедшим, стоял некто в, цвета хаки, плаще с капюшоном, из-под плаща выглядывало дуло автомата, который стоявший направил на людей.
— Стойте там, и не делайте резких движений, — сказал Енот, указывая на угол, где стояли люди.
Пройдя в указанное место, пушистики смогли рассмотреть лицо плащеносца. Увидев его, они сразу поняли кто эти прибывшие, — автоматчик принадлежал к тому же виду, что и, пойманные сегодня, мать с детёнышем. Стало ясно, что это отец, с друзьями, пришел выручать свою семью. Однако, вопросы: «Что они делают здесь?» и, особенно: «Почему так враждебно настроены к своим?» оставались совершенно непонятны.
Тем временем олень-автоматчик соизволил обратиться к тем, кого держал под прицелом:
— Вижу, вы уже поняли, кто я. Значит, осталось пояснить, зачем такие меры предосторожности, и что мне нужно от вас. Во-первых, хочу вас успокоить. Если вы не будете делать глупостей, вам ничего не грозит. Если вы мне не мешаете, — вы мне не враги.
— Тогда зачем всё это? Неужели вы не знаете, что все мы, — друзья антропоморфов? – спокойным тоном, но с явным возмущением скал Акрэл, и, указывая на, стоявших рядом, подопечных, уже на более повышенных тонах, добавил: — И, неужто, вам не видно, что это одни из вас?!
— Нет, они не из наших. По крайней мере, половина. Насчёт другой половины… увидим. – Сделав паузу, олень продолжил: У нас с вами серьёзные расхождения по очень принципиальным вопросам. Настолько серьёзные, что я вынужден обезопасить себя и свою миссию, пока не выясню: могу ли я хоть на кого-то здесь рассчитывать. Итак, обо всём по порядку…
Перед тем как начать объяснения, олень сел на кресло, продолжая держать людей с подопечными под прицелом.
— Меня зовут Соер. До трансформации, я служил в войсках, предназначенных для охраны Ясногорска от сбежавших из лаборатории. Командование даже предположить не могло, что, среди нас, может оказаться потенциальный антропоморф. Поэтому, когда нашу часть проверяли на склонность к трансформации, в кабинете, кроме проходящего проверку, находился лишь очкарик-учёный, да пара санитаров. А зря.
Помимо чисто эстетической привлекательности, тело антропоморфа обладает повышенными боевыми характеристиками: силой, ловкостью, прыгучестью, и, главное, фантастическими глазомером и быстротой реакции. Это же штурмовик поражающий цели с точностью снайпера! Я уже не говорю о рукопашной, в которой у антропоморфа, перед человеком, вообще, абсолютное превосходство.
Желанию обладать такой силой противостоять нелегко. Это моё желание аппарат просёк в два счёта, да, ещё и, заставил начать превращение. Машина работала что надо! А, вот, персонал, к ней приставленный, думал, что находится на курорте. Перед тестированием, они мне вкололи какую-то гадость, от которой ты как пьяный, но, несмотря на это, я вырубил всех троих за считанные секунды! Никто даже не пикнул! – последние слова Соер проговорил с явной гордостью.
В отличие от людей, неспособных скрывать от пушистиков свои эмоции, друг другу антропоморфы, хоть и с трудом, свои чувства могли и не показывать. Именно так и поступал Соер, общаясь со своими пленниками. Но когда он, в процессе рассказа, начал увлекаться, эмоциональная непроницаемость стала, постепенно, с него сползать.
— Очереди я просто сказал, что аппарат сломался, и надо ждать. Затем направился в арсенал. Там я тоже вырубил дежурного, как следует, экипировался, закрыв склад на ключ, дезертировал. Пушистики, всё время сидели в лесу тихо, и, ни разу, за всё время моей службы, носа в город не казали. Поэтому расслабились мы конкретно. Так что я смог, без особых проблем покинуть часть в полном обмундировании. Я просто сказал, что отправляюсь на дежурство взамен заболевшего сослуживца. Никто проверять не стал.
На этих словах настроение рассказчика поменялось. Если в первой половине рассказа он хвастался, присматриваясь, как реагируют слушатели на его слова, то, с этого момента, он начал выплёскивать накопившееся возмущение:
— Я отправился на поиски того, кто смог понять какая сила скрывается в антропоморфах. И, самое главное, что не надо пытаться эту силу из них «выковыривать», как, в пустую, тужатся другие белохалатники. Что овладеть этой силой можно только в её естественной, совершенной форме. Я шел присоединится к гению, который, укрывшись в лесах, взращивает великую расу, что будет господствовать над миром.
На этих словах он сделал жест «рука-лицо», на секунду опустив оружие, но, тут же, спохватился, и, вновь, наставил на слушателей автомат.
— Как же я ошибался! Как насчёт гениального человека, так и насчёт совершенной формы обитателей Убежищ. Я обнаружил там пастуха, с подпасками, пасущего стадо имбицилов, способных только цветочки нюхать, да за бабочками гонятся.
— Не думал, что слабоумные способны построить в лесу целую инфраструктуру, — решился возразить ему Рыжик.
— Да, если б не Ранэк, они бы все там давно повыздыхали от болячек и голодухи!
— И что же, Ранэк лично им всё построил и обслуживает? Сам всё поддерживает в рабочем состоянии?
— При хорошей дрессировке, и животное научится работать.
— Не думаю, что было бы разумно ожидать от городских жителей обширных познаний по выживанию в лесу. Они все привыкли к совсем другим условиям жизни, но, за короткое время, сумели обучиться, и, совместными усилиями, живут в лесу, практически, на полном самообеспечении. Чего вы ещё от них хотите?
— Да они там все, — плюшки ручные! Разве это высшая раса?! Да они слабее людей. Случись хуманам застать их в убежище, они поднимут лапки кверху и сдадутся. О сопротивлении и не подумают. И это притом, что, средней силы, антропоморф, метая камни, с относительно близкого расстояния, при его силе, скорости реакции и глазомере, представляет собой более опасную боевую единицу, чем человек с огнестрельным оружием! Про партизанские действия и говорить не приходится.
— Это обусловлено их этическими принципами. Насилием ничего не добьешься.
— Идиотизм это, а не этика! Хуманы понимают только один язык, — язык силы!
— Любые агрессивные действия только разозлили бы их, и заставили более агрессивно действовать в ответ.
— Да один налёт на арсенал, находящийся на, утратившей всякую бдительность, базе, способен обеспечить оружием всех, способных держать его в лапах! И те несколько тысяч антропоморфов, после небольшого обучения обращению с ним, превратились бы в серьёзную боевую силу. Маскировкой и скрытностью они овладели на отлично, но тратят их совершенно впустую, — просто уклоняются от контакта с противником. Так войну не выиграть!
— Мы с людьми не воюем, — спокойным тоном возразил Рыжик на пламенные рассуждения Соера.
— А хуманы с нами, очень даже, воюют! Проводят рейды, один за другим. Берут пленных. А ответа не получают. Плюшки прячутся от них, словно дичь от охотника. В Убежищах не хватает инструментов и лекарств, не говоря уже о серьёзной технике. А ведь, захватив оружие, мы разгромим охранную базу в два счёта! И город наш. Тогда нехватка чего угодно будет устранена.
— А потом разъярённые люди сотрут вас в порошок.
— Напрасно вы воспринимаете меня как безумца. Я прекрасно осознаю пределы своих возможностей. Для разгрома базы, и рейда на город, за припасами, наших сил, более чем, достаточно. А потом, пусть бомбят лес! Успешная боевая операция послужила бы нам отличной рекламой.
— Рекламой?
— Да, вооруженные антропоморфы, — идеальная партизанская армия. Но, бесконечно прятаться по лесам, не самое лучшее занятие для существ высшего порядка. Для того, чтобы подняться в полный рост, нам нужна серьёзная производственная база, или, хотя бы, стабильный и надёжный источник поставок вооружения, и новобранцев. Есть люди, которые, в отличие от плюшек, очень ценят свободу, и готовы, даже, умереть за неё. Они, ни за что, не упустят возможностей, которые даёт антропоморфизация.
Соера прервал отец Арая:
— Если вы говорите о сепаратистах, то они, — религиозные фанатики, и уничтожат любого антропоморфа, оказавшегося в пределах их досягаемости, как «порождение Дьявола».
— Ошибаетесь. У них несгибаемая воля к победе, и уверенность в своей правоте, но, когда речь идёт о путях к, этой самой, победе, — они проявляют удивительную гибкость. Они просто объявят антропоморфизацию даром Бога, что обеспечит огромный приток новых воинов, желающих этим даром воспользоваться. Такая многочисленная армия высшей расы будет непобедима. Они станут свободными, и у нас появится своё государство.
— Ага, а потом это государство забросают атомными бомбами! – подал голос Мазалин.
— Кишка у них тонка, — ядерку применить. А, другими средствами, им победы не видать как собственных ушей.
— Если, даже, и получится, как ты сказал, ты для них, — иноверец. Зачем ты им? – не унимался чёрный лис.
— Для них трансформация в новинку. Они не знают ни как её произвести, ни как, наилучшим образом, использовать свои, новоприобретённые, силы. Им, определённо, нужен опытный консультант. Да и несколько тысяч натренированных воинов лишними никогда не будут.
— Чтобы стартовать, много ума не надо. Представил, каким хочешь стать, и вперёд! И берут они, к себе, только своих.
— Ты, я вижу, наших новостей насмотрелся. В жизни всё по-другому. У них много наёмников из разных стран, и верой своих помощников они, совершенно, не интересуются. Готовых же бесплатно воевать за их свободу, они примут как родных. Насчёт же старта, то это тебе стартовать легко. Ты мечтал о трансформации долгое время. А эти люди вообще о таком не задумывались. Как себя настроить на трансформацию, какую форму выбрать, — эта информация будет для них на вес золота! К тому же, ты не забывай, что, после старта, за трансформирующимся ещё и ухаживать надо, — это ещё одна тема для консультации. Про инструктаж, о боевом применении свойств антропоморфного тела, я, вообще, молчу.
— Ну, используют они тебя, и станешь ты им не нужен.
— Нет, они не такие. Своих партнёров они ценят.
— Ты так говоришь, будто имел с ними дело.
— Так и было. Свою срочную службу я проходил в Ночхистане. Наш командир имел дела с «Освободительной армией». Они, — хорошие ребята. Всегда соблюдают договор. Приятно с ними работать.
— Они же террористы! Они столько невинных людей убили! – возмутился Арай.
— Невиновных людей не бывает. Они поддерживают несправедливую систему, которая угнетает этот народ, и исправно служат ей. С точки зрения борцов за свободу, они, — враги.
— Но, ведь, они убивали даже детей!
— Детей? А что детей? Из этих детей вырастут, такие же, безынициативные, послушные винтики для несправедливой системы.
В комнате повисла долгая пауза, которую прервал Мазалин:
— Вот, самого, какой-нибудь, теракт затронет, — по-другому запоёшь!
— Если бы меня убили в одном из военных столкновений, или бомба, рядом со мной, взорвалась, — это было бы честно, и справедливо. На войне, как на войне.
Тут решил высказаться Рыжик:
— Вот, ты говоришь о борьбе за свободу, о справедливости. А как насчёт права на жизнь тех, кто не желал им зла, тех, кто даже о них не слышал?
— Право на жизнь не даётся, только потому, что ты родился. Его надо заслужить!
На это опять ответил Мазалин:
— Ну, про себя ты, наверняка, считаешь, что заслужил жить, да ещё и жить хорошо! Но вот, только, интересно, чем же? С твоими «борцами за свободу», плечом к плечу, «за справедливость», не сражался. Наоборот, участвовал в уничтожении сепаратистских бандформирований. И антропоморфом ты стал, отнюдь, не добровольно. Да, ещё и, был одним из тех, кто на нас охотился, и никакие угрызения совести, и размышления о справедливости тебя не посещали, пока тебя самого не коснулось.
— Да, я симпатизировал ночхистанцам, но это не моя родина, чтоб мне за них воевать. Насчёт справедливости, в этом случае, я уже сказал. Если же они станут одними из нас, — их родина станет моей. Да, стремление к комфортной жизни и к карьерному росту удерживали меня от трансформации. Поэтому было бы справедливо, если б я погиб в бою с антропоморфами. Но, так или иначе, я стал одним из тех, кому самой судьбой уготовано господствовать над низшими! И, уж тут, я не стану проявлять безвольность, и не уподоблюсь ручным зверушкам. Не стану я и «нянькой» для этих «зверушек», как Ранэк, и его ассистенты. Я возьму то, что принадлежит мне по праву, и посодействую восхождению антропоморфов (настоящих антропоморфов) к тому высокому положению, которого они достойны!
— И как только тебя, такого, ещё и полюбить умудрились?! – пробурчал Мазалин.
— У девчёнки оказался, на удивление, хороший вкус! Она пришла, с группой беглецов от людей, вскоре после моего прибытия. Она сумела оценить мои достоинства, и, даже, согласилась поменять свою трансформацию, когда настала её очередь.
Рыжика заинтересовали эти слова Соера, и он задал вопрос:
— Но, насколько известно, одного согласия недостаточно. Необходимо испытывать большую симпатию к своей будущей внешности. Как вам удалось её вызвать у вашей невесты?
— Мы, с Ранэком, разработали особую методику. Главное, — желание трансформироваться. Симпатию можно развить. Она хотела стать моей супругой, а, ещё, мы оба хотели детей, — вот стимул, чтобы ей стремиться синхронизировать со мной свой вид. Я много рассказывал ей, почему хотел стать именно антропоморфным оленем, а рассказывать я умею. Постепенно, ей, тоже, понравилась эта разновидность, и она сумела отказаться от намерения трансформироваться в антролису. Ещё она хотела стать безодёжной, — из тех, у кого и посмотреть-то не на что! Меня, само собой, такой вариант не устраивал, и я объяснил ей, что от такой красоты отказываться не стоит. Тем более что, с такой внешностью, она будет более привлекательна и желанна для своего мужа. В общем, вылепил я себе жену, по образу и подобию своему. Для Ранэка это был, лишь, интересный эксперимент, да, ещё один, способ угодить своим питомцам. Но я не Ранэк, я не позволю пропадать зря такому достижению. Теперь я владею методикой, позволяющей развивать склонность к трансформации у тех, кто ею не обладает. И найду ей более полезное применение, чем приведение влюблённых трансформирующихся к одному биологическому виду, — завершил Соер своё объяснение, едва не лопаясь от гордости.
— Интересно, ваша жена тоже разделяет ваши взгляды на…, так сказать, политику в отношении людей? – поинтересовался Акрэл.
До этого, рассказывая о своей жене, Соер, испытывал к ней симпатию, и некоторую теплоту, но, едва он услышал этот вопрос, от него повеяло холодом. О намерении скрывать свои чувства он, похоже, совершенно забыл.
— Вкус у неё хороший, но, по уровню интеллекта, она, — дура дурой, как и большинство из ранэкового зверинца. Стоило мне затронуть эту тему, как она, тоже, начала нести ихний пацифистский бред. Ну, ничего, не бабье это дело, — воевать. Их дело, — производить здоровое потомство. С этим она справляется, значит, польза от неё есть. Но, вот, сына моего превратить в ручную зверушку я не дам. Как только, малость, подрастёт, — займусь его воспитанием. Выбью из башки всю эту пушистиковую дурь, и выращу из него настоящего антропоморфа, — достойного наследника.
— И как же это тебя, — «настоящего антропоморфа», в убежище не раскусили? – спросил Мазалин.
— Зачем раскусили? Я своих взглядов не скрывал! Плюшки всё надеялись, что я их поменяю, и были на все сто уверены, действовать я не стану. Наивные!
На этих словах, Соер взглянул на свои наручные часы. По его реакции стало ясно, что время, выделенное на разговор с подопечными и их опекунами, истекло. Пафосным тоном, он продолжил:
— Кстати, о действиях. Как вы уже знаете, хуманы взяли то, что принадлежит мне. Я собираюсь преподать им урок, чтобы они, раз и навсегда, уяснили, что воровать у представителя высшей расы чревато жестокими последствиями. Сюда я пришел по двум причинам. Во-первых, мне нужно было безопасное место, чтобы подождать подходящего времени для осуществления моей миссии. Это время уже наступило. Во-вторых, я надеялся найти здесь настоящих антропоморфов, готовых сражаться за своё будущее.
В этот момент, Соер указал на Чинка и Арая, и окатил их таким презрительным взглядом, что оба отшатнулись.
— Вас двоих видно с первого взгляда. Единственное, на что вы способны, — выполнять функцию домашних любимцев.
Выдержав небольшую паузу, во время которой осматривал пушистиков с видом покупателя, которому очень не нравится товар, «настоящий антропоморф» продолжил, указав пальцем на Чинка:
— Ну, из тебя, при хорошей дрессировке, ещё может получиться послушная рабочая скотинка. А вот этот, — указующий перст Соера переместился на Арая, — полное ничтожество, из недоразвитых. Ничтожнее хуманов! И на старости лет будет выглядеть котёнком, — мечта педофила, блин! Тьфу, — даже смотреть противно!
С этими словами, Соер смачно сплюнул, прямо под ноги, объекту своей критики. Причём, умудрился проделать это, не самое благородное действие, с чрезвычайно аристократическим видом.
Стоявшие напротив него отреагировали по-разному. Сам Арай находился в крайней растерянности, плохо соображая, что происходит, и какие претензии этот чужак с автоматом к нему имеет.
Чинк, тоже, находился в шоке. Происходящее казалось ему каким-то, чрезвычайно, глупым, и нелогичным сном. Один из антропоморфов, — тех, кого Чинк привык, автоматически, считать своими вёл себя как ярый недоброжелатель. И какой ан
 

Всё не влезло. Вот продолжение:
Чинк, тоже, находился в шоке. Происходящее казалось ему каким-то, чрезвычайно, глупым, и нелогичным сном. Один из антропоморфов, — тех, кого Чинк привык, автоматически, считать своими вёл себя как ярый недоброжелатель. И какой антропоморф! Тот, у которого случилось несчастье, кого надо жалеть и утешать, сидит здесь, направив на Чинка оружие, и страшно оскорбляет его лучшего друга. Всё это не укладывалось в голове у зелёного белка.
Рыжик сохранял спокойствие.
Акрэл тоже сохранял внешнее спокойствие, но, в душе у него кипела холодная ярость. Он был готов убить самовлюблённого оленя. Мазалин свой гнев скрывать не стал, и зарычал на араева обидчика.
Чинк испугался, что Соер, в ответ, застрелит их обоих, но тому их реакция, даже, понравилась. Он их, не то чтобы зауважал, но перестал на них глядеть, как на пустое место.
Переведя взгляд на Рыжика, «приёмная комиссия в настоящие антропоморфы» изрекла:
— С тобой тоже всё ясно. Ты то же, что и ассистенты Ранэка. Мозги, вроде, в наличии, но пользоваться ими не умеешь.
Рыжик, в ответ, не сказал ни слова.
Но Соер от него ответа и не ждал. Внимание его переключилось на Мазалина.
— А, вот, кто ты ясно не совсем. Поэтому спрашиваю напрямую: Ты готов идти с нами, и бороться за свободу, или остаёшься с ними, — Соер пренебрежительно тыкнул пальцем на остальных подопечных, — ждать милостей от хуманов?
— Любопытно, как же ты собираешься бороться? – иронично спросил чёрный лис, — Учитывая, сколько у тебя последователей, большой популярностью твои идеи, в Убежищах, не пользуются. Никакой рекламы не будет, никакие террористы твоих услуг не захотят. Уж не втроём ли против всего человечества идти собираешься? Такой «армии» даже на один институт не хватит.
— О том, как я собираюсь получить назад своих самку и сына, я расскажу тебе, лишь, когда ты к нам присоединишься. Осуществление моего плана и будет демонстрацией нашей силы и серьёзности наших намерений. Это, конечно, несравнимо с захватом города, но, всё равно, заявка о себе будет серьёзной. После осуществления этой миссии, мы отправляемся к нашим потенциальным соратникам, и начинаем переговоры. Способ выхода на связь с ними довольно прост, для имевшего контакты в прошлом. Доказать выгодность нашего предложения тоже особого труда не составит.
Усмехнувшись, Мазалин ответил:
— Мой секретный план безупречен, — победа уже в кармане. С террористами, которых годами ищет сыскная служба, у меня тоже всё на мази. Аргументы просто убойные! – сделав паузу, уже серьёзным тоном, он добавил:
— Даже, если б у тебя был план, идеальный до мелочей, я бы с тобой не пошел. Я и сам не в восторге от людей, и, не против надрать задницу институтским, и лесным рейдерам. Но крошить в капусту первого попавшегося человека, как делают твои любимые беспредельщики, я не собираюсь. Даже тётку свою, которая меня достаёт сверх всякой меры, я пальцем не трону, потому что она делает это по своей тупости, а не со зла…
— Понятно, — такая же плюшка, только рычащая, — прервал его Соер, при этом, уже, обращаясь не к нему, а говоря сам с собой.
Поднявшись с кресла, олень обратился к своим помощникам:
— Нам здесь делать нечего.
После чего, продолжая держать обитателей дома на прицеле, направился к двери. Его спутники вышли первыми, Соер попятился за ними. Закрывая за собой дверь, он сказал на прощанье:
— Сидите здесь, пока мы не уедем. Любой, кто, до этого, покинет комнату, будет убит.
Но, находившиеся в гостиной, и не думали преследовать вооруженных антропоморфов. Когда за забором промелькнул краешек уезжающего авто, у многих их них, вырвался вздох облегчения. Маме Арая стало плохо, Акрэл, с сыном, повёли её в спальню. Остальные стали расспрашивать Таниса и Чапека. Сев на диван, они приступили к рассказу. Начал объяснение Танис:
— Как только мы узнали, что рейдеры кого-то поймали, мы, тут же, позвонили Ранэку.
— В убежище есть телефон? – удивлённо спросил Чинк, и добавил. — Его же там нечем заряжать!
— У Ранэка есть телефон и генератор, для его подзарядки. Он с нами, и с Акрэлом, поддерживал связь. Остальным про это не рассказывали, потому что желающих послать весточку родным нашлось бы много, а возможности сильно ограничены. В общем, позвонили мы, сообщили. Ночью раздаётся звонок, звонят из убежища. Звонивший представился помощником Ранэка, и сказал, что надо срочно встретится. Мы подъехали к месту встречи, эти трое попросили отвезти нас к Акрэлу, мол, важный нетелефонный разговор. Как только мы приехали, этот, что в плаще кутался, развернул его, а там автомат!
— Мы даже не предполагали, что может произойти такое! – Добавил Чапек.
— А у тех двоих топора с мечём тоже не заметили? – возмущённо спросил Мазалин.
— Мы подумали, что для самообороны. От зверей в лесу, или, если, военные засекут. Мы не знали, что, среди вас, есть такие, — с некоторым укором ответил ему Чапек.
— Вы, что, думали, что у нас там одни святые собрались? Это же элементарная осторожность! – не успокаивался тот.
— Мне конец! – сказал Танис, не обращая внимания на разбор полётов, — Они машину мою забрали. Они же с ней будут творить свои дела. Может, даже, ворота интститутские будут ею таранить. Полиция подумает, что я с ними заодно!
— Да, версии, что именно у «борца за права антропоморфов», они авто угнали, полиция явно не поверит. Тут не только тебе, а и всему «обществу» достанется, — сказал Рыжик, и добавил. – А тебе надо спрятаться, может, даже в Убежище. Советую заскочить домой, собрать вещи. Как обнаружат твою машину, домой заходить будет опасно.
— Одно хоть приятно, что, наконец-то институтские, хоть немного, да получат от Соера с компанией! – снова высказался Мазалин, — Сильно далеко они не прорвутся, но, с неожиданности, делов наделать могут. Потом, как охрана опомниться, их свинцом нафаршируют по полной программе. Куда уж им о дружбе с террористами мечтать?! Хех, представляю себе бородатого антропоморфа, с криком «Аллах акбар!», стреляющего из миномёта по БТРу!
— Да уж, если бы ночхистанцы антропоморфами сделались, то тогда б уже наши им священную войну объявили! – прокомментировал Рыжик.
— Ага, с серебряными пулями, и осиновыми кольями! – поддакнул чёрный лис.
— Может в полицию о них сообщить? – предложил Чинк.
— Да ты чё, белк! А может им ещё и про связь с Убежищем рассказать? Тогда нас, мигом, в подвал, к «бешеным», загребут. А араевых родителей в тюрьму посадят. Ты этого хочешь? Нет, это их война, которую они, сами же, начали. Вот сами пусть и расхлёбывают.
Тем временем, в гостиную вернулись Арай с Акрэлом. Севши в кресло, в котором, недавно, сидел Соер, Акрэл, со вздохом, сказал:
— Надо ехать к Ранэку. Мою машину бандиты, к счастью, не тронули.
— Зато моя у них! И, когда полиция про это узнает, мне не поздоровится. Я принял решение уйти в Убежище.
— Правильное решение, сказал отец Арая. — Авто, непременно обнаружат, и начнётся слежка не только за членами «борцов за права», но и за всем «Обществом защиты животных». Так что укрыться у знакомых будет трудно. Сначала заедем к тебе, только мы будем ждать тебя за полквартала. Нужно чтобы нас никто, из твоих соседей не видел. Соберёшь вещи, потом в Убежище…
Акрэла прервал сын:
— Папа, а это правда, что я никогда не выросту?
— Почему ты так решил?
— Ну, этот, который бандит, сказал, что я навсегда котёнком останусь.
Тут в разговор встрял Мазалин:
— Знаешь, Ушастик, я давно хотел сказать, но всё как-то к слову не приходилось. Но, раз ты сам спросил, ты, с момента трансформации ничуть не вырос, как был второклашкой, — так второклассником и остался. Я не про мозги, — соображаешь ты не как второклассник, но, по внешности, рост, голос, ну, и всё остальное… в общем, на свои шестнадцать ты никак не тянешь.
Акрэл продолжил:
— В институте сказали, что, судя по анализам, ты взрослеешь, только гораздо медленнее обычного. С Ранэком я тоже, насчёт тебя, консультировался. Он сказал, что это нарушение произошло из-за того, что ты начал трансформацию в очень раннем возрасте. Ещё сыграло роль то, что образцом для трансформации послужила картинка с, вроде бы, взрослим персонажем, но имеющим детские пропорции. Но, со временем, твоё развитие должно войти в норму, если, только, ты не задал себе навсегда остаться в детском виде, как сделали некоторые. Ты же такого не планировал?!
— Нет, пап. Я знаю, про кого ты говоришь. Они называются бэбифуры, но я не бэбифур! Честно! Они, конечно, смешные, и поболтать с ними забавно. Но стать взрослым дядькой, который ведёт себя как маленький, я никогда не хотел!
— Ну, тогда беспокоиться не о чём, разве что, росточком не выйдешь, а так всё будет в норме. – подытожил отец. – Пока меня не будет, периодически, заглядывай к маме.
Акрэл вышел из гостино, и, через время, вернулся с ружьём.
— Это зачем? – спросил его Арай.
— На всякий случай. Кто знает, что в Убежище, сейчас, твориться?
— Вы думаете там что-то вроде бунта? – спросил Рыжик.
— Нет, судя по словам Соера, кроме тех двоих, он сторонников себе не нашел. Но, в возникшей ситуации, оружие может пригодиться и сторонникам Ранэка. У них там пара ружей на все убежища. Соеров автомат был самым грозным оружием, что имелось в их распоряжении.
— А нам это ружьишко, тоже может пригодиться, если Соер, с компанией, вернуться надумают, — сказал Мазалин.
— Ты стрелять умеешь? – спросил его Акрэл.
— Нет, но, всё же, будет лучше, чем с голыми лапами.
— Если не умеешь стрелять, то будет лучше с голыми руками. Опытный солдат расправится с вами в два счёта. А так, хоть не будет воспринимать вас как угрозу. Но его возвращение крайне маловероятно. Он будет делать, что планировал, и если преуспеет, уйдёт из города.
Сделав людям приглашающий жест, Акрэл уходя, сказал пушистикам:
— Ну, всё, мы поехали. Будут новости, — звоните!

После отъезда Акрэла Таниса, и Чапека, антропоморфы, не переставали переключать с канала на канал, ожидая услышать сообщение о Соере и компании. Просмотрели несколько выпусков новостей. В них повторялось сообщение о поимке Соеровых родичей, но о нём самом ничего говорилось. Мазалин уже, выдвинул предположение, что Соер отменил освобождать своих, и начал опасаться, что он вернётся в дом Арая. Но тут, антропоморфы-воители, проявили себя. Идущая по городскому каналу, детская передача прервалась экстренным выпуском новостей.
На экране появилась взволнованная дикторша. На этот раз, её волнение было неподдельным.
— Антропоморфы из леса не оставили без ответа вчерашнюю поимку. И их реакция, поистине, ужасна! Трое вооруженных мутантов захватили заложников в детском саду «Росточек». Они требуют немедленно освободить пойманных, угрожая начать убивать детей. Подробней, с места событий, от нашего корреспондента.
На экране появился молодой репортёр, на фоне окруженного полицейскими машинами здания. Он хуже своей студийной сотрудницы сдерживал волнение, говоря немного сбивчиво:
-Преступники, изначально хотели привлечь к себе внимание. Свои действия они начали… с вызова полиции.
Он подошел к, стоявшему рядом, полицейскому, и дал ему микрофон. Полицейский находился в шоковом состоянии, но смог взять в себя в руки, и рассказал о случившемся:
— В 8:00 диспетчер принял вызов в детский комбинат. Говоривший представился заведующим и сообщил о хулиганских действиях совершаемых лицами, находящимися в состоянии алкогольного опьянения, на территории заведения. На вызов выехала наша патрульная машина. При приближении к зданию комбината, на нас было совершено нападение группы антропоморфов, до этого, находившихся в засаде на крыше одного из подсобных помещений. Обладая, превосходящей человеческую, физической силой, преступники завладели двумя автоматами, двумя бронежилетами, и рациями, тоже в количестве двух штук. После чего преступники направились в помещение детского сада.
После рассказа полицейского, слово опять взял репортёр. В этот раз, он оказался ещё более взволнован. Микрофон ходил ходуном в его руках.
— Террористы… потребовали к себе съёмочную группу… сейчас мы сможем увидеть… что происходит внутри, и… услышать требования непосредственно от них.
Репортаж не был прямым, поскольку, переход внутрь детского сада не был показан. Зато на экране высветилось предупреждение «Лицам с впечатлительной психикой убедительная просьба не смотреть!» . Сначала показали перепуганных детей, которые сбились в кучу посреди комнаты. Напротив них, у стены, в бронежилете, и с автоматом стоял заяц. Сбоку от детей стояли Соер с енотом. На тот момент, олень уже держал микрофон в лапах, и, как только камера оглядела комнату, начал говорить:
— Люди, вы взяли то, что принадлежит мне. Этого не следовало делать. Я требую немедленно вернуть мне мою самку, и моего сына. Если, через час, моё требование не будет выполнено, я начну, по одному, убивать ваших детёнышей. А чтобы вы не думали, что пушистик шутит, вот вам маленькая демонстрация:
Соер подал знак еноту. Тот взял одного из детей, и поставил перед камерой. Мальчик был шокирован, и никак на происходящее не реагировал.
— Что вы делаете!!! – закричала одна из воспитательниц, и бросилась отнимать малыша. Енот грубо отшвырнул её в дальний угол комнаты. Затем взял ребёнка за руку, и широко открыв пасть, положил её к себе в рот.
Чинк не мог смотреть на то, что будет дальше, и отвернулся от экрана. С него раздался детский крик, и, в тот же момент, такой же крик раздался и в гостиной, спустя секунду, сменившись шипением. Оказалось, Арай не отвернулся. Смотреть на него было не менее страшно, чем на экран. Зрачки его огромных глаз, практически вытеснили радужку, отчего глаза казались полностью чёрными. Шерсть у котёнка стояла дыбом, большие уши прижаты к голове, а поджатые лапы сильно тряслись. На мордочке застыла гримаса сильнейшего страха. Арай, всё время, повторял:
— Какой ужас!-какой ужас!-какой ужас!...
С экрана, тем временем, донеслось:
— Можете забрать! Мне жертвы не нужны, пока что… Но учтите, если мои требования не будут исполнены, жертвы будут.
В подтверждение слов своего главаря, стоявший рядом и утиравший рот, енот оскалился и зарычал, прямо в камеру.
— Молодец Спанки! – сказал Соер, и, потрепав своего помощника по голове, стал чесать его за ухом.
Енот присел, чтобы Соеру было удобней его гладить, и улыбнулся. Учитывая то, что он только что сделал, эта миловидная улыбка нагнала больше жути, чем, предыдущие, оскал и рычание.
— Вот кто настоящие монстры! – сказал Мазалин, — И это чудище, ещё, предлагало к ним присоединиться!
Соер продолжил:
— Теперь подробнее о требованиях. Мою семью доставьте вертолётом. Он должен приземлиться, ровно через час, напротив этого окна. Посадка сложная, но погода безветренная, так что ничего сверхъестественного нет. И чтобы без сюрпризов! Один из моих ассистентов пойдёт проверить, и, только тогда, мы пересядем в вертолёт. Один из детей полетит с нами. Если за нами не будет погони, приземлившись в лесу, мы оставим его в вертолёте. Никакие объяснения задержки вроде «вертолёт сломался», «топлива нет» у меня не пройдут. На загородной военной базе всегда находятся, в полной готовности, десять вертолётов. И горючее доставляется туда регулярно. Время пошло.
Репортаж завершился, дальше пушистики выпуск новостей смотреть не стали. Все начали успокаивать Арая.
— Ты зачем это смотрел?! – спросил его Рыжик.
— Я… я не знаю! Это было так страшно! Он… он… — дальше Арай заплакал. Рыжик прижал его к себе, а Чинк стал гладить котёнка по голове, и чесать за ухом, что имело на антропоморфов успокаивающий эффект.
Наконец, после долгих утешений, Арай успокоился. И, сквозь, ещё не просохшие, слёзы, сказал:
— Надо позвонить папе.
Он снял с пояса телефон, и активировал номер отца. Рыжик взял у него телефон со словами:
— Я ему всё расскажу. Ты, ещё, не как следует, успокоился.
Прошла почти целая минута, пока Акрэл взял трубку. Рыжик стал рассказывать:
— Соер не стал штурмовать институт. Он поступил по примеру своих любимых террористов, — захватил детский сад. Угрожает убить детей, если ему не отдадут семью, и не предоставят вертолёт.
— Скажи ему, что надо что-то делать! – прокричал Арай, — Он же их, всех, убьёт!
Но Рыжик ничего больше не сказал. Теперь он слушал, периодически кивая головой, и, подтверждая, что понял сказанное. Наконец, он сказал в мобильник:
— Хорошо. Будем держать вас в курсе событий.
Завершив разговор, он стал объяснять Араю:
— Они ничем не могут помочь. После того, что произошло, солдаты, едва завидев антропоморфа, будут стрелять. Придётся полиции своими силами решать эту проблему.
— А если поговорить с ними? Своих он послушает! – не сдавался Арай.
Ему ответил Мазалин:
— Ушастик, он всех, кто не боевик, ни за что держит. Он всех нас презирает. Ранэка в том числе. Никто не сможет его уговорить.
Арай смирился с тем, что антропоморфы из Убежища не прийдут разбираться с антропоморфами-террористами.
Тем временем, Чинк спросил у Мазалина так, чтобы Арай не слышал:
— А… тот енот… он, что… тому мальчику руку откусил?
— Нет, не откусил, но, похоже, перелом сделал… зубами. Но дитё не мучилось, пацан, сразу, в обморок упал, его, тут же, забрали.
В это время зазвонил мобильный на поясе у Рыжика.
— Слушаю, да, в курсе, — сказал тот, немного послушав, он ответил, — Не поможет. Он меня не послушает. Вам лучше выполнить его требования, — затем долго слушал ответ с той стороны, всё сильнее хмурясь, — Хорошо, ответил он, наконец, — Я сделаю всё, что смогу. Я в гостях у Арая. Готов отправляться прямо сейчас.
Окончив разговор, Рыжик стал рассказывать:
— Звонили из института…
— Что?! Они там ещё кочевряжатся?! Им на детей, совсем начхать? – не дослушав, возмутился Мазалин.
Рыжик продолжил:
— Они, вчера, сразу, пропустили супругу Соера через «вопящую комнату». Она, плохо перенесла этот тест, и, сейчас, в тяжелом состоянии. Если Соер увидит её такой, — он устроит бойню.
— Совсем озверели! Вот так с ходу, не дав опомниться! – прокомментировал услышанное Мазалин. – Впрочем, он её так «любит», что не особо огорчиться, хотя, может и рассвирепеть, что сломали его вещь!
Сделав паузу, Мазалин стал расспрашивать:
— И что ты собираешься ему говорить? «Извини, но жену твою, в институте, замучили малость! Не изволишь подождать денёк-другой, пока её в порядок приведут?»
— Постараюсь успокоить его, чтобы спокойней на это отреагировал. Жену с ребёнком ему отдадут. И вертолёт будет. Ещё попробую уговорить его, вместо детсадовского ребёнка, взять с собой, в заложники, мэра города, или Нэйриса из института. – ответил Рыжик.
— Нэйриса? – переспросил Мазалин, — Ох, что-то не верится мне, что начальничек наш захочет рисковать своей драгоценной шкуркой!
— Таково их предложение. Об этом буду с Соером говорить. Сейчас за мной приедут. – закончил разговор Рыжик.
— Что ж, думаю, идея получить в свои лапы начальника института Соеру понравится. Может, на радостях, он тебя и не пристрелит, – на этих словах, Мазалин спохватился, что сказал лишнее, и добавил. — Успехов! Мы будем болеть за тебя.
Это поспешили подтвердить все остальные.
Спустя пару минут, за Рыжиком приехали из института на большом джипе, который приезжал ловить Чинка. Рыжик не стал дожидаться, пока институтские зайдут в дом, и сам вышел к ним. Машина повезла его к месту событий.
Пушистики, с нетерпением, ждали развития событий. Но, по новостям крутили одно и то же, — описание захвата детского сада, и то, как Соер выдвигает свои требования. Новый спецвыпуск новостей, точнее его содержание, был для них полной неожиданностью. Диктор, со скорбным видом, сказал:
— Только что, завершилась операция по ликвидации террористов-мутантов. Вся банда полностью уничтожена, но успешной эту операцию можно назвать с трудом. Подробнее в нашем репортаже с места событий.
Снова на экране появилось здание детского сада. Показали, как выходят дети. Некоторых выносили на носилках перевязанными. А, у самого выхода, в санитарную машину начали погружать чёрные полиэтиленовые мешки. Несмотря на освобождение детей, атмосфера была гнетущей.
Тот же самый репортёр сообщал:
— Только что завершилась операция. Монстры погибли все, но и у полиции крупные потери. Погибло одиннадцать человек. Ранено ещё восемь человек, среди них дети, которых задело отрекошетившими пулями. Мы засняли как это было.
На экране, опять возник этот репортёр, который сообщал:
— Полиция решила устроить переговоры. Для этого был задействован один из подопечных, с низким уровнем атавизмов, — такие пользуются у антропоморфов большим авторитетом. Вот, вы видите, как он входит в здание. Как там пойдут дела, мы можем только догадываться.
В это время на крыше появились солдаты, другая группа перебегая от дерева к дереву, стала продвигаться к окнам. Репортёр всё это возбуждённо комментировал:
— Ой, смотрите! Полиция решила не ждать окончания переговоров, и перейти к штурму.
Тем временем, солдаты стали быстро спускаться с крыши на тросах, а подобравшаяся довольно близко к зданию наземная группа устремилась к окнам со всех ног. Спустившиеся сверху, разбили стекло, и, начав стрелять, проникли в окна. Наземные бросились за ними. Слышалась оживлённая перестрелка.
Пушистики, с замиранием сердца, следили за происходящим. Наконец, стрельба утихла. Сюжет окончился. Репортёр стал подводить итоги:
— Вооруженные антропоморфы оказались крайне опасны. Чтобы их обезвредить, пожертвовали своими жизнями одиннадцать человек. К счастью, большинство детей целы и невредимы, другим повезло меньше, — они получили ранения. Врачи оценили их как ранения средней тяжести. Но, всё же, их шансы, на выздоровление, очень высоки. Антропоморф, направленный вести переговоры, остался цел. Этот день человечество запомнит надолго.
Подопечные ждали Рыжика, казалось, бесконечно долго. Наконец, его привёз тот самый джип, который и забрал. Пришел Рыжик растрёпанней Мазалина. Его состояние ярко свидетельствовало о пережитом.
— Ну, не томи нас. Рассказывай, что там было?! – с нетерпением стал расспрашивать Мазалин.
— Ну, что тут рассказывать? – сказал Рыжик, — Рассказывать, собственно, и не о чём. Меня обманули. Не собирались они с Соером договариваться. Это был отвлекающий манёвр. Но должен сказать, этот манёвр сработал. Соер с сообщниками отвлеклись на разговор, и начало штурма оказалось для них неожиданностью. К счастью, они забыли про детей, и полностью сосредоточились на солдатах. Про сам штурм рассказать много не могу. Я в этот момент бросился на пол, и ничего вокруг не видел.
Немного помолчав, Рыжик продолжил:
— Элементарно, но сработало полностью! Мне всё сообщал работник института, который думал, что переговоры, на самом деле будут. Я ничего не заподозрил, и поверил. Соер увидел, что я, на полном серьёзе, веду переговоры, и расслабился (я ж сразу ему сказал, что жену и ребёнка к нему доставят, только хотят договориться о замене заложника в вертолёте). Начало штурма было внезапным, и для них, и для меня. Ох, заварил Соер кашу! Как будем расхлёбывать, — не знаю! – завершил Рыжик свой рассказ, и обессиленный опустился на диван.

 

Классная повесть! Продолжение будет?
 

Спасибо.) Будет окончание.
 

Ок! Давай! С большим интересом почитаем.